ущее с высот супракосмического или сверхкосмического сознания, подобно тем, кто по природе своей стали едины с Вечным и пребывают в Нем, не рождаясь в тварном космосе и не затрагиваясь катастрофическим разрушением лежащих внизу миров.[46] Но если мы будем опираться на рассмотрение слов и понятий или на диалектические рассуждения, то нам не удастся заниматься настоящим поиском и не найти решения этой проблемы; оно должно стать результатом внимательного наблюдения и глубокого исследования основных феноменов сознания – как внешних, так и тех, которые можно обнаружить над или под внешним уровнем сознания или позади нашей фронтальной личности – и полного понимания их смысла.
Ибо диалектический интеллект недостаточно компетентен, чтобы судить о сущностных или духовных истинах; более того, очень часто, из-за своей склонности пользоваться словами и абстрактными идеями так, словно они были неизменными реалиями, он сковывает себя ими точно цепями и не может свободно посмотреть на то, что находится по ту сторону слов, на сущностные и универсальные факты нашего существования. Формулируя интеллектуальное утверждение, мы подчиняемся своему рассудку и рационально оправдываем тот взгляд на вещи, который, в силу нашего склада ума или темперамента, или природной наклонности, уже присутствует в нас и который тайно предопределяет и обусловливает сам ход наших рассуждений. Эти рассуждения могут быть достоверны только в том случае, если впечатления, на которых они основываются, одновременно истинны и всеобъемлющи. В связи с этим нам необходимо глубоко и всесторонне изучить природу нашего сознания, выяснить, насколько достоверно его восприятие или насколько правильно его понимание, исследовать истоки и возможности нашей ментальности; ибо только тогда мы сможем познать истину своего бытия и природы и бытия и природы мира. В этом исследовании мы должны руководствоваться принципом «видеть и познавать»; диалектический интеллект следует использовать только тогда, когда он может помочь упорядочить наши концептуальные построения и правильно выразить увиденное и познанное, но ему нельзя позволять руководить нашими рассуждениями и исключать те истины, которые не укладываются в прокрустово ложе его логики. Иллюзия, знание и неведение являются категориями или результатами нашего сознания, и, только глубоко исследовав собственное сознание, мы сможем обнаружить и определить характер и взаимоотношения Знания и Неведения или Иллюзии – если таковая имеется – и Реальности. Бытие – суть вещей и природа вещей – конечно же, является главным объектом исследования; но только через сознание мы сможем прийти к Бытию. Или, даже если мы предполагаем, что Бытие сверхсознательно и что достичь его и проникнуть в Реальность можно, только приведя сознание к состоянию растворения или выходу за пределы собственных границ, или добившись его самопревосхождения и самопреображения, тем не менее, именно сознанием мы должны понять, почему необходимо, как происходит или какая сила осуществляет это растворение границ сознания или это самопревосхождение и преображение: в этом случае сознательное постижение Сверхсознательной Истины становится насущной потребностью, а обнаружение в сознании механизмов и сил, способствующих его превращению в сверхсознание, величайшим открытием.
Но в нас самих сознание кажется тождественным Уму; Ум настолько доминирует в нашем существе, что нам, в любом случае, первым делом необходимо рассмотреть принципы его функционирования. Впрочем, на самом деле мы – не только Ум; у нас также есть жизнь и тело, подсознательная и бессознательная части; есть духовная сущность, чей источник и тайная истина открывают нам доступ в оккультное внутреннее сознание и сверхсознание. Если бы всё ограничивалось Умом или, если бы изначальное Сознание в вещах имело ментальную природу, то Иллюзию или Неведение, по всей видимости, можно было бы рассматривать как источник нашего природного существования: ибо ограничение знания и омрачение знания природой Ума создают заблуждение и иллюзию, и иллюзии, созданные деятельностью Ума, относятся к числу первых феноменов нашего сознания. Поэтому вполне можно было бы сказать, что Ум это лоно, порождающее Неведение, которое вынуждает нас создавать или представлять себе иллюзорный мир – мир, являющийся всего лишь субъективной конструкцией сознания. Или же Ум можно было бы назвать чревом, в которое некая изначальная Иллюзия или Неведение, Майя или Авидья, бросает семя ложной и преходящей вселенной; Ум тогда стал бы матерью – правда, «бесплодной», так как ее ребенок иллюзорен, – а Майя или Авидья своего рода праматерями вселенной; ибо в этом случае сам Ум можно было бы рассматривать как продукт или воспроизведение Майи. Однако черты этих загадочных и неясных праматерей слишком туманны; ибо мы вынуждены наделять вечную Реальность способностью к космическому воображению или неким иллюзорным сознанием; Брахман, Реальность, должен либо сам быть или обладать конструирующим Умом или поддерживать его, либо некое созидательное сознание, превосходящее Ум, но имеющее ту же природу, должно, благодаря активности Брахмана или его поддержке, быть творцом и, возможно, даже, в силу своей причастности к процессу творения, своеобразной жертвой (подобно Уму) собственных иллюзий и заблуждений. Картина не стала бы яснее, если бы Ум был просто посредником или зеркалом, в котором отражается изначальная иллюзия или ложный образ или тень Реальности. Ибо тогда невозможно было бы объяснить, что является источником этого посредника или зеркала или же ложного образа, отражающегося в нем. Отражение неопределимого Брахмана было бы столь же неопределимым, как и он сам, и не могло бы быть упорядоченной и многообразной вселенной. Или, если бы причиной было несоответствие отражения, если бы поверхность этого зеркала напоминала беспокойную и волнующуюся гладь воды и улавливала только искаженные и отрывочные образы Реальности, это всё равно было бы отражение (пусть искаженное и фрагментарное) Истины, а не генерирование ложных имен и образов вещей, не имеющих никакого отношения к Реальности. Должна существовать некая многогранная истина единой Реальности, отражающаяся, пусть ложно или несовершенно, в виде множественных образов вселенной ума. В этом случае представление ума о мире или его ментальный образ могут быть ошибочными или искаженными, сам же мир – вполне реальным. Но это предполагало бы, что существует Знание, отличное от нашего ментального мышления и восприятия (которые являются только попыткой познать), некий истинный способ познания, позволяющий осознавать Реальность, а также истину реальной вселенной, пребывающей в ней.
Ибо, если бы мы обнаружили, что существуют только высочайшая Реальность и невежественный Ум, то у нас не оставалось бы другого выбора, как только предположить, что Неведение является изначальной силой Брахмана, и согласиться с тем, что всё порождается Авидьей или Майей. Майя стала бы вечной способностью самоосознающего Брахмана обманывать себя или скорее не себя, а нечто, что ему кажется собой, нечто, сотворенное Майей; Ум был бы невежественным сознанием души, существующей только как часть Майи. Майя стала бы способностью Брахмана ложно наделять себя именами и формами, а Ум – его способностью воспринимать их и принимать за нечто реальное. Или Брахман с помощью Майя творил бы иллюзии, зная, что это иллюзии, а с помощью Ума воспринимал бы иллюзии, забывая, что это иллюзии. Но если Брахман, осознавая себя, всегда внутренне един и целостен, то подобный фокус становится невозможным. Если Брахман может подобным образом разделиться, одновременно зная и не зная или имея одну часть, которая знает, а другую, которая не знает, или же если он может что-то выражать через Майю или частично пребывать в ней, тогда сознание Брахмана должно быть способно к двойственной – или многоплановой – деятельности. То есть, с одной стороны, Брахман должен осознавать Реальность, а с другой – иллюзию или же использовать как невежественное сознание, так и сверхсознание. Эта двойственность или многоплановость на первый взгляд кажется логически невозможной, и всё же в рамках данной гипотезы она должна быть ключевым феноменом, объясняющим всё остальное, некой духовной мистерией, супрарациональным парадоксом. И, поскольку мы допускаем, что в основе вещей лежит супрарациональная мистерия, мы в равной степени или тем более должны согласиться с другим ключевым феноменом, допустив, что Единый становится или всегда является Множеством и что Множество является или становится Единым; это тоже поначалу кажется диалектической невозможностью и супрарациональным парадоксом, но, тем не менее, со временем начинает восприниматься как извечный факт и закон существования. Однако если мы согласились с подобными допущениями, то вполне можно обойтись без вмешательства иллюзорной Майи. Или мы в равной степени можем допустить, как это уже бывало в прошлом, что Вечный и Бесконечный способен силой своего сознания проявить неизмеримую и непостижимую Истину своего бытия в виде множества аспектов и процессов, мириад зримых форм и движений; на эти аспекты, процессы, формы, движения можно смотреть как на реальные выражения, реальные производные его бесконечной Реальности; даже Бессознательность и Неведение можно отнести к их числу, рассматривая их как противоположные аспекты, как силы свернутого сознания и ограничивающего себя знания, выдвинутые на передний план для формирования определенного процесса во Времени, процесса инволюции и эволюции Реальности. Даже будучи в основе своей супрарациональной, эта всеобъемлющая концепция не выглядит абсолютным парадоксом; она просто требует, чтобы мы изменили и расширили свое представление о Бесконечном.
Но реальный мир не может быть познан и ни одна из этих возможностей не может быть проверена, если мы считаем, что Ум, по сути, является неведением и способен только на неведение. Но Ум также способен воспринимать истину; в своих мыслях он открывается не только Авидье, но и Видье. И хотя его отправной точкой является Неведение, хотя он следует извилистыми тропами ошибок, его цель всегда – Знание. У него есть потребность найти истину, способность – пусть вторичная и ограниченная – обнаруживать и творить истинное. Даже если он в состоянии показать нам только образы или символические отражения, или абстрактные выражения истины, они тем не менее по-своему передают или доносят истину, ибо реалии, формами которых они являются, в своем более конкретном и истинном виде пребывают на более глубоком или более высоком уровне восприятия нашего сознания. Материя и Жизнь могут быть формой реальности, о которой Ум имеет только относительное и неполное представление; Дух может обладать тайными и неземными реалиями, которые Ум способен только частично и в слабой степени воспринимать, расшифровывать или передавать. В таком случае только благодаря исследованию других сил и способностей как супраментального и субментального, так и более высокого и глубокого ментального сознания мы сможем постичь реальность во всей ее полноте. И, в конечном счете, всё зависит от истины верховного Сознания – или Сверхсознания, – принадлежащего высочайшей Реальности, и от того, как с ней связаны Ум, С