[53] Это не абсолютная бессознательность, а частично истинное и частично ложное восприятие и понимание реальности – каким и должно быть любое знание, игнорирующее суть и видящее только преходящие аспекты феноменального. С другой стороны, если человек замыкается в бескачественном сознании единства, не ведая о проявленном Брахмане, то это тоже зовется кромешной тьмой и глубочайшим неведением. Но на самом деле ни то, ни другое состояние не является тьмой в полном смысле этого слова. Тот, кто стремится только к знанию, становится ослеплен ярчайшим сверхсознательным Светом, тот, кого влечет только неведение – с трудом различает в рассеянном, тусклом и мерцающем свете призрачные очертания вещей. Божественное сознание не ограничивает себя ни Знанием, ни Неведением, вмещая в свое цельное всепримиряющее и всесвязующее самосущее знание как неизменное Единство, так и меняющееся Множество.
Память на уровне разделяющего сознания является посохом, на который ум, беспомощно увлекаемый стремительным потоком Времени и не имеющий возможности остановиться и передохнуть, опирается, чтобы не упасть. Память – это жалкое подобие целостного непосредственного и постоянного осознания себя и непосредственного целостного или глобального восприятия вещей. Ум может непосредственно осознавать себя только в момент своего текущего бытия; вещи он воспринимает во многом опосредованно и только так, как они представляются ему в данный момент времени в окружающем его пространстве и улавливаются чувствами. Он компенсирует свои недостатки памятью, воображением, размышлением и разного рода символическими идеями. Его чувства являются инструментами, с помощью которых он воспринимает внешний облик тех вещей, которые в данный момент находятся в непосредственной близости от него; с помощью других инструментов – памяти, воображения и мышления – он представляет себе (хотя уже не столь непосредственно) облик вещей, удаленных от него во времени и пространстве. Единственное, что не является таким инструментом, это его непосредственное осознание себя в настоящий момент. Поэтому посредством этого осознания ему легче всего войти в контакт с вечным бытием, реальностью; всё остальное он склонен (при близком рассмотрении) считать не просто феноменом, а скорее ошибкой, иллюзией и неведением, ибо вещи перестают казаться ему в полной мере реальными. Так на них смотрит Иллюзионист; для него единственной по-настоящему реальной вещью является вечное «я», скрывающееся за непосредственным самоосознанием ума в настоящем. Или же, подобно буддистам, он даже на это вечное «я» начинает смотреть как на иллюзию, некую картинку, субъективный образ, игру воображения или ложное ощущение и ложную идею бытия. Ум в своих собственных глазах становится полупризрачным волшебником, который вместе со своими трудами невероятным образом существует и не существует, является устойчивой реальностью и в то же время мимолетной иллюзией, которая им объясняется или не объясняется. Но, в любом случае, ум намерен покончить с собой и с собственными трудами, чтобы почить во вневременном покое Вечного и отдохнуть от бессмысленного творения призрачных форм.
Но, на самом деле, наши четкие различия между внутренним и внешним, нынешним и прошлым самоосознанием являются издержками ограниченной и изменчивой активности ума. Позади ума есть устойчивое сознание, использующее ум в качестве своего внешнего инструмента и не делающее жестких концептуальных различий между собой в настоящем и собой в прошлом и будущем; при этом оно осознаёт себя во Времени – в настоящем, прошлом и будущем – но не последовательно, а одновременно, обладая целостным видением, которое охватывает изменчивые переживания временного «я» и утверждает их на фундаменте неизменного вневременного «я». Мы можем осознать присутствие этого сознания, отстраняясь от ума и его активности или успокаивая его и заставляя замолчать. Однако сначала мы воспринимаем это сознание в его неподвижном состоянии и, если мы ограничимся только неподвижностью «я», то можем прийти к выводу, что оно не только вне времени, но и вне всякой деятельности, что ему не свойственны ни представление, ни мышление, ни воображение, ни память, ни волеизъявление, что оно погружено в себя и поэтому чуждо всей вселенской активности. Тогда только это «я» становится реальным для нас, а всё остальное начинает казаться призрачным символизмом несуществующих форм – или форм, не соответствующих ничему реально существующему – и поэтому сном или грезой. Но эта погруженность в себя – только состояние, результат сосредоточения и собранности нашего сознания, как и предшествующее ему состояние рассеянности мышления, памяти и воли. Подлинное «я» является тем вечным, который, вне всякого сомнения, способен и к изменчивости во Времени, и к неизменности, поддерживающей Время, – способен одновременно находиться в этих состояниях, которые иначе не могли бы сосуществовать; и даже одно не могло бы существовать, а другое – творить призрачные формы. Это высшая Душа, верховное «Я» и Бытие,[54] упоминаемые в Гите, – тот Всевышний, который, как первооснова и владыка всего сущего, поддерживает и неизменное, и изменчивое.
Пока что мы рассматривали ум и память преимущественно с точки зрения предварительного ментального осознания себя во Времени. Но если мы взглянем на них не только с точки зрения осознания, но и восприятия себя, и не только восприятия себя, но и восприятия внешнего мира, мы обнаружим, что пришли к тем же выводам, но с более богатым объемом знаний и еще более ясным пониманием природы Неведения. На данный момент можно следующим образом сформулировать то, что мы обнаружили: есть некое вечное сознательное существо, которое делает устойчивое и неизменное самоосознание, неподвластное действию Времени, основой изменчивой деятельности ума и которое, даже обладая супраментальным знанием, охватывает всё движение потока Времени и присутствует, благодаря деятельности ума, в этом потоке. Становясь поверхностной ментальной личностью, движущейся от момента к моменту, ориентирующейся не на свое сокровенное «я», а лишь на свое отношение к происходящему с ним во Времени, скрывающей от себя (будучи погруженной в его поток) будущее завесой того, что кажется пустотой Неизвестного и несуществующего (хотя, на самом деле, является нереализованной полнотой), обретающей знание и жизненный опыт в настоящем и оставляющая их в прошлом, которое тоже начинает казаться пустотой Неизвестного и несуществующего, частично озаряющейся светом памяти, выхватывающим и сберегающим отдельные предметы и события прошлого, это существо представляется эфемерным и преходящим, неустойчиво владеющим эфемерными и преходящими вещами. Но мы обнаружим, что на самом деле оно всегда остается тем же самым Вечным, незыблемым и самодостаточным в Своем супраментальном знании, и что владеет оно тоже тем, что вовеки незыблемо и вечно; ибо именно себя оно ментально воспринимает в линейном развертывании Времени.
Время – это огромный банк, в котором сознательное существование хранится в виде активов опыта и деятельности: поверхностное ментальное существо, обращаясь к прошлому (а также к будущему), постоянно формирует из него настоящее; оно подсчитывает и накапливает сбережения, сохраненные им в том, что мы называем прошлым, не зная, насколько реально и незыблемо прошлое присутствует в нас; по мере необходимости оно пользуется этими сбережениями как валютой знания и реализованных возможностей и в виде активов ментальной, витальной и физической деятельности инвестирует их в коммерческие проекты настоящего, сулящие, по его мнению, новые прибыли в будущем. Неведение – это использование сокровенного знания Всевышнего таким образом, чтобы сделать его ценным для жизни во Времени и эффективным для деятельности во Времени; нам неизвестно то, что нами еще не обретено, не осмыслено, не введено в обиход, не превращено в разменную монету, не использовано в нашем ментальном опыте, или же то, что мы уже прекратили осмысливать или использовать. По ту сторону нашего ментального бытия всё известно и всё готово к использованию согласно воле «Я», взаимодействующего со Временем, Пространством и Причинностью. Мы не ошибемся, если скажем, что наше поверхностное существо – это то же глубинное вечное «Я», которое просто бросается вперед, становясь искателем приключений во Времени, открывателем и реализатором бесконечных возможностей, ограничивает себя последовательностью моментов, чтобы в полной мере насладиться неожиданными поворотами и великолепием своего приключения, утаивает от себя свое сокровенное знание и забывает об огромности своего самосущего бытия, чтобы вновь обрести то, что, как ему кажется, оно потеряло, снова отвоевывает то, что является им, ведя на протяжении эпох страстный поиск, прилагая усилия и испытывая восторг, перемежающийся печалью и страданием.
Глава IXПамять, эго и восприятие себя
Здесь этот Бог, Ум, в своих снах снова и снова переживает то, что было однажды пережито, что он видел и чего не видел, что он слышал и чего не слышал; что переживалось им до сих пор и чего не переживалось, что есть и чего нет – всё видит ум, становясь всем и прозревая.
Пребывание в нашем истинном существе есть освобождение; чувство эго – это отпадение от истины нашего существа.
Один во многих рождениях, единый океан, вмещающий все потоки становления, видит наши сердца.
Непосредственное самоосознание ментального существа, благодаря которому оно становится осведомлено о своем собственном безымянном и бесформенном бытии, пребывающем позади потока различающего самовосприятия, о вечной субстанции своей души, пребывающей позади ментальных формаций этой субстанции, о своем «я», пребывающем позади эго, позволяет выйти за пределы ума в безвременье вечного настоящего; это самоосознание в нем всегда неизменно и не затрагиваемо ментальным различением прошлого, настоящего и будущего. Оно также не затрагивается изменениями среды или перемещением в пространстве; ибо, даже обычно говоря о себе: «Я в теле, я здесь, я был там, я окажусь в другом месте», ментальное существо, когда оно способно устойчиво находиться в этом непосредственном самоосознании, очень скоро понимает, что пользуется языком своего меняющегося самовосприятия, отражающим только отношения его поверхностного сознания с окружающей действительностью и внешней стороной жизни. Различая этот внешний фасад и то, что лежит за ним, отстраняясь от него, оно понимает, что «я», которое оно непосредственно осознаёт, нисколько не меняется, несмотря на все эти внешние изменения, что оно остается всегда тем же самым, не затрагиваемым изменениями тела или ума или же среды, в которой тело и ум движутся и действуют. По сути своей оно неопределимо, абсолютно независимо и может быть охарактеризовано исключительно как чистое сознательное существование, которое самодостаточно, вечно удовлетворено чистым бытием и внутренне блаженно. Так мы начинаем осознавать свою незыблемую «Суть», вечное «Я» или, скорее, неизменное «То», не имеющее никаких личностных или временн