– Ты что, уже в штаны наложил? Ну и пусть себе оставляет без боя, нам от этого только легче, – высказался в грубой форме Конев. Его громкий голос заглушал докладчика, но старший лейтенант не думал прекращать.
– Товарищ командующий, при существующей конфигурации линии фронта и наличии Корсуньского выступа противнику целесообразнее было отвести свои войска от Днепра либо усилить существующую группировку. Ни то ни другое не сделано. Это способствует нашему успеху, но опыт текущей войны показывает, что неприятель является грамотным и опасным. Совершать подобные ошибки ему не свойственно. Поэтому считаю, что противник что-то задумал, и нам следует быть более осторожными, – выкладывал Валентин аргумент за аргументом.
– Тем не менее у нас есть данные разведки, в которых сказано, что численность войск в районе будущего котла составляет 60 тысяч человек. Не такая уж большая цифра, чтобы задействовать столько сил на внутренней стороне коридора окружения, усиливать там оборону в два раза, – возразил начальник штаба.
– Да что мы слушаем этого перестраховщика! Противник у него что-то задумал! Одно дело задумывать, а другое – воевать чем-то надо. – Командующий не на шутку разошёлся.
– Товарищ командующий, считаю необходимым настаивать на своём предложении. В предстоящей операции лучше действовать от обороны, а не стремиться как можно быстрее углубиться на территорию неприятеля. Мы рискуем слишком увлечься продвижением вперёд, тем самым поставить под угрозу уничтожения передовые отряды, а затем и все наступающие части.
Валентин чувствовал, что страсти накаляются. Командование имело чрезмерную уверенность в своих силах, но это могло как раз сыграть злую шутку. Переоценка собственных возможностей и недооценка противника обычно приводили к краху кампании.
– Наш фронт в предыдущих операциях осуществил неожиданные и хитрые манёвры, приведшие к успеху. Считаю, что противник тоже способен преподнести неприятный сюрприз, – продолжал настаивать на своём Валентин вопреки мнению генералов.
– Уже как полгода противник отступает, – вновь взял слово начальник штаба. Он вслед за командующим тоже переходил на повышенные тона. – После сражения под Курском мы не сталкивались с мощными наступлениями, отсюда делаем вывод, что сил у неприятеля осталось только для обороны. Стоит развивать достигнутые успехи, а ты, старший лейтенант, сейчас предлагаешь замедлить темпы наступления и отвлечь ударные части на излишнюю оборону. Так можно сорвать всю операцию.
Очень сложно что-то доказать человеку, который имеет свою точку зрения и большой опыт в подобных делах. Если бы позволяло время, то обсуждение стоило перенести на другой день, ещё раз подумать в спокойной обстановке и уже с меньшими эмоциями принять нужное решение. Но времени ждать не было.
Присутствующие на совещании делали одно общее дело, служили в одних вооружённых силах, но в пылу спора складывалось впечатление, что они находятся по разные стороны баррикад.
– Считаю, что неприятель ещё не исчерпал своих возможностей даже на широкомасштабное наступление, – продолжал Валентин. – Тому подтверждение контрнаступление под Кривым Рогом в октябре, под Киевом на участке 1-го Украинского фронта в ноябре. Они завершились с большими потерями в наших войсках. Не стоит недооценивать противника. То, что войска Вермахта преимущественно отступали последние полгода, не является гарантией наших дальнейших успехов. К тому же темпы наступления на Днепре существенно снизились по сравнению с тем, как это происходило ранее. За последние четыре месяца мы не прошли и ста километров, до сих пор не можем завладеть всем правым берегом. Тогда как в конце лета войска прошли четыреста километров за два месяца. Сейчас фронт находится на плацдарме и рискует оказаться отрезанным от переправ. В данной ситуации следует сохранять особую осторожность.
С Валентином разговаривали и не выгоняли только потому, что у него находились аргументы, не выслушать которые генералы не могли. Благодаря свежему взгляду на службу в штабе и связанные с этим события старший лейтенант видел то, что не удавалось заметить более опытным военнослужащим.
– С чего это ты взял, что наступление на окружённую группировку 52-й армией лучше не проводить? – Захаров продолжал сомневаться в плане, предоставленном старшим лейтенантом. – Это задумано сделать для отвлечения противника от действий на прорыв и скорейшего завершения операции.
Валентин тоже не сразу пришёл к этому выводу. Очевидные утверждения в мирное время и в спокойной обстановке становились труднодостижимыми из-за груза ответственности при подготовке к операции. Получилось найти нужное решение только после долгих поисков сил по всему фронту.
– Известно, что при наступлении задействуется больше войск, чем при обороне, – ответил Валентин. – Поэтому ударные части 52-й армии вместо наступления при переводе их в коридор окружения и занятии обороны принесут больше пользы тем, что могут сдерживать превосходящего по количеству противника. В том числе с помощью этого манёвра мы можем усилить оборону на внутренней стороне коридора окружения и обезопасить наши передовые войска от захода неприятеля в тыл и во фланг.
– Да ты никак трус! Только о своей шкуре думаешь! Мы своими решительными действиями должны показывать пример, а не прятаться в обороне. – Голос командующего сотрясал воздух.
Оскорбления у Конева сыпались потоком. Смелости ему хватало с лихвой. Становилось понятно, за какие качества его выдвинули во время Гражданской войны в командиры. Но Вторая мировая меняла тактику и стратегию ведения боевых действий.
«Если я трус, то тогда ты кто? Эдак можно каждого, кто копает окоп в полный рост, назвать трусом», – подумал Валентин. Он еле сдерживался, чтобы не ответить подобным высказыванием или применить силу, кулаки сжимались. Занятия гиревым спортом не прошли даром. Валентин знал, что может одной рукой поднять человека «за галстук», при этом соперник, как правило, терял способность оказывать сопротивление. Но выдержки на этот раз хватило. Вслух тоже ответа произносить не стал. Что позволялось старшему по званию, то для младшего могло плохо закончиться, хотя и для тех, и для других произносить оскорбления запрещалось. Старший лейтенант старался не замечать криков, он сосредоточился на докладе и доказательствах усиления обороны, прежде всего на внутренней стороне коридора окружения.
– Товарищ командующий, по последним сведениям разведки, установлено передвижение противника от Корсунь-Шевченковского в направлении основных сил группы армий «Юг», что только ослабляет группировку в районе выступа. Причём это передвижение не является попыткой вывода войск и отступления от Днепра. Возможно, нас вводят в заблуждение, и неприятель одновременно скрытно перебрасывает подразделения в обратную сторону. По крайней мере, эту передислокацию при наличии информации, которую имеем, объяснить не можем.
В пылу разговора поначалу все забыли свежую новость, а теперь она явилась очередным доводом старшего лейтенанта Владимирова.
Валентин чем дольше говорил, тем сильнее повышал голос и не заметил, как от стойки «смирно» в итоге ничего не осталось. Но никто из присутствующих по этому поводу не делал замечаний. Все увлеклись речью докладчика. Старший лейтенант не ожидал, что он настолько убедительно сможет говорить, но, правда, ценой огромного напряжения. Он чувствовал, что не имеет права останавливаться на полпути.
Возникла пауза, и так как его никто пока не перебивал, Валентин продолжил:
– Чтобы выйти на соединение с войсками 1-го Украинского фронта к назначенному сроку, предлагаю начать наступление на один день раньше, то есть 24 января.
Генералы переглянулись друг с другом, после чего командующий велел старшему лейтенанту выйти из хаты, в которой они находились, для совещания и принятия решения.
Тяжело ему дался доклад. Выйдя во двор, Валентин ощутил, что у него сели голосовые связки. Несколько дней ушло на восстановление громкости голоса. Если Коневу повышенные тона давались относительно легко, то Валентин не обладал такими способностями. Приходилось стоять преимущественно на вытяжку, выслушивать крики генералов, при этом сохранять спокойствие и аргументированно отстаивать свою точку зрения. Старший лейтенант отдавал себе отчёт, что пререкания с командующим фронтом могут закончиться плачевно. Но другого выбора не оставалось. Валентин был уверен в своей правоте и считал необходимым донести до командования идею усиления обороны. Потому как в противном случае, по его мнению, недооценка противника могла обернуться поражением. 2-й Украинский фронт находился на плацдарме, пусть даже и большом, и даже при небольшой неудаче во время сражения существовала опасность оказаться прижатым к Днепру и уничтоженным. Штаб фронта в тот момент находился близко от передовой, и все его сотрудники рисковали попасть в плен к противнику. Тогда уже не имело бы значения, кто в каком звании находился и какую должность занимал.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Валентин подошёл к турнику и подтянулся, как обычно в последнее время, пятнадцать раз. Для него это получалось мало. Во время войны Валентин похудел, что, с одной стороны, способствовало занятию на турнике, но вместе с тем стало меньше силы в руках. Недостаточно хорошее питание и напряжённый умственный труд не способствовали поддержанию физической формы. К тому же фронтовая обстановка не позволяла уделять много времени физкультуре. Он любил заниматься на перекладине. Это являлось своего рода отдушиной от непрерывного выполнения обязанностей в штабе. Пользовался готовыми турниками или просил солдата-истопника соорудить новый. Довоенное увлечение поднятием тяжестей, участие в соревнованиях позволяли раньше подтягиваться двадцать пять раз.
Через час стало известно, что его рекомендации одобрены и план операции принят командованием фронта, а впоследствии и Ставкой.
«Как только мне удалось доказать свою точку зрения?» – удивлялся старший лейтенант. Он уже приготовился к отправке в штаб полка или на передовую. Выходит, его доклад получился настолько убедительным и выступление настойчивым, что командование допустило изменение своих взглядов на проведение операции. И как впоследствии оказалось, весьма своевременно.