я сознанием не напрямую и не в чистом виде, а через призму ума и в ментальной интерпретации.
Не будь этого процесса последовательного восприятия и этой опосредованной или вторичной работы воспринимающего сознания в условиях, заданных нашим умом, не было бы необходимости в таком приспособлении, как Память. Ибо в своем исходном состоянии наша ментальность разделена моментами Времени; ум может воспринимать или связывать отдельные впечатления в целостную картину только в условиях этого внутреннего разделения на моменты Времени. Когда он непосредственно воспринимает волну становления, сознательное движение существа, память ему не нужна и не действует; когда я становлюсь сердитым, я это чувствую, а не вспоминаю; когда я наблюдаю, как меня охватывает гнев, это акт восприятия, а не действие памяти. Память становится необходимой, когда я начинаю соотносить переживаемое с отрезками Времени, когда я разделяю свое становление на прошлое, настоящее и будущее, когда я говорю: «Я был сердит минуту назад» или «Я рассердился и всё еще сержусь», или «Однажды я рассердился и, если ситуация повторится, рассержусь снова». Если сама причина, обусловливающая движение сознания, частично или полностью принадлежит прошлому – в случае, когда мы печалимся или сердимся, вспоминая о былых невзгодах и обидах, а не переживая их в данный момент, или же когда текущая ситуация напоминает о том, что было раньше, – то память действительно может мгновенно и непосредственно повлиять на становление. Поскольку мы не способны удерживать прошлое в поверхностном слое сознания – хотя оно всегда пребывает позади и внутри, скрыто присутствует и даже часто становится зримым и ощутимым, – мы вынуждены снова обретать его, как что-то потерянное или канувшее в лету, прибегая к воспроизводящей и связывающей деятельности рассудка, именуемой нами памятью. И, аналогичным образом, представляя вещи, недоступные ограниченному и поверхностному ментальному восприятию, мы прибегаем к деятельности рассудка, называемой нами воображением, обращаемся к более великой внутренней способности, являющейся величественным провозвестником всего, что может и не может быть реализовано в сфере нашего неведения.
Память не является основой устойчивого или непрерывного восприятия даже на уровне последовательного течения Времени, и она совсем бы нам не понадобилась, если бы наше сознание могло воспринимать целостно и глобально, если бы ему не приходилось линейно двигаться от момента к моменту, теряя непосредственный контакт с прошлым и ничего не зная или лишь догадываясь о будущем. Весь переживаемый опыт или вся субстанция становления во Времени является течением или потоком, который сам по себе не фрагментирован и неделим, но фрагментируется и разделяется в воспринимающем сознании из-за того, что оно ограничено Неведением и вынуждено перескакивать от одного момента к другому, подобно стрекозе, снующей над поверхностью ручья. Аналогичным образом, вся субстанция бытия в Пространстве является таким же цельным океаническим потоком, который предстает разделенным только в наблюдающем сознании из-за того, что наш сенсорный аппарат не способен охватить всего и может воспринимать только фрагменты, и вследствие этого вынуждает нас смотреть на субстанциональные формы как на изолированные объекты, независимые от единой субстанции. Во Времени и Пространстве, конечно же, существует определенный порядок вещей, но нет никакого разделения и никаких разрывов (которые только кажутся нашему невежественному уму). И именно для того, чтобы каким-то образом связать и соединить то, что разделено неведением Ума, и заполнить разрывы, мы используем различные средства ментального сознания, одним из которых является память. Таким образом, во мне течет поток этого вселенского океана, и гнев, печаль или любое другое внутреннее движение могут возникнуть как устойчивая волна, распространяющаяся в этом непрерывном потоке. Эта устойчивость не обусловливается силой памяти, хотя память может способствовать сохранению или повторному возникновению волны, если та вдруг ослабеет или, исчерпав себя, угаснет; волна просто возникает и сохраняется, как движение сознательной силы моего существа, порождаемое и поддерживаемое произошедшим в нем динамическим возмущением. Память продлевает возмущение за счет возврата мыслящего ума к ситуации, вызвавшей гнев, или чувственного ума – к первой вспышке гнева, что кажется ему вполне достаточным для порождения повторного возмущения; не будь памяти, подобная вибрация затухла бы сама по себе и возникла бы вновь только при повторении аналогичной ситуации. Не только отдельное и изолированное, но и повторное естественное возникновение волны (когда аналогичное возмущение вызывается такой же или похожей ситуацией) не обусловливается памятью, хотя память может способствовать усилению волны и повышать восприимчивость ума к ней. В более текучей энергии и изменчивой субстанции ума возникновение аналогичной ситуации и повторное возмущение и возникновение волны, скорее, связаны так же, как причина и следствие в более механических и менее изменчивых движениях энергии и субстанции материального мира. Мы, в принципе, можем сказать, что любой энергии Природы присуща подсознательная память, всегда сохраняющая одно и то же соотношение между энергией и производимым ею эффектом; но в этом случае мы безгранично расширяем коннотативное значение слова «память». На самом деле, мы можем лишь утверждать, что существует закон повторного возникновения волн сознательной силы, с помощью которого она регулирует движения своей собственной субстанции. Собственно говоря, память является инструментом, с помощью которого наблюдающий Ум, в ходе линейного развертывания Времени, связывает эти движения и моменты их возникновения и повторения для того, чтобы приобрести опыт во Времени, усилить свою роль (всё более и более четко координируя свои намерения) и выработать постоянно развивающиеся оценочные критерии (рассуждая всё более и более связно и логично). Это важный, необходимый, но не единственный элемент процесса, с помощью которого Бессознательность, являющаяся нашей отравной точкой, становится абсолютной самоосознанностью, а Невежество ментального существа начинает целенаправленно познавать себя в формах собственного становления. Это развитие продолжается до тех пор, пока координирующий ум знания и ум намерения не становятся способны в полной мере усваивать и использовать весь жизненный материал. Так, по крайней мере, представляется нам процесс эволюции, в ходе которого в материальном мире из механической и внешне неразумной энергии развивается Ум.
Чувство эго – другой инструмент ментального Неведения, с помощью которого ментальное существо начинает осознавать себя – не только объекты, ситуации и собственные действия, но и воспринимающего всё это субъекта. Поначалу может показаться, что чувство эго формируется памятью, что именно память говорит нам: «Тот, кто был сердит прежде, и тот, кто всё еще или снова сердит, одно и то же лицо». Но на самом деле память, сама по себе, способна сказать нам только то, что в той же ограниченной сфере сознательной активности происходит тот же самый феномен. Мы имеем дело с повторением ментального феномена, той волны становления в субстанции ума, которая сразу же улавливается ментальным чувством; память соединяет эти повторения и позволяет ментальному чувству понять, что оно, будучи тем же самым, воспринимает ту же самую ментальную субстанцию, принявшую ту же самую динамическую форму. Чувство эго не является ни следствием, ни творением памяти, а изначально и всегда присутствует, как некая точка отсчета или то, на чем ментальное чувство сосредоточивается, чтобы иметь координационный центр, а не беспорядочно блуждать по всему полю опыта; память не формирует, а только усиливает эго и помогает поддерживать это сосредоточение. Возможно, что у животного чувство эго, чувство индивидуальности, если тщательно его изучить, ограничится неким смутным или не столь четким, как у нас, ощущением непрерывного, субъективного и обособленного существования в потоке Времени. Человек, помимо этого, обладает координирующим умом знания, который, основываясь на унифицирующей деятельности ментального чувства и памяти – хотя первоначальное устойчивое интуитивное ощущение собственной обособленности у него тоже сохраняется, – приходит к четкому представлению об эго, которое чувствует, воспринимает, помнит, думает и остается тем же самым, независимо от наличия или отсутствия у него воспоминаний. Эго как бы говорит нам, что данная сознательная ментальная субстанция всегда принадлежит одному и тому же сознательному человеку, который чувствует и перестает чувствовать, помнит, забывает, бодрствует на поверхности сознания и, засыпая, уходит с этой поверхности в глубину; он тот же и до, и после того, как события запечатлелись в его памяти, в период младенчества и старческой деградации, во сне и бодрствовании, во внешне сознательном и внешне бессознательном состоянии; именно он совершал поступки, которые помнит и которые забыл; он остается тем же самым, несмотря на все изменения своего становления или своей личности. Эта деятельность знания в человеке, этот координирующий интеллект, эта форма самоосознания и самовосприятия выше, чем эго-память и эго-чувство животного, и поэтому, по логике вещей, ближе к подлинному самопознанию. Более того, изучив как скрытую, так и явную деятельность Природы, мы можем отчетливо увидеть, что любое эго-чувство и любая эго-память поддерживаются и, на самом деле, являются практическим приспособлением тайного координирующего могущества или ума знания, присутствующего в универсальной сознательной силе, зримой формой которого, возникшей в процессе эволюции, является человеческий рассудок, – формой, которая с точки зрения методов своей работы и основополагающих принципов, всё ещё ограничена и несовершенна. Подсознательное знание есть даже в Бессознательном, существует более великий внутренний Рассудок в вещах, который придает согласованность, то есть определенную разумность и сбалансированность самым неистовым движениям вселенского становления.