agne yaviṣṭha), владение Словом, провидчество, совершение труда жертвоприношения, верное движение по великому пути, ведущему, как мы увидим, в мир Истины, в широкое и светозарное блаженство. Маруты даже описываются (X.78.5) словно «Ангирасы с их саманами (гимнами), те, кто принимает все формы», viśvarūpā aṅgiraso na sāmabhiḥ.
Все это действие и продвижение становится возможным с приходом Уши, Зари. Уша также описывается как aṅgirastamā (самая ангирасовая), а кроме того, и как indratamā (самая индровая). Энергия Агни, энергия Ангирасы проявляется как в молнии Индры, так и в лучах Зари. Можно процитировать два отрывка, проливающие свет на этот аспект энергии Ангирасы. Первый – это стихи VII.79.2, 3: «Зори зажигают свои лучи на границах неба, они трудятся, как люди, взявшиеся за работу. Твои лучи устраняют тьму и простирают Свет, будто солнце распахивает руки. И стала (или явилась) Уша лучшей в силе Индры (indratamā), изобильная, породила вдохновения знания для нашего легкого продвижения (или для нашего блага); богиня, дочь Небес, лучшая в блеске Ангирасов (aṅgirastamā), наделяет своими богатствами совершающего благие труды». Богатства, которыми изобильна Уша, не могут быть ничем иным, кроме как благами Света и Силы Истины; исполненная силы Индры, силы божественного озаренного разума, она дарует вдохновения, идущие от этой силы (śravāṁsi), которые ведут нас к Блаженству; а блистающей пламенной силой Ангираса, заключенной в ней самой, она наделяет своими сокровищами тех, кто, верно исполняя великий труд, истинно продвигается по пути, itthā nakṣanto aṅgirasvat (VI.49.11).
Второй отрывок – из гимна VII.75: «Заря, рожденная в небе, силой Истины открыла (завесу тьмы), восходит она, являя ширь (mahimānam), она устранила прочь покровы недругов и тьмы (druhas tamaḥ) и все, что нерадостно; лучшая в блеске Ангирасов, она являет пути (великого странствия). Пробудись, о Заря, сегодня для нас ради продвижения к широкому блаженству (mahe suvitāya), даруй (свои богатства) ради широкого состояния восторга, утверди в нас яркое богатство (citram), несущее вдохновенное знание (śravasyum), в нас, смертных, о божественная, что стала человеческой. Вот эти сияния явленной Зари, яркие (citraḥ), бессмертные, пришли; порождая божественные деяния, они распространились, заполняя все то, что есть в промежуточном пространстве», janayanto daivyāni vratāni, āpṛṇanto antarikṣā vyasthuḥ (стихи 1—3). Вновь мы видим связь силы Ангирасы и продвижения в странствии, проявления его путей благодаря устранению тьмы и приходу сияний Зари; пани представляют недругов (druhaḥ – вред или то, что причиняет вред), урон, наносимый человеку силами зла, тьма – это их пещера; странствие же – это то, что ведет к божественной радости и состоянию бессмертного блаженства, достигаемому через приумножение в нас богатства света, силы и знания; а эти бессмертные сияния Зари, которые порождают в человеке божественные деяния и наполняют ими те движения, что происходят в промежуточном пространстве между землей и небом – то есть проникают в функционирование тех витальных уровней, управляемых Ваю, которые соединяют в нас физический план с уровнем чистого ментала, – вполне могут быть энергиями Ангирасы. Ибо и они завоевывают и сохраняют истину, поддерживая в неприкосновенности божественные деяния (amardhanto daivyā vratāni). В действительности это и есть их функция – низвести божественную Зарю в бренную природу, чтобы явленная богиня, изливая в нее свои богатства, могла быть одновременно и божественной, и человеческой, оставаться богиней, обретя человеческую природу в смертных, devi marteṣu mānuṣi.
Глава XVII. Семиглавая Мысль, Свар и Дашагвы
Таким образом, сам язык гимнов подтверждает двойственный аспект риши Ангирасов. Один из них относится к внешней образности Веды: он включает в себя природные образы Солнца, Пламени, Зари, Коровы, Коня, Нектара, Жертвенного гимна; другой выявляет из этой образности заложенный в ней сакральный смысл. Ангирасы являются сыновьями Огня, сияниями Зари, дарующими и вкушающими Нектар, гимнотворцами, извечно юными, героями, которые отвоевывают для нас у сыновей мрака Солнце, Коров, Коней и все богатства. Но они также и провидцы Истины, те, кто обретают и возносят слово Истины; силой Истины они завоевывают для нас просторный мир Света и Бессмертия, который описывается в Веде как Безбрежность, Истина, Истинный Закон, а также как собственная обитель того Огня, которому они приходятся сыновьями. Эта природная образность и этот психологический смысл сплетены так плотно, что разделить их невозможно. Поэтому мы вынуждены, следуя обычному здравому смыслу, сделать заключение о том, что Огонь, собственной обителью которого называется план Истины и Истинного Закона, сам является Огнем этого Закона и Истины, и что Свет, завоеванный Истиной или силой истинной мысли, не может быть просто физическим светом, и коровы, которых находит Сарама на пути Истины, тоже не есть обычные стада, как и Кони не просто богатство дравидийских племен, отнятое арийскими завоевателями, и что это даже не образы физической Зари, ее света и стремительных лучей, так же как тьма, которую оберегают пани и Вритра, отнюдь не просто темнота индийской или арктической ночи. Мы даже осмелились выдвинуть разумную гипотезу, благодаря которой можем выявить подлинный смысл этой образности и открыть истинную божественную суть этих сияющих богов и этих богоподобных, озаренных мудрецов.
Риши Ангирасы одновременно и божественные провидцы, и мудрецы среди людей. Сам по себе этот двойственный характер не является некоей исключительной чертой или особенностью, которой в Веде наделены только эти риши; ведийские боги также двойственны в своем проявлении, будучи по своей природе божественными и предсущими, они становятся силами человеческими, когда действуют в смертной природе, чтобы возрасти в человеке до великого восхождения. И это было удивительным образом передано в обращении к Уше, Заре: «богиня, человеческая в смертных», devi marteṣu mānuṣi (VII.75.2). Однако в образах риши Ангирасов этот двойственный характер становится еще более сложным, так как согласно традиции они называются человеческими отцами, открывшими Путь и Цель, явившими Свет. Мы должны рассмотреть, как это дополнительное обстоятельство укладывается в нашу теорию относительно ведийской веры и ведийской символики.
Обычно считается, что риши Ангирасов семь: они – семеро мудрецов (sapta viprāḥ), о которых говорит нам традиция Пуран[46] , а согласно индийской астрономии они находят воплощение в созвездии Большой Медведицы. Однако они описываются и как риши Навагвы и Дашагвы, и если в гимне VI.22.2 мы узнаем о древних отцах, семи провидцах, которые именуются Навагвы – pūrve pitaro navagvāḥ sapta viprāsaḥ, то в гимне III.39.5 мы находим указание на два различных класса – Навагвы и Дашагвы, и последних уже десять, а первых – предположительно, хотя об этом прямо не говорится, девять: «тогда, друг со своими друзьями Навагвами, следуя за коровами, Индра с десятью Дашагвами нашел ту истину, Солнце, пребывающее во тьме», sakhā ha yatra sakhibhir navagvair abhijñvā satvabhir gā anugman; satyaṁ tadindro daśabhir daśagvaih, sūryaṁ viveda tamasi kṣiyantam. С другой стороны, в гимне IV.51.4 мы находим собирательное описание Ангирасы как семиликого или семиустого, с девятью лучами и десятью лучами, navagve aṅgire daśagve saptāsye. В гимне Х.108.8 мы обнаруживаем, что другой риши, Аясья, отождествляется с Навагва-Ангирасами. В гимне же Х.67.1 этот Аясья описывается как наш отец, который обнаружил широкую семиглавую Мысль, рожденную от Истины, и вознес гимн Индре. В зависимости от числа Навагвов, семь или девять, Аясья может считаться восьмым или десятым риши этого рода.
Согласно традиции эти два класса риши Ангирасов существуют отдельно: одни – это Навагвы, которые совершили жертвоприношение за девять месяцев, другие – Дашагвы, жертвоприношение которых продолжалось десять месяцев. В соответствии с этой трактовкой Навагва и Дашагва должны считаться «о девяти коровах» и «о десяти коровах» – каждая корова символизирует те тридцать Зорь, которые составляют один месяц года жертвоприношения. Однако в Ригведе есть, по крайней мере, один отрывок, который на первый взгляд вступает в прямое противоречие с традиционной интерпретацией. Ибо сперва в седьмом стихе гимна V.45, а потом в одиннадцатом говорится, что именно Навагвы, а не Дашагвы совершали жертвоприношение и возносили гимны в течение десяти месяцев. Так, в седьмом стихе сказано: «Вот зазвучал (или дрогнул) камень, направляемый рукой, с помощью которого Навагвы десять месяцев возносили гимны; Сарама, идущая к Истине, отыскала коров; все благое сотворил Ангирас», anūnod atra hastayato adrir ārcan yena daśa māso navagvāḥ; ṛtam yatī saramā gā avindad, viśvāni satyā aṅgirāścakāra. А в одиннадцатом стихе эта же идея повторяется: «Я помещаю для вас в воды (т. е. в семь Рек) мысль[47] , завоевывающую добро небес (вновь речь идет о семиглавой мысли, рожденной от Истины и обнаруженной Аясьей), благодаяря которой Навагвы продержались десять месяцев; с помощью этой мысли да будем мы под защитой богов, с помощью этой мысли да оставим мы пределы зла», dhiyaṁ vo apsu dadhiṣe svarṣām, yayātaran daśa māso navagvāḥ; ayā dhiyā syāma devagopāḥ, ayā dhiyā tuturyāma ati aṁhaḥ. Утверждение достаточно ясное. Саяна же делает попытку, хоть и весьма нерешительную, истолковать выражение «десять месяцев», daśa masaḥ, в гимне V.45.7 как эпитет «десятимесячные», то есть Дашагвы; но он предлагает это очень сомнительное толкование лишь как одно из возможных, а в одиннадцатом стихе уже к нему не возвращается.
Должны ли мы подумать, что автор этого гимна забыл о традиции и перепутал Дашагвов с Навагвами? Такое предположение недопустимо. Это противоречие возникает из-за нашего убеждения, что для ведийских риши Навагвы и Дашагвы представляли два различных класса риши Ангирасов; хотя скорее они представляли две различные силы природы Ангирасов, а в этом случае и Навагвы вполне могут стать Дашагвами, когда время жертвоприношения, совершаемого ими, возрастает с девяти до десяти месяцев. Выражение «продержались десять месяцев» (