Агастья поручил себя воле Индры; теперь он обращается к Марутам, прося их согласия с условиями примирения, чтобы могла восстановиться полная гармония его внутреннего мира. Он обращается к ним с тем же смирением, которое уже выказал более великому божеству, а теперь готов выражать и сияющим легионам Марутов. Совершенство ментального состояния с его возможностями, которых Агастья желает, – ясностью, правильностью, энергией, направляемой истиной, – недосягаемо без стремительного движения этих Сил Мысли, устремленного к высшему знанию. Но это движение, ошибочно направленное, недостаточно озаренное, было остановлено мощным противодействием Индры, и на некоторое время оно покинуло ум Агастьи. Отвергнутые им Маруты оставили его ради других жертвователей, где-то в других местах блистают их великолепные колесницы, по другим полям разносится стук копыт их ветроногих коней. Провидец умоляет их умерить свою ярость, опять возрадоваться поиску знания и его действий; пусть они больше не обходят его стороной, пусть распрягут своих коней, низойдут и займут свое место на алтаре жертвоприношения, примут свою долю в приношениях.
Ибо он вновь готов утвердить в себе эти блистательные энергии, и он преподносит им этот гимн провозглашения или утверждения, называемый ведийскими мудрецами stoma. Согласно системе древних мистиков, отчасти сохранившейся в школах индийской йоги, Слово есть всесозидающая сила. Ибо само творение есть, по сути, выражение: ведь и так все уже существует в тайной обители Беспредельного, guhā hitam, оно должно лишь быть проявлено здесь в зримой форме через активное сознание. Некоторые школы ведийской мысли даже утверждают, будто миры были сотворены богиней Речи, считают, что звук, как первое колебание эфира, предшествовал образованию форм. В самой Веде есть места, где поэтические метры священных мантр – ануштубх, триштубх, джагати, гаятри – рассматриваются в качестве символов тех ритмов, в которых осуществляется вселенское движение.
Следовательно, через словесное выражение мы творим, и даже говорится, что мантрами люди созидают в себе богов. Тогда то, что создано в нашем сознании Словом, мы можем укрепить там через Слово, чтобы оно стало частью нас самих и воздействовало не только на нашу внутреннюю жизнь, но и на окружающий физический мир. Через выражение мы формируем, через утверждение мы устанавливаем и укрепляем. Слово как энергия выражения именуется gīḥ или vacas, как энергия утверждения – stoma. В любом из этих аспектов слово называется manma или mantra – выражение мысли в уме и brahman – выражение из сердца или души: именно таким, видимо, было первоначальное значение слова брахман (brahman)[79] , впоследствии применяемое по отношению к Высочайшему Духу или Вселенскому Существу.
Процесс формирования мантры описан во втором стихе вместе с описанием условий, обеспечивающих ее действенность. Агастья возносит к Марутам гимн (stoma) одновременно утверждения и смирения. Сложенный сердцем, утвержденный умом, гимн получает свое место в ментальности. Хотя мантра и выражает мысль в уме, она по сути не является творением интеллекта. Священным и действенным словом она может стать, только если пришла как вдохновение с супраментального уровня, который в Веде именуется ṛtam, Истина, и была воспринята поверхностным сознанием либо через сердце, либо через озаренный разум, manīṣā. Ведийская психология не сводит роль сердца к одним эмоциям, сердце включает в себя всю обширную область спонтанной ментальности, наиболее близкую к нашему подсознательному, из которой исходят ощущения, эмоции, инстинкты, импульсы и все те интуитивные знания и вдохновения, которые проходят через этих посредников, прежде чем обрести форму в разуме. Вот таково «сердце» в Веде и Веданте, hṛdaya, hṛd или brahman. При нынешнем состоянии человечества там, в центре, должен восседать Пуруша. Через сердце, близкое к безбрежному подсознательному, в обычного человека – человека, еще не поднявшегося на высший уровень озаренной, глубокой и непосредственной связи с Беспредельным, – легче всего нисходят и быстрее всего овладевают индивидуальной душой вдохновения Вселенского Духа. Именно поэтому через силу и энергию сердца мантра обретает форму. Но она, так же как и в ощущениях сердца, должна быть принята мыслью и удержана в разуме; ибо пока разум не принял или, скорее, не выносил ее, истина мысли, которая есть истина творящего Слова, не может быть прочно обретена или по-настоящему действенна. Сформированная сердцем, она утверждается разумом.
Но требуется и еще одно согласие. То, что принято индивидуальным умом, должны принять и действенные силы Вселенной. Слова гимна, поддержанные умом, создают основу для нового ментального состояния, из которого должны проявиться будущие энергии мысли. К ним должны обратиться Маруты, занять среди них свое место, а разум этих универсальных Энергий должен дать одобрение и объединиться с этими формациями в уме индивида. Только тогда наше внутреннее или наше внешнее действие сможет обрести свою наивысшую эффективность.
Нет у Марутов никакого основания отказывать в согласии или упорствовать в продолжении раздоров. Они ведь божественные силы, которые повинуются скорее высшему закону, чем личному предпочтению: оказывать помощь смертному в его самоотдаче Бессмертному, тем приумножая его почтительное поклонение Истине, Беспредельности, к которой устремляются все его человеческие качества, есть и функция, и сущностная природа Марутов.
Индра, призванный и принятый, теперь уже при соприкосновении со смертным не является больше причиной его страдания; теперь божественное прикосновение творит лишь покой и блаженство. И Маруты, получившие признание, также теперь должны умерить свою ярость. Приняв формы более мягкие, благожелательные в своих движениях, не влекущие душу к потрясениям и волнениям, они также должны стать всецело милостивыми к человеку и также быть его могучими помощниками.
Достигнув полной гармонии, йога Агастьи победоносно последует новым, прямым путем, предначертанным ей. Этот путь всегда ведет вверх, к более высокому уровню, который и есть его цель, – более высокому, чем обычная жизнь, состоящая из разрозненных и эгоистических ощущений, эмоций, мыслей и действий. И по нему нужно постоянно двигаться все с той же могучей волей к победе над всем, что противодействует и мешает. Но это должно быть интегральное восхождение. Все радости, к которым человек устремляется своими желаниями, все активные энергии его бодрствующего сознания – все его дни, выражаясь немногословным символическим языком Веды – должны быть возвышены до этого более высокого плана. Под vanāni (желаемыми усладами) подразумеваются ощущения восприятия, ищущие во всех объектах реальности Ананду, поиск которой составляет единственный смысл их существования. Не исключаются и они. Ничто не отвергается, все должно быть возвышено до чистых уровней божественного сознания.
Прежде Агастья готовил жертвоприношение для Марутов при других обстоятельствах. Он вкладывал весь потенциал их силы во все то в себе, что желал передать в руки этим Силам Мысли; но в результате недочета в жертвоприношении он был на полпути враждебно встречен Могущественным, и только после пережитого страха и мучительных страданий глаза Агастьи раскрылись и душа его смирилась. Все еще дрожа от пережитого, он принужден отказаться от действий, которые так тщательно готовил. Теперь он снова предлагает жертву Марутам, но на сей раз присовокупляет и то блистательное Имя более могущественного божества, Индры. Пусть же Маруты не гневаются за прерванное жертвоприношение, но примут это новое и по верному пути направленное деяние.
В двух заключительных стихах Агастья переходит от Марутов к Индре. Маруты представляют всевозрастающую озаренность человеческой ментальности до той поры, пока из первых неясных движений ума, едва выбирающегося из тьмы подсознательного, они не превратятся в образ просветленного сознания, Представителем, Пурушей, которого является Индра. Неясные, они становятся осознанными; сумрачные, полуосвещенные или превращенные в обманчивые отражения, они преодолевают эти пороки и начинают сиять божественным сиянием. Эта великая эволюция происходит во Времени постепенно, с рассветами человеческого духа, через непрерывающуюся череду Зорь. Ибо Заря в Веде – это богиня, символизирующая новые открытия божественного озарения в физическом сознании человека. Заря сменяется Ночью, своей сестрой; но ведь сама тьма есть мать света, и Заря всегда приходит, чтобы явить взору то, что было подготовлено темноликой Матерью. Однако здесь провидец, видимо, говорит о нескончаемых зорях, непрерывающихся этими промежутками кажущегося отдыха и темноты. Благодаря сверкающей силе этой беспрерывной череды озарений разум человека быстро восходит к совершенному свету. Но неизменно сила, направлявшая и сделавшая возможной эту трансформацию, есть мощь Индры. Он и есть тот высочайший Разум, который через Зори, через Марутов постоянно изливал себя в человеческое существо. Индра – Бык лучезарных стад, Господин энергий мысли, Владыка сияющих зорь.
Теперь пусть Индра еще раз использует Марутов как свои орудия для озарения. Через них пусть он утвердит супраментальное знание этого риши. Через их энергию энергия Индры прочно уcтановится в человеческой природе и он наделит эту природу своей божественной твердостью, своей божественной мощью, чтобы не рухнула она от ударов, чтобы выдержала она свободную игру могучих сил, слишком великих для наших обычных возможностей.
Маруты же, получив подкрепление своим силам, все равно будут нуждаться в руководстве и защите Силы высшей. Они – Пуруши разрозненных сил мысли, а Индра – единый Пуруша всей энергии разума. В нем они обретут полноту и гармонию. Пусть не будет больше противоборства и несогласия между целым и его частями. Приняв Индру, Маруты получат от него правильное восприятие тех вещей, которые необходимо познать. Их уже не собьет с пути сверкание крупицы света, их уже не занесет слишком далеко поглощенность отдельной энергией. Они сумеют поддержать действие Индры, когда он направит свою мощь против всего, что может встать между душой и осуществлением ее назначения.