Штаб фронта. Книга первая. Коварный Днепр — страница 36 из 56

После кратковременного отдыха в середине октября Валентина стали нагружать работой. Ему поручали вести учётную документацию, составлять приказы и отчёты. Это очень напоминало деятельность в штабе полка.

Вообще, служба в штабе отличалась от того, чем занимались другие военнослужащие. Например, в стрелковых частях во время перерывов между боями солдаты оказывались предоставлены сами себе. Могли спать, сколько захотят, с разрешения командира ходить в соседние деревни, добывать дополнительную еду, общаться с местным населением. У служащих в штабе на низшей должности в качестве помощника не было необходимости лезть под пули и рыть окопы, зато всё время без выходных приходилось работать. В качестве отдыха, кроме ночи, предоставлялся перерыв на обед и позднее вечернее время. Валентин свету белого не видел. Бесконечная умственная работа очень утомляла.

В связи с переименованием фронтов 20 октября 1943 года стала возникать путаница с адресами документов. Четыре фронта – и все Украинские. Служащие почты с трудом справлялись с увеличившимся потоком писем и посылок из-за огромного количества ошибок в написании адреса. Приходилось посылать обратно отправление или выяснять местонахождение получателя. Те, кто писал письма, путали цифры в названии фронтов, к тому зачастую было трудно разобрать почерк. Бывало, что конверт оказывался мятый или загрязнялся, и отличить цифры 1, 2, 3 и 4 не представлялось возможным. Такие письма приходили в том числе в штаб 2-го Украинского фронта.

Валентину приходилось заниматься разрешением и этих задач вместо служащих почты, которые по какой-то причине присылали письма с неправильным адресом. В этой ситуации важные и срочные документы лучше всего стоило отвозить и вручать лично, а не пользоваться службой доставки. Происходило полно случаев, когда информация не успевала вовремя доходить до получателя либо вообще солдат не получал весточку из дома, отличившийся боец – документы о награде, а штаб – запрос из архива. Каждый раз приходилось вспоминать дату переименования фронта и сравнивать её с датой произошедшего события. Приходилось поправляться, если ошибся, указывать оба названия в случае, если событие происходило до и после 20 октября 1943 года. Это всё отвлекало от нужных дел. Вот сколько неразберихи доставило переименование фронтов.

А делалось это, чтобы ввести в заблуждение противника во время прослушивания радиоэфира. По задумке Генерального штаба, неприятель долгое время не должен был догадываться, о каких именно фронтах идёт речь. Но не существовало гарантии, что такая скрытность продолжится нужное количество недель или месяцев. Разведка противника могла расшифровать новые названия и за один день. Всё равно приходилось соблюдать меры предосторожности, и эффект от нововведения был кратковременным. Зато сколько вреда принесло переименование фронтов самой Красной армии! В итоге себе сделали хуже, чем противнику. Ответственные лица за это решение не поинтересовались, к чему приведут такие меры в советских войсках. К сожалению, подобного рода непродуманных или даже ошибочных указаний поступало в штаб достаточно.

В штабе фронта придумали одну уловку. Слово «Украинский» не произносили, а воинские формирования обозначали в основном цифрами. К сокращённым названиям успели привыкнуть за несколько месяцев, но зимой-весной 1944 года по решению Ставки переименовали Белорусский фронт в 1-й Белорусский, Западный фронт в 3-й Белорусский, а также создали 2-й Белорусский фронт. Опять возникла путаница с названиями. К цифровым обозначениям пришлось добавлять либо «Украинский», либо «Белорусский», так как указанные фронты находились недалеко друг от друга и время от времени приходилось решать общие задачи. Переименование коснулось и воинских формирований, действующих ещё севернее. Произошло создание 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов, но их появление на 2-й Украинский существенного влияния не оказывало из-за большого расстояния между ними и отсутствия взаимодействия.

Руководство, находящееся в Москве, нередко вмешивалось в проведение операций так, что создавало только дополнительные сложности. В штабах фронтов располагали более точной информацией о положении дел в войсках, чем в Генеральном штабе. Близость к передовой, к командованию армиями способствовала более качественному управлению подразделениями. Не зря функции оперативного планирования оказались переданы в ведение фронтов.

5 ноября поступила директива Ставки Верховного главнокомандования о возобновлении наступления на Кривой Рог, и ситуация стала походить на попытки взломать оборону противника с Верхнеднепровского плацдарма в первой половине октября. Шансы на успех таких действий в штабе фронта оценивали невысоко, но и предложить другой вариант, гарантирующий развитие наступления, не могли. Для того чтобы Сталин согласился с изменением директивы, Коневу требовалось поручиться за новый план.

Почти месяц Валентин выполнял вспомогательную работу в штабе фронта, и обратно в полк его не отсылали. Он продолжал иногда читать учебники по военному делу и, как оказалось, не зря. 10 ноября старшего лейтенанта вызвал командующий. На столе у Ивана Конева лежала карта боевых действий. Из-за недостатка мебели карту приходилось поворачивать вокруг своей оси. Когда Валентин вошёл, она была расположена для удобства прочтения посетителем. До этого проходило совещание, и генералы обсуждали ситуацию на фронте. После успешно проведённого наступления, спланированного старшим лейтенантом Владимировым, начали иногда интересоваться его мнением. Для этого он и оказался вызван командующим.

– Проходи. – Конев жестом пригласил Валентина подойти к карте. – Какие есть соображения по поводу дальнейшего наступления?

Несмотря на внезапный вопрос, старший лейтенант готовился к подобного рода разговору. Он подробно изучал обстановку, и у него сформировались идеи, как лучше действовать дальше, но инициативу проявлять не собирался. Теперь пришло время высказать то, что он задумал.

– Считаю, что лучше перенести наступление на направление Александрия – Знаменка. Этим мы поспособствуем объединению разрозненных плацдармов в один большой, что увеличит боеспособность фронта, – доложил Валентин. – На александрийском направлении есть возможность сконцентрировать достаточно наших сил для нанесения удара. Вдобавок к имеющимся на правом фланге 5-й, 7-й гвардейским и 53-й армиям предлагаю добавить 5-ю гвардейскую танковую армию, её можно перебросить с криворожского направления. А главное – возможно задействовать большую часть 4-й гвардейской армии. В данный момент она находится частично на Кременчугском плацдарме, частично на левом берегу Днепра. Предлагаю снять с занимаемых оборонительных рубежей на левом берегу 4-ю гвардейскую армию, оставив только дозоры, совершить марш-бросок в юго-восточном направлении до первой переправы и пересечь Днепр. Затем, усилив 53-ю армию, перейти в наступление и прорвать оборону неприятеля. В ближайшее время противник, скорее всего, не решится на форсирование Днепра, так как в его тылу в районе Александрии будут происходить бои, и, наоборот, целесообразнее окажется оставить свои позиции во избежание окружения. Кроме того, при развитии наступления севернее Александрии, Знаменки и одновременно 52-й армии в районе Черкасс мы можем пробовать окружить часть сил противника, находящихся вдоль правого берега Днепра.

Командующий если и удивился, то виду не показывал. Он вызвал начальника штаба, и старшему лейтенанту пришлось повторить ранее сказанное. Матвей Захаров (с 20 октября генерал-полковник) также молча выслушал новое предложение и по окончании произнёс:

– Рискованно, но пробовать стоит.

После этого Валентину велели выйти и подождать за дверью. Когда его снова позвали, то командующий уже принял решение.

– Начинай заниматься проработкой этого варианта, – сказал Конев.

Так старший лейтенант Владимиров получил приказ о планировании второй своей наступательной операции фронта, которая позже стала называться «Знаменская». Его задумка оказалась лучше, чем предложения начальника штаба.

Идеей план сражения не ограничивался, нужна была проработка деталей, схем и рекомендаций к ним для армий в письменном виде. К тому же во время подготовки плана могли возникнуть непредвиденные обстоятельства, приводящие к изменению или отмене первоначальной задумки.

Ситуация повторялась. Решающим действием плана сражения стала переброска относительно свежей 4-й гвардейской армии, очень похожая на манёвр 5-й гвардейской армии во время Пятихатской операции. Удивительно, что никто из работников штаба не догадался предложить и этот вариант. Валентин благодаря новизне участия в работе штаба фронта, своей молодости и энергии опять спасал положение.

Планировать сражение командующий ему снова велел одному, без помощи посторонних. Спрашивать совета среди служащих штаба фронта не имело смысла. Слишком большая разница в звании – барьер или даже пропасть между генералами и младшим офицером. С точки зрения получения результата приказ Конева выглядел разумным. У Валентина имелась свобода выбора действий и принятия решений, он мог распоряжаться своим временем, как считал нужным. Если бы он находился в подчинении у начальника штаба, то исполнял бы только приказы и оказался лишённым самостоятельности. В итоге операции, составленные старшим лейтенантом Владимировым, выходили успешными и неожиданными для противника. Но достигался такой результат тяжёлым, напряжённым трудом. Валентин выполнял работу, предусмотренную для нескольких человек, и к тому же под угрозой расстрела.

Он уже приобрёл некоторый опыт составления плана наступления, и поэтому много времени на изучение литературы тратить не пришлось. Старший лейтенант решил лично поучаствовать в сборе данных о противнике с помощью допроса пленных. Он немного владел немецким языком ещё со времени учёбы в техникуме, но этих знаний не хватало для свободного общения. К нему приводили пленных офицеров, и разговаривать приходилось с помощью переводчика. Интересное наблюдение: допрос становился более продуктивным, когда задающий вопросы оказывался грамотным человеком, хорошо разбирающимся в обстановке на фронте. Такой военнослужащий вызывал уважение у допрашиваемого. Звание здесь уже не имело значения, так как для пленного война закончилась и он думал только о спасении своей жизни. Валентин продолжил изучение немецкого языка, тем более находилось, у кого учиться.