Наши критики утверждают, что весь корпус индийской культуры отмечен печатью именно такой несостоятельности. На Западе уже давно сложилось впечатление, будто индуизм есть целиком метафизическая, устремленная в потустороннее система взглядов, мечтания о чем-то за пределами земного и пренебрежение к тому, что есть здесь и сейчас; мрачное ощущение нереальности земного бытия и опьяненность Бесконечным заставляют его отвернуться от благородства, полнокровия и величия человеческих стремлений и земных трудов. Пусть индийская философия возвышенна, пусть пылок индийский религиозный дух, пусть прочна, симметрична и стабильна ее древняя социальная структура, пусть по-своему хороши индийское искусство и литература, но нет во всем этом соли жизни, дыхания силы воли, страстного стремления жить. Новый Аполлон от журналистики, наш Арчер, направивший свои стрелы на змеиные кольца индийского варварства, не перестает твердить об этом. Но если это справедливо, значит Индия и не могла дать миру ничего великого, влить животворную силу в человеческую жизнь, породить людей могучей воли, сильные личности, жизненные фигуры в искусстве и поэзии, в архитектуре и скульптуре. Именно это ничтоже сумняшеся и излагает адвокат дьявола в недвусмысленных терминах. Он сообщает нам, что для этой религии и философии характерна общая недооценка жизни и земных трудов. Жизнь выглядит безбрежным пространством, в котором поколения вздымаются и опадают так же безвольно и бесцельно, как волны в океане, роль личности сведена на нет, один только Гаутама Будда, великий человек, который, впрочем, «возможно, никогда не существовал», составляет единственный вклад Индии в мировой пантеон, ну можно еще добавить сюда и бледный, безликий образ императора Ашоки. Образы индийской драматургии и поэзии – это нереальные гротескные персонажи или марионетки, управляемые сверхъестественными силами, индийское искусство не связано с реальной жизнью – таков жалкий итог индийской культуры. Всякий, кто знает и чувствует индийскую литературу, кто изучал историю, кто исследовал цивилизацию Индии, увидит в этой оценке грубейшее искажение, злобную карикатуру, нелепую ложь. Однако, на самом деле, таково представление об Индии, сложившееся у европейца, изложенное здесь в крайней и бессовестно примитивной форме, следовательно, как и в предыдущих случаях, мы должны постараться понять, почему разные глаза видят один и тот же объект в совершенно разных красках. В основе – все то же фундаментальное непонимание. Индия жила богатой, блистательной, прекрасной жизнью, но цель этой жизни была отличной от той, которую поставила перед собой Европа. Идея и план жизни оригинальны и единственны в своем роде, они отвечают индийскому темпераменту. Ценности индийской жизни достаточно трудно понять со стороны, напротив, невеждам легко толковать их в превратном свете именно потому, что они слишком возвышенны для обыкновенного, неподготовленного ума и могут оказаться вне пределов его понимания.
Для оценки жизненных ценностей культуры необходимо понимание трех факторов. Прежде всего, это изначальная концепция жизни, затем формы, типы и ритмы, заданные жизни культурой, и наконец, это вдохновение, энергия, сила воплощения в жизнь мотиваций, их проявление через реальную жизнь людей и общества, процветающего под воздействием данной культуры. Сейчас мы, индийцы, очень хорошо знакомы с европейской концепцией жизни, поскольку наши мысли и усилия затемнены ее тенью – если не заполнены ее присутствием. Мы изо всех сил старались ассимилировать все то ценное, что смогли обнаружить в ней, даже реорганизовать себя, в особенности политику, экономику и внешнее поведение, подражая ее формам и ритмам. Европейская концепция заключается в ориентации на Силу, проявляющую себя в материальной вселенной, и Жизнь в ней, едва ли не единственным распознаваемым смыслом которой является человек. Этот антропоцентрический подход не изменился от недавнего усиления роли Науки на фоне тусклого безразличия механической, лишенной сознания Природы. Что касается человека, выделяющегося, таким образом, своей уникальностью из инертности Природы, то весь смысл Жизни заключается в том, чтобы он обрел свет и гармонию через упорядочивающий разум, эффективную рациональную силу, украшающую бытие красоту, высокую утилитарность результатов, жизненные радости и экономическое благосостояние. Свободная сила индивидуального эго и организованная воля эго корпоративного выступают в качестве необходимых факторов. Они очень важны для европейского идеала: развитие личности и эффективно организованная национальная жизнь. Обе силы росли, рвались вперед, подчас выходили из-под контроля. Именно им обязана Европа неспокойным, часто бурным движением своей яркой истории, богатством своего литературного и художественного творчества. Наслаждение жизнью и силой, галоп эгоистических страстей и жизненных радостей стали постоянной, ярко выраженной мотивацией Европы. Ей противостоит противоположная тенденция, стремление направлять жизнь при помощи разума, науки, этики и искусства, где мотивацией является стремление к сдерживающей и гармонизирующей утилитарности. В разные времена брали верх то одна, то другая мотивация. Христианская религиозность внесла собственную тональность, повлияла на одни тенденции, углубила другие. Каждая эпоха и каждый период вносили в первоначальную концепцию свой вклад и силу, обогащая и усложняя ее. В настоящее время восторжествовало чувство корпоративной жизни, которому служит и идея великого интеллектуального и материального прогресса, усиления роли политической и социальной организации на научной основе. Вырабатывается идеал разумной утилитарности, свободы и равноправия или же идеал жесткой организованности и эффективности, скрупулезного и целенаправленного сосредоточения всех возможных сил в упорном непрерывном продвижении ко всеобщему благоденствию. Внешне это стремление Европы выглядит ужасающе поверхностным и механистичным, однако обновленная сила более гуманной идеи снова пытается пробить себе путь, так что, возможно, вскоре человек откажется быть прикованным к колесу им же созданной машины и подчиняться ее требованиям. Во всяком случае, тому, что происходит на нынешней фазе развития, не стоит придавать чрезмерного значения. Общая и постоянная европейская концепция жизни сохраняется – в своих рамках это концепция великая и жизнеутверждающая, но несовершенная, узкая в своей верхней части, придавленная тяжелой крышкой, неширокая по охвату, чересчур приземленная, но вместе с тем вдохновляемая сильным и благородным чувством.
Индийская концепция жизни исходит из более глубинного центра и направлена к совершенно иной цели, к которой она приближается не столь очевидным путем. Особенность индийской мысли в том, что она усматривает нечто более глубокое, нежели форма и даже сила, в поиске духа вещей. Особенность индийской воли к жизни в том, что она не чувствует себя удовлетворенной, приближающейся к совершенству, не находит даже временного удовлетворения, если не обнаруживает истину духа и не начинает жить ею. Индийская концепция мира, Природы и существования носит не физический, но психологический и духовный характер. Дух, душа, сознание не просто выше инертной материи и сил, лишенных сознания – они предшествуют всему этому и порождают все это. Все есть энергия или орудие скрытого духа, сила, которая движет миром, – это сознательная Воля, а Природа является ее орудием. Материя – это тело или поле сознания, скрытого в ней, материальная вселенная – форма и движение Духа. Человек не просто живое существо, наделенное умом, рожденное из Материи и вечно подчиненное законам физической Природы, но дух, обретший себе жизнь и плоть. Глубинная суть индийской культуры – в вере в эту концепцию бытия, стремление жить ею; она есть теория и практика этого стремления, надежда в конечном счете освободиться от ума, ограниченного жизнью и материей, ради более высокого духовного сознания. В этом вся суть пресловутой индийской духовности. Очевидно, что эта концепция весьма далека от доминирующей европейской идеи, она отлична даже от христианской концепции в том виде, который та приобрела в Европе. Однако это никоим образом не означает, будто индийская культура отрицает реальность жизни, не преследует материальных или жизненных целей и ничего не желает делать для улучшения реальных условий человеческого существования. Невозможно представить себе, чтобы концепция такого типа не давала человеку мощного побудительного мотива для земных трудов. Разумеется, материя, жизнь, разум, форма рассматриваются только как силы духа, самостоятельной ценностью не обладающие, – ценен Дух, в них сокрытый, атмартхам, все существует ради сокровенного «Я», сказано в Упанишаде, и именно в этом состоит индийское мировоззрение. Но оно не обесценивает реальность, скорее, напротив, стократно увеличивает ценность всего. Формы и тело приобретают колоссальное значение, если предстают вместилищами Духа и поддерживают его ритмы. В древней Индии человеческая жизнь не считалась чем-то порочным или низменным, напротив, она считалась самым великим из известного нам, как смело сказано в Пуране, «ее желают даже боги на небесах». Использование сокровищницы мощнейшей энергии нашего ума, нашего сердца, нашей жизненной силы, нашего тела – вот средства, которыми дух открывает себя и возвращается к присущей ему беспредельной свободе и власти. Ибо когда ум, сердце и интеллект поднимаются к свету и силе, они выводят воплощенную жизнь к той точке, откуда ей открывается еще более великий свет, еще более великая сила из иных пределов; индивидуальный ум расширяется до огромного универсального сознания и возвышается до духовной трансцендентности. По крайней мере, эти идеи уж никак нельзя считать ни бесплодными, ни мрачными: они возвеличивают жизнь человека и делают ее логическое завершение чем-то богоподобным.
Достоинство, которое придавала человеческому существованию ведическая мысль, а также мысль классического периода индийской культуры, превосходит все западные концепции человека. Для Запада человек всегда был только эфемерным творением Природы или душой, которую при рождении вдохнул в него своевольный Творец, вынужденной искать себе спасения в невыносимых условиях, скорее всего сулящих ей вечное горение в мусорной яме Ада, как не пригодной ни к чему иному. Максимум, что может сделать человек, это возвысить себя разумом и волей в попытке стать лучше, чем его сотворили Бог или Природа. Концепция, предлагаемая нам индийской культурой, куда более благородна, она вдохновляет и дает мотивацию великой идеи. Человек, по индийскому представлению, это дух, окутанный действием энергии, движущийся к открытию своей сути, способный приобщиться к Божественному. Он есть душа, которая через Природу возрастает до осознания себя, он есть существо божественное и вечное, он вечно бегущая волна Бога-океана, негасимая искорка высшего Огня. По своей глубинной реальности он тождествен той невыразимой Трансцендентности, из которой вышел, и выше тех богов, которым поклоняется. Естественная полуживотная тварь, какой он временно кажется, не составляет всю его сущность, более того, это не его подлинная суть. Его глубинная реальность – это божественная Душа или, по меньшей мере, динамичная и вечная ее частица; найти ее и превзойти свое внешнее, кажущееся, естество есть великое свершение, на которое он единственный способен из всех земных существ. Он обладает духовной способностью перейти к высшему, кульминационному состоянию человечности – и индийская культура предписывает ему это в качестве его первейшей цели: не оставаться в первоначальном, грубом, неразвитом состоянии, в каком живет большинство людей,