щем, ибо где-то во внутреннем существе есть сфера познания, открытая знанию будущего, способность не только ретроспективно чувствовать, видеть и воспринимать Время, но и предчувствовать, предвидеть и предощущать; нечто в нем живет одновременно во всех трех временах, охватывает их кажущиеся границы и содержит в себе будущее, готовое родиться. Таким образом, из-за этой привычки жить в настоящем мы формируем второй тип забвения, второй тип всепоглощающего сосредоточения, который усложняет и еще более ограничивает существование, но одновременно упрощает внешний образ действий, соотнося их не со всем бесконечным потоком Времени, а с конкретной последовательностью моментов.
Поэтому в своем поверхностном сознании человек динамически и практически считает себя тем, кем он является в данный момент – ибо того, кем он был в прошлом, уже нет, а того, кем он станет в будущем, еще нет; благодаря памяти он связывает себя со своим прошлым, а благодаря предвидению – со своим будущим: непрерывное чувство эго объединяет три аспекта времени, но вместо сокровенного или расширенного существования, охватывающего то, что было, есть и будет, возникает централизующая ментальная конструкция. За ней стоит интуиция «я», но как ощущение скрытого тождества, не затрагиваемого изменениями человеческой личности; на уровне своего поверхностного становления человек – не неизменная сущность, а то, чем он является в данный момент. И всё же это существование в настоящем времени не является подлинной или всей истиной его существа, а только практической или прагматической истиной, служащей решению задач его внешней жизни и сохраняющей подлинность только в ее пределах. Это существование истинно, а не иллюзорно, но только в своем позитивном аспекте; в своих негативных аспектах оно является неведением, и это негативное неведение ограничивает и часто искажает даже присущую ему практическую истину. Вследствие этого жизнь человека направляется не подлинной истиной его существа, о которой он забыл, а неведением, частичным, наполовину истинным и наполовину ложным знанием. И всё же, в силу того, что его подлинное «я» является подлинным распорядителем, который тайно управляет всем изнутри, в конечном счете именно внутреннее знание реально определяет ход его жизни; поверхностное неведение формирует необходимый ограничивающий контур и добавляет элементы, придающие его сознанию и деятельности внешний колорит и своеобразие, которые нужны для его нынешней жизни и текущего момента. Аналогичным образом и по тем же причинам человек отождествляет себя с именем и формой, которые он получил в своем нынешнем воплощении; он не знает, что с ним было до рождения и что с ним будет после смерти. И, тем не менее, всё забытое им содержится в готовом и активном виде в его внутреннем целостном сознании, которое помнит всё.
Существует более частное, практическое применение всепоглощающего внешнего сосредоточения, которое, несмотря на свой временный характер, тоже может пролить свет на феномен Неведения. Поверхностный человек, живущий от момента к моменту, исполняет, так сказать, в своей нынешней жизни несколько ролей; будучи занят в одной из них, он может достичь всепоглощающего сосредоточения, полного погружения в роль, благодаря чему забыть всё остальное свое существо, перестать ощущать на какое-то время большую часть себя, – и чем полнее его отождествление с персонажем, тем глубже его самозабвение. Человек на какое-то время становится актером, поэтом, солдатом или тем персонажем, в которого он превращается благодаря специфическому и целенаправленному действию силы своего существа, своего Тапаса, своей прошлой сознательной энергии, а также той деятельности, которую она породила. Он не только склонен сосредоточиваться в какой-то части себя и ограничиваться ее рамками, но сам успех его деятельности во многом зависит от того, насколько полно ему удастся забыть себя и погрузиться в свою непосредственную работу. И всё же в любой момент мы можем увидеть, что на самом деле работу выполняет не какая-то отдельная инструментальная часть человека, а весь человек; то, что он делает, как он это делает, особенности, привносимые им в работу, своеобразие, придаваемое ей, зависят от всего его характера, ума, информированности, гениальности, всего, что из него сделало его прошлое, – более того, его работа определяется не только обозримым прошлым, но и его прошлыми жизнями, и не только его индивидуальным прошлым, но и прошлым, настоящим и предопределенным будущим как его самого, так и окружающего его мира. Нынешний актер, поэт или солдат в нем является лишь отдельной формой проявления действия его Тапаса; это сила его существа, организованная для особого вида деятельности его энергии и представляющая собой отдельное движение Тапаса, которая способна – и эта способность является не слабостью и недостатком, а ценным качеством сознания – погружаться в проводимую работу и на какое-то время забывать про всё остальное, хотя всё остальное всегда присутствует как в глубинах сознания, так и в самой работе, остается активным и влияет на ее осуществление. Это самозабвенное погружение человека в свою работу и исполняемую роль отличается от другого, более глубокого самозабвения, ибо разделяющая стена, которая возникает, на внешнем уровне не столь основательна и прочна; ум в любой момент может выйти из сосредоточения, прервать работу и вернуться к осознанию более широкого «я», частной деятельностью которого и была эта работа. Поверхностный же или внешний человек не может аналогичным образом, по своему желанию, вернуться к подлинному человеку внутри себя; он может сделать это только частично, достигая в каких-то исключительных случаях необычных или сверхъестественных для него состояний сознания; для более полного и постоянного пребывания в истинном сознании ему требуется долгая и трудная подготовка, целенаправленное углубление, возвышение и расширение себя. И все-таки возвращение [к своему истинному существу] возможно; следовательно, разница между двумя этими типами самозабвения имеет чисто внешний, а не глубинный характер: по сути, в обоих случаях имеет место одно и то же всепоглощающее сосредоточение, погружение в определенный аспект себя, в поток деятельности, в движение силы, и только обстоятельства и манера исполнения работы могут отличаться.
Эта способность к всепоглощающему сосредоточению не ограничивается погружением в какую-то конкретную или специфическую работу нашего более широкого «я» и может доходить до полного забвения себя в той конкретной деятельности, в которую мы в данный момент оказываемся вовлечены. Актер в моменты наиболее сильного воодушевления забывает, что он актер, и становится персонажем, которого он играет на сцене; не то чтобы он действительно считал себя Рамой или Раваной, но он на время отождествляется с психологическим образом и манерой поведения данного персонажа, отождествляется настолько, что забывает реального человека, исполняющего роль. И точно так же поэт, погружаясь в свою работу, забывает о себе, человеке, творце, и в эти мгновения только вдохновенная безличная сила выражает себя в форме ритмов и слов; всё остальное уходит на второй план и исчезает. Солдат забывает себя в бою и становится энергией, бросающейся в атаку, яростной и разящей силой. Точно так же про человека, охваченного гневом, обычно говорят, что он не помнит себя, или что он стал воплощением гнева (что еще полнее и точнее отражает реальное положение дел): но реальная истина, стоящая за этими словами, не является всей истиной его существа в данный момент времени, а лишь конкретным фактом проявления его сознательной энергии в действии. Он действительно забывает себя, забывает всё остальное свое существо с его другими импульсами и способностями сдерживать и контролировать себя, и просто действует как энергия охватившей его страсти, становится на время этой энергией. Это самая глубокая степень самозабвения, возможная в поведении обычного активного человека; ибо вскоре он неизбежно возвращается к более широкому и осведомленному о себе сознанию, временным движением которого и становится это самозабвение.
Но более обширное универсальное сознание должно обладать способностью доводить это движение до его высшей точки, до максимально возможного предела, которого может достичь относительное движение. И оно достигает этой точки, но не в человеческой бессознательности, неустойчивой и всегда возвращающейся к пробужденному сознательному существу, которым, по сути, и по своим характерным качествам является человек, а в несознательности материальной Природы. Эта несознательность не более реальна, чем неведение, вызванное всепоглощающим сосредоточением на нашем временном бытии, и ограничивающее бодрствующее сознание человека; ибо мы знаем, что не только в нас, но и в атоме, металле, растении, в каждой форме, в каждой энергии материальной Природы присутствует и действует тайная душа, тайная воля, тайный ум, отличные от немой и забывшей себя формы, Сознательное начало – сознательное даже в бессознательных вещах, – о котором говорится в Упанишадах, без чьего присутствия и вдохновляющей сознательной силы (или Тапаса) никакой труд Природы не мог бы быть завершен. Бессознательность свойственна Пракрити, внешней динамичной энергии, погруженной в свои труды, сосредоточенной на них и отождествленной с ними (отождествленной настолько глубоко, что это приводит к своеобразному трансу или обмороку), не способной, пока она прикована к формам своей деятельности, вернуться к своему подлинному «я», к целостному сознательному бытию и к интегральной силе сознательного бытия, которые она оставила скрытыми на заднем плане и о которых она, наслаждаясь самим процессом выполнения работы и собственной мощью, забыла. Пракрити, исполнительная Сила, перестает осознавать Пурушу, Сознательное Существо, хранит его в себе, не ведая об этом, и только с выходом сознания из этого забытья Несознательности она мало-помалу начинает снова осознавать его. Пуруша фактически соглашается облачиться во внешнюю форму, созданную для него Пракрити; на первый взгляд, он становится Бессознательным, физическим существом, затем витальным, затем ментальным существом, но во всех этих формах он, по сути, остается собой; свет тайного сознательного Существа поддерживает и направляет работу бессознательной или начинающей становиться сознательной энергии Природы.