своего сенсорного аппарата, неадекватность впечатлений своего физического ума и его неумение объективно трактовать получаемую информацию.
По этой причине наше знание о мире превращается в сложную структуру, состоящую из несовершенного образа, полученного органами чувств, его интуитивной интерпретации, осуществленной воспринимающим умом, витальным умом и чувственным умом, и тех недостающих элементов, поправок, дополнительных данных и согласований, которые добавляет рассудок. Но и в этом случае наши познания об окружающем мире несовершенны и ограничены, а наша интерпретация смысла происходящих в нем процессов сомнительна: чтобы как-то компенсировать эту неполноту и добиться определенной объективности, нам приходится призывать на помощь воображение, размышление, прогнозирование, непредвзятое суждение и сравнение, умозаключение, измерение, тестирование, а также Науку, осуществляющую дальнейшее уточнение и расширение чувственных данных. В результате, мы всё равно имеем набор отчасти верных, отчасти сомнительных опосредованно полученных данных, массу значимых образов и умозрительных символов, абстрактных расчетов, гипотез, теорий, обобщений, но вдобавок ко всему – огромный груз сомнений и нескончаемые споры и поиски. Со знанием приходит сила, но поскольку наше знание несовершенно, мы плохо представляем, как правильно применять силу, более того, нам неизвестна цель, на достижение и реализацию которой должно быть направлено использование и приумножение силы и знания. Всё это усугубляется нашим несовершенным знанием о себе, которое пока что остается крайне скудным и явно недостаточным. Мы знаем только свою поверхностную личность, видимое феноменальное «я» и внешнюю природу и не имеем никакого представления о своем истинном «я» и истинном смысле своего существования. Человеку, использующему внешнюю силу и внешние знания, не хватает знания себя и власти над собой, а методам, которыми он пользуется, – мудрости и правильного намерения.
Если брать наше внешнее существование, то мы что-то знаем о нем (до известной степени, конечно), но это ограниченное знание окутано и пронизано неведением и по большей части (в силу своих ограничений) тоже является своеобразным неведением или, в лучшем случае, смесью знания и неведения. Иначе и быть не может, поскольку о мире мы знаем только то, что опосредованно поняли после поверхностного и отстраненного наблюдения; наше знание о себе более непосредственно, но оно тоже ограничено нашим поверхностным существом и не охватывает нашего подлинного «я», подлинных истоков нашей природы, истинных побудительных мотивов наших действий. Вполне очевидно, что мы знаем себя только поверхностно – истоки нашего сознания и мышления остаются для нас загадкой; подлинная природа нашего ума, эмоций, ощущений – тоже; и, наконец, нам неизвестно, почему и для чего мы существуем и каков смысл нашей жизни и деятельности: всё обстояло бы совершенно иначе, если бы мы обладали реальным знанием себя и мира.
Если мы станем искать причину этой ограниченности и этого несовершенства, то обнаружим, что в первую очередь они возникают из-за того, что мы сосредоточены на своей внешней личности; глубины «я», тайны нашей целостной природы отделены от нас стеной, возведенной нашим устремленным вовне сознанием – или созданной для него, чтобы оно могло продолжать свою активность (направленную на эгоцентрическую индивидуализацию ума, жизни и тела), оставаясь огражденным от вмешательства более глубокой и широкой истины нашего внутреннего существования. И только через бреши и просветы в этой стене мы можем улавливать присутствие нашего внутреннего «я» и внутренней реальности, но на самом деле мало что видеть, кроме слабых проблесков таинственного света. В то же время наше сознание вынуждено оберегать свою эгоцентрическую индивидуализацию не только от своего более глубокого «я» (которое едино со всем и бесконечно), но и от космической бесконечности; поэтому вовне оно тоже возводит стену и отгораживается от всего, что не сосредоточено вокруг его эго, рассматривая это как что-то внешнее и не относящееся к его «я». Но поскольку ему приходится сосуществовать с этим «не-я» – ибо оно принадлежит ему, зависит от него, пребывает внутри него, – оно должно поддерживать с ним какие-то отношения; ему также приходится выходить за пределы стены своего эго и стены самоограничения внутри тела, чтобы удовлетворять те потребности, которые без этого «не-я» удовлетворить невозможно: ему нужно учиться как-то познавать то, что окружает его, чтобы быть в состоянии управлять этим и насколько возможно ставить на службу коллективной и индивидуальной человеческой жизни и эго. Тело предоставляет нашему сознанию врата чувств, через которые оно может установить необходимые коммуникативные связи и развить средства наблюдения и воздействия на мир, на окружающее его «не-я»; ум использует эти средства и изобретает новые, дополняющие их, и ему удается создать определенную конструкцию, определенную систему знаний, которая служит его сиюминутным задачам или достижению его общих целей, то есть помогает ему частично подчинить себе и использовать это огромное чуждое окружающее существование или научиться иметь с ним дело там, где он не может подчинить его. Но знанию, которое обретает ум, недостает глубины; это по большей части знание внешней стороны вещей или того, что близко к поверхности, а значит, практическое, ограниченное и относительное знание. Его попытки защититься от проникновения космической энергии столь же относительны и частичны: несмотря на его намерение не допускать в себя никаких вторжений, он подспудно и незримо пропитывается влияниями мира, окутывается «не-я» и формируется им; его мышление, воля, эмоциональная и жизненная энергия подвергаются непосредственному воздействию волн и потоков мыслей, намерений, страстей, витальных импульсов, всевозможных сил, принадлежащих другим людям и универсальной Природе. Стена защиты превращается в стену невежества, мешающую ему познать всё это невидимое взаимодействие; ему известно только то, что приходит через врата чувств или благодаря ментальному восприятию, в котором он не вполне уверен, или же то, что он в состоянии сформулировать или понять, исходя из имеющихся у него чувственных данных; всё остальное остается для него в области неизвестного.
Следовательно, именно эта двойная стена самоограничения, это самозаключение в границах поверхностного эго, является причиной нашего скудного знания или неведения, и если бы это самоограничение было присуще нашему существованию, неведение стало бы нашим безнадежным уделом. Но, на самом деле, это постоянная работа по построению внешнего эго – лишь временный прием Сознания-Силы в вещах, направленный на то, чтобы тайное «я» – дух внутри – смогло установить в физической природе свою собственную репрезентативную и инструментальную формацию, временное «я» в природе Неведения, ибо поначалу невозможно сформировать ничего более значительного в мире, возникающем из универсального Бессознательного. Наше незнание себя и незнание мира может превращаться в интегральное знание себя и знание мира только в той мере, в какой наше ограниченное эго и его полуслепое сознание будут открываться более великому внутреннему существованию и сознанию, истинному самосущему бытию, а также осознавать окружающее «не-я» как часть себя: с одной стороны, Природу, дающую начало нашей собственной природе, с другой, Существование, являющееся безграничным продолжением нашего собственного самосущего бытия. Нашему существу нужно разрушить воздвигнутые им стены эгоцентрического сознания, ему нужно выйти за пределы своего тела и облечься в тело вселенной. Вместо познания через опосредованный контакт, или в дополнение к нему, оно должно научиться познавать через непосредственный контакт, а затем перейти к познанию через отождествление. Его ограниченное конечное «я» должно стать безграничным и бесконечным.
Но сначала нам необходимо осуществить первую из этих двух реализаций: осознать свою внутреннюю реальность, ибо именно благодаря этому внутреннему обнаружению своего глубинного «я» становится возможным в полной мере осуществление второй реализации – обнаружение своего космического «я»: мы должны погрузиться в свое внутреннее существо, жить в нем и действовать с его позиции; внешний ум, жизнь и тело должны стать для нас лишь неким фасадом. Всё, чем мы являемся вовне, на самом деле определяется тем, что скрыто пребывает внутри, в наших внутренних глубинах и тайниках; именно оттуда приходят тайные побуждения и спонтанно реализуемые замыслы; там берут свое начало наши порывы вдохновения, интуитивные прозрения, жизненные мотивы, ментальные предпочтения, волевые решения, впоследствии видоизменяемые или усиливаемые столь же скрытой, но неотступной волной космических воздействий: однако использование этих новых энергий и влияний обусловливается и в значительной степени детерминируется, а главное, очень сильно ограничивается нашей внешней природой. Следовательно, наряду с четким восприятием внешнего инструментального «я», мы должны познать это внутреннее инициирующее «я» и понять, какую роль оба играют в формировании нашего сложного существа.
Пребывая на поверхности, мы знаем о своем «я» лишь то, что проявлено в той или иной форме, да и то лишь его малую часть; ибо в целом мы видим всё свое внешнее существо сквозь некую пелену, которая местами истончается и рассеивается, делая ясными и видимыми его небольшие фрагменты или участки: и даже то, что мы обнаруживаем благодаря ментальному самонаблюдению, является лишь мозаикой, сложенной из фрагментов; всё наше существо и всё его устройство остаются скрытыми для нас. К тому же существуют влияния, которые искажают и омрачают даже это ограниченное знание о себе; наше самовосприятие искажено из-за постоянных вмешательств и влияний нашего внешнего жизненного «я», витального существа, которое всегда пытается превратить мыслящий разум в свое орудие и своего раба: ибо нашему витальному существу нужно не знание себя, а самоутверждение, удовлетворение желаний и укрепление границ эго. Поэтому оно постоянно воздействует на ум, намереваясь создать для себя ментальную структуру внешнего «я», которая будет служить его целям; наш ум вынужден представлять нам и другим отчасти фиктивный и условный образ нас самих, поддерживающий наше самоутверждение, оправдывающий наши желания и поступки, подпитывающий наше эго. Это витальное вторжение, конечно, не всегда направлено на самооправдание и самоутверждение; иногда оно оборачивается самоуничижением и нездоровой и излишней самокритикой; но это тоже конструкция эго, оборотная сторона или изнанка эгоизма, позиция мнимого самоотвержения или притворство витального эго. Ибо в этом витальном эго часто живет обманщик и притворщик, позер и лицедей; оно постоянно входит в новый образ и разыгрывает перед собой и перед другими очередную комедию. Таким образом, к целенаправленному отгораживанию от знания добавляется целенаправленный самообман; и только уходя вовнутрь и видя источник этих проявлений эго, мы можем избавиться от этой путаницы и выйти из темноты на свет.