vāyo śataṁ harīṇāṁ yuvasva poṣyāṇām ǀ
uta vā te sahasriṇo ratha ā yātu pājasā ǁ
5. Запрягай, о Ваю, сто своих коней сверкающих, что возрастут, или же с твоей тысячей пусть прибудет твоя колесница в полную мощь свою.
Психологические концепции ведийских риши часто обладают поразительной глубиной, в особенности когда они имеют дело с феноменом сознательных движений ума и жизни, которые возникают из подсознательного. Можно даже сказать, что эта идея составляет всю основу богатой и утонченной философии, созданной этими вдохновенными мистиками на самой заре знания. И никому не удалось выразить ее тоньше и удачнее, чем риши Вамадеве, одному из глубочайших провидцев и прекраснейших поэтов ведийской эпохи. Один из его гимнов, последний в четвертой мандале, по сути дает нам важнейший ключ к символике, укрывающей за образами жертвоприношения те реальности психологического опыта и восприятия, которые были столь священны для наших арийских праотцев.
В том гимне Вамадева говорит об океане подсознательного, который является скрытой основой всей нашей жизни и деятельности. Из этого океана вздымается «медовая волна» чувственного существования с ее неразрешенным бременем неосуществленного восторга, поднимающаяся, полная гхритам и сомы (ghṛta, soma) – очищенного ментального сознания и озаренной Ананды, что нисходит свыше, – к небесам Бессмертия. «Тайное Имя» ментального сознания, язык, которым боги вкушают мир, точка соприкосновения с Бессмертием – это Ананда, символ которой есть Сома. Ибо все это творение было как бы извергнуто в подсознание Быком о четырех рогах, божественным Пурушей, чьи рога есть беспредельное Существование, Сознание, Блаженство и Истина. В образах очевидной несочетаемости, вызывающих в памяти утонченно гротескные и странные фигуры мистического и символического искусства первобытного мира, Вамадева описывает Пурушу как человеко-быка о четырех рогах, представляющих четыре божественных принципа, о трех ногах, представляющих три человеческих принципа – ментальность, витальный динамизм и материальное естество, о двух головах, представляющих двойное сознание Души и Природы, Пурушу и Пракрити, о семи руках – семи видах действий, присущих, соответственно, семи этим принципам. «Трижды связанный» – связанный в уме, связанный в жизненных энергиях, связанный во плоти – «Бык громко ревет; велика Божественность, вошедшая в смертных».
Ибо гхритам, ясный свет разума, отражающий Истину, спрятали пани, властители низшей чувственной деятельности, и заперли в подсознательном; трижды были утверждены Свет и Ананда – в наших мыслях, в наших желаниях, в нашем физическом сознании, но скрыты они от нас. В корове, символе горнего Света, находят боги очищенные струи гхритам. Эти струи, говорит риши, восходят из сердца сущего, из океана подсознания, hṛdyāt samudrāt, но враг, Вритра, запер их в тысяче загонов, дабы скрыть от различающего ока, от знания, которое трудится в нас над просветлением сокрытого и освобождением заточенного. Они движутся по пути на границе подсознательного, еще не достаточно прозрачные, если остаются порывистыми в своих движениях, ограниченных нервной деятельностью, в малых формациях жизненной энергии Ваю, vātapramiyaḥ. Но все больше очищаясь опытом сознательного сердца и ума, эти энергии Природы, наконец, становятся способными слиться воедино с Агни, божественной силой Воли, которая крушит их ограничения и сама питается теперь уже полноводными потоками. Это и есть переломный момент бытия, которым смертная природа подготавливает свой переход к бессмертию.
В последнем стихе гимна Вамадева описывает все существование, словно бы утвержденное вверху в обители божественного Пуруши, внизу в океане подсознательного и в Жизни, antaḥ samudre hṛdi antar āyuṣi. В таком случае сознательный ум есть тот канал, через который осуществляется связь между верхним и нижним океанами, между сверхсознанием и подсознанием, между божественным светом и изначальной тьмой Природы.
Ваю есть Повелитель Жизни. Древние мистики рассматривали жизнь как великую силу, пронизывающую все материальное существование и являющуюся условием всей его деятельности. Впоследствии эта идея была сформулирована в концепции Праны, универсального дыхания жизни. В понятие Праны включается вся витальная и нервная деятельность человека, которой управляет Ваю. Однако этому великому божеству посвящено сравнительно мало гимнов в Ригведе, и даже в тех, где он главный адресат, он обыкновенно фигурирует не один, а в окружении других богов, как если бы он от них зависел. Особенно часто он выступает вместе с Индрой, и может даже показаться, что он нуждается в помощи этого высшего божества для выполнения тех задач, которые на него возлагают ведийские риши. Когда речь идет о божественном действии Жизненных сил в человеке, то место Ваю обычно занимает Агни в форме ведийского Коня, Ашвы, Дадхикравана.
Это положение Ваю станет понятным, если мы подробнее рассмотрим фундаментальные представления риши. Их главная концепция заключается в том, что низшее бытие озаряется высшим, смертное – божественным. Свет и Сила, go и aśva, Корова и Конь были объектами жертвоприношения. Сила была условием, Свет – средством освобождения, Индра и Сурья – главными носителями Света. Более того, Силе требовалось, чтобы божественная Воля завладела всеми человеческими энергиями и явила себя в них, а символом этой Воли, мощи сознательной энергии, завладевающей нервной витальностью и раскрывающейся в ней, был скорее Агни, чем Ваю, в особенности Агни Дадхикраван. Ибо именно Агни есть владыка Тапаса, божественного Сознания, выражающего себя в универсальной энергии, которую Прана всего лишь представляет в низшем бытии. Поэтому в гимне Вамадевы, пятьдесят восьмом гимне четвертой мандалы, именно Индра, Сурья и Агни осуществляют великое проявление сознательной божественности из подсознательного. Вата или Ваю, нервная деятельность, – это всего лишь первое условие проявления Разума. Для человека же эта встреча Жизни с Разумом и поддержка, даваемая первой в эволюции второго, и есть наиважнейший аспект Ваю. Вот почему мы обнаруживаем Индру – Владыку Разума и Ваю – Владыку Жизни объединенными в пару, причем Ваю всегда тем или иным образом зависит от Индры; Маруты, силы-мысли, хотя по своему происхождению и представляются в такой же степени энергиями Ваю, как и Индры, для риши важнее, чем сам Ваю, а в своем динамическом аспекте они гораздо ближе Агни-Рудре, чем действительному предводителю легионов Ветра.
Данный гимн – сорок восьмой из четвертой мандалы – последний из трех, в которых Вамадева призывает Индру и Ваю на питие нектара Сомы. Их зовут совместно, как двух повелителей сверкающей силы, śavasaspatī, точно так же, как в другом гимне, из первой мандалы (I. 23. 3), они призываются в качестве владык мысли, dhiyaspatī. Индра управляет ментальной силой, Ваю – силой нервной или витальной, так что их союз необходим для мысли и действия. Их приглашают прибыть в одной общей колеснице и вместе испить нектар Ананды, который приносит с собой энергии, претворяющие смертную природу в божественную. Считается, что Ваю имеет право первого глотка, ибо вначале витальные силы, поддерживающие все остальное, должны обрести способность к экстазу божественного действия.
В третьем гимне, где определяется результат жертвоприношения, призывается один только Ваю, но тем не менее его союз с Индрой четко обозначен. Ваю должен прибыть в колеснице благого света – подобно богине Уше в другом гимне – и испить нектар, дарующий бессмертие[95] . Колесница символизирует движение энергии, и это – отрадное движение уже озаренных витальных энергий, призываемых в форме Ваю. Божественная польза от этого светлого радостного движения описывается в трех первых стихах.
Богу предстоит проявить – вывести на свет сознательной деятельности – жертвенные энергии, которые пока не проявились[96] , которые пока скрыты во мраке подсознательного. В ритуалистической интерпретации фраза может быть переведена: «поглоти приношения, которые еще не съедены»; при использовании же другого значения корня vī ее можно перевести так: «прибудь к жертвенным энергиям, которых еще никогда не достигали», однако с точки зрения символики все переводы сводятся к одному и тому же психологическому смыслу. Энергии и действия, которые еще не были вызваны из подсознания, должны быть высвобождены из тайной пещеры совместным действием Индры и Ваю и обращены на труд.
Ибо они вызываются не ради простого действия нервной ментальности. Ваю предстоит проявить эти энергии, словно бы он – тот, «кто являет блаженство, вершит арийский труд», vipo na rāyo aryaḥ. Эти слова в достаточной степени характеризуют и природу вызываемых энергий. Возможно, однако, что фраза содержит скрытый намек на Индру и, таким образом, указывает на то, что далее выражается ясно, – на необходимость, чтобы действием Ваю управляла озаренная и возвышенная сила более блистающего бога. Ибо именно озарение, даруемое Индрой, ведет к раскрытию тайны блаженства, и сам Индра есть первый вершитель Труда. Среди богов термин арья (arya) чаще всего применяется в отношении Индры, Агни и Сурьи, он с непереводимой лаконичностью описывает тех, кто поднимается к благородному устремлению, кто вершит великий труд как жертвоприношение, дабы достичь добра и блаженства.
Во втором стихе необходимость руководства Индры утверждается с особой ясностью. Ваю должен прибыть, устраняя все несогласия, которые могут помешать проявлению непроявленного, niryuvāṇo aśastīḥ. Буквально слово aśastīḥ означает «не-выраженности», что описывает попытки темных сил, подобно Вритре, продолжать укрывать свет и энергию, которые ждут своего раскрытия и готовы быть призванными к выражению через воздействие богов и орудие Слова. Слово есть энергия, которая выражает,