«prism» формально односложны, поскольку так произносятся по-французски (т. е. эта часть этих слов, поскольку во французском существует немое «е»); но на деле у большинства англичан, когда они произносят «rhythms», появляется призвук гласного, так что про английский вполне допустимо написать строчкой белого стиха: «The unheard rythms that sustain the world»[253] .
Таково мое убеждение, и никакие Фоулеры в мире его не изменят. Я только надеюсь, что будущие лексикографы впредь не будут «фоулить»[254] язык в этом направлении, иначе пришлось бы написать такие строчки:
O vizhn! O pashn! m’d’tashn! h’rr’p’lashn!
Why did the infern’l Etern’l und’take creash’n?
Or else, creat’ng, could he not have afford’d
Not to allow the Engl’sh tongue to be Oxford’d?[255]
О видение! О страсть! Размышление! Здесь, где скопление!
Для чего инфернальный Вечный предпринял творение?
Или, творя, разве не мог он позволить
Или же разрешить английскому стать Оксфордским?
P. S. В книге (у Гамертона[256] ? у кого-то другого, не помню) проводилось различие между английским и французским языком и говорилось, что английский тяготеет к тому, чтобы переносить ударение на первый или ближайший к началу слог, проглатывая остальные, французский наоборот, так что, когда англичанин хочет сказать «strawberries», он на самом деле говорит «strawb’s». Тут есть некоторое преувеличение, но тем не менее.
Вопрос: Конечно, язык не во всем подчиняется законам логики. Думаю, изначально, исконно, он развивается изнутри, и, несмотря на все волапюки и эсперанто, естественные языки будут продолжать развиваться. Но мне хотелось бы задать вам несколько вопросов в связи с вашим негодованием на Фоулеров. Поэтическое прочтение слова не может быть принято за современную норму произношения, не так ли? Как вы показали сами, «treason» и «poison», односложные в прозе, а также в разговорной речи, в стихах могут прочитываться как двусложные; у Шелли трехсложным стал «evening», а Х. делает двусложным даже «realm», хотя «precious» и «conscious», насколько мне известно, еще никто не произносит как трехсложные. Вместе с тем, если верить вашему любимому словарю Чемберса и моему дорогому краткому Оксфордскому, «evening», «precious» и «conscious» – слова трехсложные, а «realm» – односложное. Я упоминаю об этом различии между поэтическим и обычным произношением не потому, что хочу лишить слово «meditation» всей его долготы, а «vision» – половины его красоты, поскольку мне кажется, что словоупотребление у Шелли, Теннисона или любого другого поэта ничего не значит для разговорного языка. Разговорный английский меняется в большей степени, чем письменный английский; даже приведенная вами строка из Шекспира в его времена, возможно, читалась иначе, чем ее сейчас читаете вы, поскольку в «meditation», как и в «passion», «fashion» и, вероятно, в «vision», часто, если не всегда, произносились все гласные, и для елизаветинского уха четвертая стопа в этой строчке могла самым естественным образом прочитываться анапестом:
In mai | den me | dita | tĭŏn f-an | cy free.
Когда вы говорите, что, насколько вам лично известно по вашему опыту жизни в Англии, как северной, так и южной, вы ни разу не зафиксировали односложное «vision», тут мы поставлены на более твердую почву, однако в самом названии Краткого Оксфордского словаря специально оговаривается, что это словарь «современного английского языка» – не ставит ли это всё на свои места? В конце концов, это вполне серьезная работа и, насколько я могу судить, достаточно уважаемая. Если бы там были ошибки, как вы говорите, настолько очевидные, то разве это не вызвало бы общего протеста? Или разговорный язык так изменился со времени вашего отъезда из Англии? Это не ирония – мне просто любопытно. R. S. Ваши восклицательно-вопросительные элегические иллюстрации тех трудностей, с какими мы должны столкнуться, если Фоулерам будет дозволено безнаказанно раскинуть свои сети, очень забавны. Но, боюсь, английский язык имеет тенденцию к стяжению гласных, по крайней мере, конечных; и разве не может быть, что Оксфордский словарь почел за необходимость запечатлеть – отчетливо и авторитетно – ту степень, какой достигла эта тенденция, в одних случаях более определенно, в других менее, но однако заметно? Вокализованное во времена Спенсера[257]«e» в суффиксе «-ed» сейчас чаще всего не произносится; трехсложный суффикс «-ation» с тех «пространных времен» стал на один слог короче, а «treason», «poison» и «prison», все имеющие во втором слоге гласную, если произносить их полную форму, в устной речи сократились до односложных – таким образом, если «passion» и «fashion» сократились вследствие естественной тенденции к стяжению, утратив свое елизаветинское звучание, как и «meditation», то следовало ожидать, что то же самое постигнет и слова с суффиксом «-ation» вроде «vision», «scission» и им подобные. Но если повседневная речь фиксирует стяжения, то это не означает, что эти слова навсегда утрачены для поэзии. Что вы думаете об этом?
Ответ: Где, черт возьми, я написал, что «treason» и «poison» односложные слова или что употребление их как двусложных является прерогативой поэзии? Не будете ли вы любезны процитировать место, где я сделал такое удивительное и глупое предположение? Я вполне определенно сказал, что это двусложные слова – как «risen, dosen, maiden, garden, laden» и еще тысяча подобных им слов, какие никому не придет в голову (по крайней мере, до тех пор, пока мир не сошел с ума) назвать односложными. Вот уж действительно – как я сам и показал! После того, как я долго объяснял про отсутствие полной формы гласного «e» в суффиксе и стяжение в этих словах, которые произносятся не как «maid-en», а «maid’n». Но делать из этого вывод, будто я считаю их односложными или же допускаю, что Шекспир, Шелли, а также любой другой поэт, кто читал их как двусложные, были от рождения слабоумными, которые не знали правил «разговорного» произношения или пользовались прерогативой поэзии всякий раз, где бы ни написали «garden, maiden, widen, sadden» и так далее – означает слишком дать волю воображению. Я считаю, что эти слова двусложные и что поэты, которые так их и читают (не по случайному волеизъявлению, а всегда) и для которых это норма, являются здесь намного большим авторитетом, чем любой самый великий и самый важный составитель всех словарей на свете. Разумеется, поэты пользуются своим правом свободно обращаться с языком, порой удлиняя слова, но это исключительные случаи; а объяснять нормальное употребление слова в поэтическом тексте как постоянно повторяемую поэтическую прерогативу было бы «wooden-headedness»[258] (вот вам пять слогов, пожалуйста). Что это слова двусложные, подтверждается также тем фактом, что «saddened» и «maidenhood» нельзя трактовать иначе, кроме как соответственно двусложное и трехсложное, хотя, как я полагаю, произношение «saddened» может быть зафиксировано в словаре как «saddnd». Словарные определения или же словарные теории не могут перечеркнуть живые факты языка.
Не знаю, почему вы говорите о моем «любимом» Чемберсе. Ваше пристрастие к Оксфордскому словарю не имеет уравновешивающего моего пристрастия к Чемберсу или какому-либо другому лексикографу. Я не могу с уверенностью назвать тот или иной словарь безупречным, или непогрешимым, как Папа, авторитетом в области произношения. Это вы цитировали различные трактовки у Чемберса и в Оксфордском словаре, а не я. Кажется, вы и впрямь считаете, что для британской публики Фоулеры стали в вопросах языка этаким двуглавым Папой Римским, и никто не может оспорить или подвергнуть сомнению то, что они диктуют, – лишь один я, потому что старомоден и живу в Индии. Разрешите заметить, что произношение пока что не повсеместно принятая догма, как католицизм. Фоулеры, кажется, в самом деле вообразили себя кем-то в этом роде, возглашая свои истины с папской надменностью, предавая проклятию всех, у кого есть другое мнение, и либо отделываясь от них парочкой фраз, либо вовсе не принимая во внимание. Но у них нет таких полномочий. Что такое современный разговорный английский? В смысле произношения, то для огромного большинства слов такового не существует и это знает любой англичанин – люди с одинаковым образованием произносят одно и то же слово по-разному и иногда бывает более чем два варианта произношения. Сейчас принято говорить: «еither – neither»[259] , но также существует не менее распространенный вариант: «eether – neether». «Th» также произносится по-разному: как мягкое «d» или мягкое «t» или как «th» – и так далее. Если сейчас оксфордское произношение слов «vision» и «meditation» стало общепринятой нормой, то значит, со времен моей молодости путаницы стало больше, поскольку тогда все по крайней мере одинаково произносили «vizhun» и «meditashun», как до сих пор произношу и впредь буду произносить я. Если другие варианты и были тогда, то только среди необразованных людей. Но вы говорите, что мое произношение устарело, поскольку английский с тех пор изменился не меньше, чем со времен Шекспира. Но должен вам напомнить, что вы сами обратились к Чемберсу и привели его «vizhun», и я, следуя вашему примеру – а не своему предпочтению, – также могу привести «summation»[260] , произношение которого там указано: «summashun», а не «-shn». Последнее издание Чемберса вышло в 1931 году, но его издатели не посчитали своей обязанностью отметить такое заметное изменение в языке, как появление «-shn» вместо «-shun». Неужели язык так изменился после 1931 года? Более того, в недавних дебатах о нормативном произношении ВВС решения Комитета Бернарда Шоу яростно оспаривались – если авторитет Фоулера и Оксфорда в сфере современного языка для британцев не ниже, чем папский (Комитет как раз пытался с помощью радио устанавливать современные произносительные нормы), то разве не было бы достаточно лишь процитировать Оксфордский словарь, чтобы в ответ наступила полная благоговейная тишина?