осознавать, благодаря своему истинному сознанию, навязанные ему иллюзии и понимать, что это иллюзии; только некая энергия Майи-природы или нечто в ней могло бы быть введено в заблуждение своими собственными фантазиями, – или же, зная, что это фантазии, стало бы и дальше воспринимать и действовать, как бы не ведая об этом. Такую же двойственность переживает наше сознание в Неведении, когда оно отделяется от действий Природы и начинает воспринимать «Я» внутри как единственную реальность, а всё остальное как не-«я» и иллюзию, но внешне вынуждено действовать так, словно всё остальное тоже реально. Но этот вариант предполагает, что Брахману не свойственно единственное и неделимое чистое существование и чистое сознание; таким образом, внутри его невыразимой целостности возникает дуализм, который, по сути, равноценен дуализму Пуруши и Пракрити, Души и Природы – двойственному Принципу, приписываемому Санкхьей всему сущему. Если мы не изменим свое изначальное представление о Реальности и не признаем за ней способность входить в разные состояния сознания или разные состояния бытия, то и от этих вариантов придется отказаться, как от логически несостоятельных.
Но даже если мы допускаем наличие у Брахмана двойственного сознания, нельзя рассматривать его как двойственную силу Знания-Неведения, которая настолько же реальна для Верховного Существования, насколько она реальна для нас во вселенной. Мы не можем предположить, что Брахман как-то подчинен Майе, ибо это означало бы, что самоосознание Вечного омрачено принципом Неведения; мы, таким образом, наделили бы вечную Реальность ограничениями собственного сознания. Одно дело, Неведение, возникающее в процессе проявления или вмешивающееся в него, будучи следствием подчиненной деятельности Сознания и частью божественного космического плана и эволюционного замысла, – это понятно и объяснимо; а другое – совершенно бессмысленные неведение или иллюзия, вечно пребывающие в изначальном сознании Реальности и не понятно откуда берущиеся; это похоже на произвольную ментальную конструкцию, не имеющую никакой реальной основы в истине Абсолюта. Двойственное сознание Брахмана должно означать совсем не неведение, а умение осознавать собственную суть и добровольно творить мириады иллюзий, которые удерживаются во фронтальном сознании. Он должен одновременно обладать знанием как самого себя, так и иллюзорного мира и поэтому не может заблуждаться и считать его реальным. Заблуждение возникает только в самом иллюзорном мире, а «Я» или Брахман в мире либо наслаждается свободным участием в игре, либо наблюдает, оставаясь отделенным и незатронутым, эту игру, пленяющую только ум Природы, сотворенный для нее Майей. Но это, пожалуй, означало бы, что у Вечного, не удовлетворенного своим чистым абсолютным существованием, есть потребность творить и забавляться на протяжении Эпох драмой имен, форм и событий; он, будучи единственным, хочет видеть себя множественным, будучи умиротворенным, блаженным и всезнающим, хочет созерцать реалистичное или символическое смешение знания и неведения, восторга и страдания, нереальное существование и бегство из нереального существования. Ибо для индивидуального существа, созданного Майей, есть возможность освобождения; Вечному же не от чего освобождаться, и игра вечно продолжается, ничем не кончаясь. Или, если у него нет потребности, то есть намерение творить подобным образом или желание придать этой игре противоположностей динамику или автоматизм, – но если под Реальностью мы понимаем только это вечное и чистое, всегда неизменное существование, то у нее даже теоретически не может быть ничего подобного потребности, намерению, желанию или автоматизму. Это, конечно же, некое объяснение, но такое, которое по-прежнему оставляет мистерию вселенной непонятной и иррациональной; ибо это динамическое сознание Вечного прямо противоположно его статической и подлинной природе. Воля или Сила творить или проявлять, вне всякого сомнения, присутствуют: но если эта воля или сила принадлежит Брахману, то результатом должно стать творение реальных форм Реального или проявление вневременных процессов его бытия в вечном Времени; ибо кажется невероятным, чтобы Реальность с помощью своей единственной силы проявляла бы нечто противоположное себе или творила бы несуществующие объекты в иллюзорной вселенной.
Пока что, решая эту загадку, мы не находим удовлетворительного ответа, но, возможно, мы ошибаемся, приписывая Майе или ее деятельности пусть и относительную, но все-таки реальность – может быть подлинное решение заключается в смелом допущении того, что она и ее действия абсолютно нереальны. Эта абсолютная нереальность, кажется, подтверждается некоторыми утверждениями сторонников теории иллюзорности проявленного мира или некоторыми аргументами, которые они выдвигают в поддержку своей доктрины. Только рассмотрев эту сторону проблемы, мы сможем с уверенностью приступить к поиску решения, основывающегося на относительной или частичной реальности вселенной. Есть, конечно же, мыслители, которые просто отбрасывают эту проблему, объявляя ее надуманной и несуществующей; они утверждают, что сам вопрос о том, как возникла Иллюзия, как вселенная смогла оказаться в чистом существовании Брахмана, неправомерен: проблемы не существует, так как не существует и самой вселенной, – Майя нереальна, Брахман же, являясь единственной истиной, всегда существовал и всегда будет существовать. Брахман не затрагивается никаким иллюзорным сознанием, и никакая вселенная не возникает в его вневременной реальности. Но подобное объяснение – либо пустая софистика, игра формальной логики, в ходе которой логический рассудок прячет свою голову в зыбучем песке слов и идей, отказываясь видеть или решать реальную и сложную проблему, либо попытка по-новому взглянуть на проблему, так как, на деле, утверждается, что Майя, как и созданная ею вселенная, независима и абсолютно нереальна, а значит, отрицается какая-либо связь между Майей и Брахманом. Если реальной вселенной не существует, а существует космическая Иллюзия, нам нет нужды выяснять, как она возникла, как она умудряется существовать, как она связана или не связана с Реальностью и зачем мы сами существуем в Майе, зачем подчиняемся ее циклам и зачем освобождаемся от нее. Ибо в этом случае мы вынуждены предположить, что Брахман не воспринимает Майю или ее деятельность и сама Майя не является силой Брахманического сознания: Брахман сверхсознателен, погружен в свое собственное чистое бытие или осознаёт только свою собственную абсолютность; он не имеет к Майе никакого отношения. Но тогда либо Майя не может существовать даже как иллюзия, либо возникает некая двойственная Сущность или две сущности – реальный Вечный, сверхсознательный или осознающий только себя, и сила Иллюзии, которая творит и осознаёт призрачную вселенную. Мы снова возвращаемся к исходной дилемме без каких-либо перспектив ее разрешения, и нам остается только констатировать, что поскольку любая философия является частью Майи, а значит, чем-то иллюзорным, то, несмотря на обилие проблем, никакого окончательного решения быть не может. Ибо мы видим перед собой чистую статическую и неизменную Реальность и иллюзорный динамизм – два прямо противоположных начала, не опирающиеся на более великую Истину, которая могла бы содержать в себе их разгадку и окончательное примирение.
Если воспринимающим является не Брахман, то тогда индивидуальное существо; но это воспринимающее существо порождено Иллюзией и нереально; объект восприятия – мир – тоже является иллюзией, порожденной Иллюзией, и тоже нереален; и даже само воспринимающее сознание иллюзорно и нереально. Но это делает бессмысленным как наше духовное существование и освобождение от Майи, так и наше временное существование и нашу погруженность в Майю; всё становится в равной степени нереальным и неважным. Можно занять более гибкую позицию и сказать, что Брахман, как Брахман, не имеет ничего общего с Майей, вечно свободен от любой иллюзии и никак с нею не связан, а Брахман, как индивидуальный субъект восприятия или как «Я» всего проявленного существования, погружается в Майю и может в индивидууме освободиться от нее, и что это освобождение для индивидуума чрезвычайно важно. Но в данном случае Брахману приписывается двойственное бытие, и реальным делается то, что принадлежит космической Иллюзии, то есть индивидуальное бытие Брахмана в Майе. Ибо Брахман, как «Я» всего, не связан ничем даже феноменально и не нуждается в освобождении от уз Майи: более того, если узы иллюзорны, то освобождение утрачивает важность, а если реальны, то тогда Майя и ее мир тоже реальны. Майя перестает быть абсолютно нереальной и приобретает вполне логичную, хотя, вероятно, только временную и практическую реальность. Чтобы избежать подобного заключения, можно сказать, что наша индивидуальность нереальна, и что именно Брахман отступает от своего отражения в призрачном индивидуальном «я», и что в исчезновении этого «я» заключается наше освобождение и спасение. Но Брахман, будучи всегда свободным, не может страдать от связывающих его уз или наслаждаться освобождением, а отражение, призрачная личность, не может нуждаться в спасении. Отражение, вымысел, бесплотный образ в обманчивом зеркале Майи не может ни испытывать реальную зависимость, ни радоваться реальному освобождению. Если сказать, что этот вымысел или призрачный образ наделен сознанием и может действительно ощущать зависимость или наслаждаться освобождением, тогда возникает вопрос, чье именно сознание ощущает себя связанным в этом иллюзорном существовании, – ибо нет никакого иного сознания, кроме сознания Единосущего. Таким образом, опять констатируется, что Брахман обладает двумя типами сознания: сознанием или сверхсознанием, свободным от иллюзии, и сознанием, подчиненным иллюзии, – и мы снова подтверждаем, что наше существование и опыт на уровне Майи в определенной степени реальны. Ибо, если наше бытие является бытием Брахмана, а наше сознание, пусть призрачным и видоизмененным, но всё же подобием сознания Брахмана, то они в определенной степени реальны, – а если реально наше существование, то и существование вселенной, по логике вещей, тоже должно быть реально.