психее, душе, сокровенной сущности в нас, а связаны с внутренним умом, внутренней витальной и тонко-физической частями нашего сублиминального существа; но, поскольку при их изучении используются методы, эксперименты и критерии подлинности, которые свойственны поверхностному уму и его системе познания через опосредованный контакт, большого количества убедительных и обнадеживающих результатов получить не удается. При таком подходе можно изучать лишь то, что способно проявиться на уровне ума, которому данные процессы кажутся исключительными, паранормальными или сверхъестественными, то есть наблюдая сравнительно редкие, ограниченные и частные феномены. И только если мы сумеем сломать стену, разделяющую внешний ум и внутреннее сознание, для которого эти процессы естественны, или если мы научимся свободно проникать внутрь и пребывать там, эта неизведанная область может быть по-настоящему изучена, присоединена к нашему целостному сознанию и включена в сферу деятельности наших пробужденных природных сил.
На уровне поверхностного ума мы не владеем средствами, позволяющими нам непосредственно познавать даже других людей, которые похожи на нас, имеют сходный менталитет и витально и физически скроены по тому же образцу. Мы можем судить о них, опираясь на общие знания о человеческом уме и человеческом теле, одновременно учитывая те многочисленные и устойчиво повторяемые внешние признаки внутренних состояний, которые нам известны; эти предварительные оценки могут быть дополнены нашими впечатлениями об индивидуальном характере и привычках, инстинктивным переносом на других того, что мы знаем о себе, выводами, сделанными на основании слов и поступков, догадками, возникшими в процессе наблюдения или сопереживания. Однако полученные результаты всегда неполны и очень часто обманчивы: наши выводы нередко бывают ошибочными, наша интерпретация внешних признаков представляет собой не больше чем предположения, наше использование общих знаний или знания о себе применительно к другим становится не совсем адекватным в силу неуловимых индивидуальных различий, сами наши догадки и интуитивные прозрения недостоверны и ненадежны. По этой причине человеческие существа живут как незнакомцы, в лучшем случае, связанные очень относительным взаимопониманием и привычкой; мы недостаточно знаем и не так хорошо, как себя – хотя и о себе нам известно очень мало, – даже самых близких нам людей. На уровне же сублиминального внутреннего сознания можно непосредственно осознавать окружающие нас мысли и чувства, ощущать их воздействие, видеть их движение; нам с большей легкостью, с большей уверенностью удается читать чужие умы и сердца. Между теми, кто встречаются или живут вместе, происходит постоянный ментальный, витальный и тонко-физический взаимообмен, о котором им становится известно только тогда, когда его эффекты и процессы ощутимо проявляются в речи, действии и внешнем контакте: в основном этот взаимообмен происходит скрыто и незримо; воздействие осуществляется опосредованно – сначала на сублиминальные части, а через них – на внешнюю природу. Но, когда мы становимся сознательными в этих сублиминальных частях, мы начинаем осознавать всё это взаимодействие, этот субъективный взаимообмен и смешение; в результате мы перестаем бессознательно подвергаться этим воздействиям и их последствиям и становимся способны принимать или отвергать, защищать себя или изолировать. В то же время наше воздействие на других перестает быть невежественным или невольно и часто непреднамеренно причиняющим вред; оно может превратиться в постоянную помощь, сознательный взаимообмен и плодотворное сотрудничество, в попытку достичь внутреннего понимания и единства, отличного от нынешнего формального единения, предполагающего лишь относительную близость или солидарность, ограниченного наличием значительных недопониманий и зачастую отягощенного или нарушаемого огромным количеством недоразумений, взаимных заблуждений и ошибок.
Столь же кардинально меняется наше взаимодействие с окружающими нас безличными мировыми силами. Сейчас мы знаем о них только по их результатам, по тем немногим проявлениям их внешней деятельности и зримым эффектам, которые нам удается уловить. Из всего комплекса сил нам кое-что известно о физических мировых силах, но мы постоянно пребываем в окружении активно действующих невидимых ментальных и витальных сил, о которых мы вообще ничего не знаем и даже не осознаём их существования. Внутреннее сублиминальное сознание может сделать нас восприимчивыми ко всей этой незримой деятельности, ибо оно, благодаря непосредственному контакту, внутреннему видению, психической проницательности, осведомлено о ней; однако пока что оно может только озарять наше серое и ориентированное вовне существование неожиданными предостережениями, предчувствиями, манящими и пугающими образами, идеями, указаниями, смутными наитиями – теми отблесками, которым кое-как удается проникнуть на поверхность. Внутреннее существо не только сразу и напрямую улавливает непосредственное намерение и движение этих универсальных сил и чувствует, к каким последствиям приведет их нынешняя деятельность, но и в какой-то степени может предвидеть или заранее знать их дальнейшие шаги; в наших сублиминальных частях таится великая способность преодолевать временной барьер, улавливать или слышать отголоски грядущих событий, далеких свершений и даже заглядывать в будущее. Верно то, что это присущее сублиминальному существу знание неполно и относительно; ибо это смесь знания и неведения, и сублиминальное существо может приходить как к правильным, так и к ошибочным выводам, ибо оно познает не через отождествление, а через непосредственный контакт – а это тоже субъектно-объектное познание, хотя и более глубокое (даже при наличии разделения между субъектом и объектом), чем любые способы познания, имеющиеся в распоряжении у нашей внешней природы. Противоречивые тенденции внутренней ментальной и витальной природы, способной как к более сумрачному неведению, так и к более великому знанию, могут быть преодолены путем погружения еще глубже и достижения психической сущности, поддерживающей нашу индивидуальную жизнь и тело. Более того, в нас уже сформирована душевная личность – представитель этой сущности – которая привносит в наше природное существо тонкий психический элемент: однако этот более тонкий фактор еще не доминирует в нашей обычной природе и может действовать только в ограниченных пределах. Наша душа лишь опосредованно и исподволь направляет и обусловливает наши мысли и поступки; выражая себя, она вынуждена пользоваться ментальными, витальными и физическими инструментами и постоянно подавляется нашим умом и жизненной силой. Но если ей однажды удастся сохранить постоянную и тесную связь со своей более обширной оккультной реальностью – а это может произойти только в том случае, если мы глубоко погрузимся в свои сублиминальные части, – она перестанет зависеть от природных инструментов и обретет силу и власть. Обладая врожденной способностью духовно воспринимать истину вещей и проницательностью, позволяющей отличать эту истину от лжи Неведения и Бессознательности, отчетливо видеть, что в проявлении божественно, а что нет, она может стать светлым руководящим началом и духовным проводником для других частей нашей природы. Именно тогда, когда это происходит, перед нами открывается прямой путь, ведущий к интегральной трансформации и интегральному знанию.
Мы рассмотрели динамические характеристики и реальные преимущества сублиминального постижения; но в рамках нашего нынешнего исследования нам необходимо, через анализ его механизмов, четко понять, что собой представляет это более глубокое и широкое познание и как оно связано с истинным познанием. Оно, прежде всего, характеризуется непосредственным контактом сознания с познаваемым объектом или с другим сознанием; но, в конечном итоге, мы обнаруживаем, что эта способность является следствием тайного познания через отождествление, его преобразованием и превращением в форму субъектно-объектного восприятия вещей. Ибо, как в процессе опосредованного контакта (свойственного нашему обычному сознанию и поверхностному постижению) благодаря столкновению или взаимодействию живого существа с внешней действительностью зажигается искра сознательного знания, так и в процессе сублиминального постижения некое взаимодействие тоже активизирует уже существующее тайное знание и делает его явным. Ибо и в субъекте, и в объекте присутствует одно и то же сознание, и в процессе контакта существования с существованием эта тождественность выявляет или пробуждает в одном «я» дремлющее знание об этом другом «я», находящемся вовне. Но, в отличие от поверхностного ума, который считает это открывающееся знание чем-то внешним и приобретенным, сублиминальное воспринимает его как что-то уже знакомое, приходящее изнутри, как если бы всплывающее в памяти, а когда это знание становится полностью интуитивным, внутреннее сознание уже не сомневается в том, что всегда обладало им; и даже если кажется, что его источником является объект, с которым мы вступаем во взаимодействие, у нас мгновенно возникает впечатление чего-то очень близкого и знакомого. На уровне поверхностного сознания знание представляется истиной, воспринимаемой извне, приходящей от объекта, или же откликом на воздействие, оказанное им на органы чувств, его сенсорной интерпретацией. Наш поверхностный ум вынужден довольствоваться подобным знанием, так как в стене, отделяющей его от мира, проделаны врата чувств, через которые ему удается уловить внешний облик вещей (но не их внутреннее содержание), в стене же, отделяющей его от его внутреннего существа, нет такого рода готовых проходов или открытых проемов: по этой причине он не способен видеть, что происходит в его более глубоком «я», или наблюдать приход знания изнутри, и ему приходится считать источником своего знания наблюдаемый им внешний объект. Таким образом, всё познаваемое умом представляется нам объективным, то есть истиной, навязанной извне; наше знание – это отражение или рефлекторная конструкция, воспроизводящая в нас образ, картину или ментальную схему того, что не присутствует в нашем собственном существе. На самом же деле, благодаря скрытому и более глубокому отклику на контакт, отклику, рождающемуся внутри, оттуда приходит знание об объекте, являющемся частью нашего более широкого «я»; но из-за наличия двух покровов – между нашим внутренним «я» и невежественным поверхностным «я» и между этим поверхностным «я» и познаваемым объектом – на поверхности мы получаем лишь искаженный образ или приближенную копию внутреннего знания.