Неприятель специально отводил подразделения от Курска, чтобы заманить советские войска на Днепр. Как и рассчитывал Манштейн и другие немецкие стратеги, руководство Красной армии потеряло бдительность и ввязалось в игру на условиях противника, который собирался уничтожить наши войска в три приёма.
• Первый: нанести существенный урон личному составу и технике при форсировании Днепра.
• Второй: добиться большого увеличения потерь советских фронтов, по сравнению с собственными потерями, во время попыток взломать оборону при выходе с плацдармов.
• Третий: позволить нашим войскам, ослабленным в предыдущих боях, расширить какой-то один плацдарм, например, в районе Киева. После перехода через Днепр ударных и тыловых частей целого фронта и занятия ими обороны на достаточно большой площади ввести в бой спрятанные резервы под Корсунь-Шевченковским. Неожиданным рейдом свежих дивизий вдоль Днепра отсечь части Красной армии от переправ и снабжения, затем общими усилиями окружить и уничтожить целый фронт. После того расправиться с остальными нашими войсками противнику стало бы уже легче.
В 1941—1942 годах подобные потери в Красной армии компенсировались подходом частей из других округов и призывом на воинскую службу населения. В конце 1943 года мобилизационные ресурсы страны подходили к концу. После катастрофы под Харьковом в мае 1942 года противник дошёл до Сталинграда. В феврале 1944 года могло получиться гораздо хуже.
Но карты командованию Вермахта спутал Степной фронт, войска которого с помощью внезапных манёвров с потерями меньшими, чем у соседей, форсировали Днепр. Далее неожиданно успешно перешли в наступление с плацдарма и завладели большой территорией на правобережной Украине. Действия Степного фронта послужили примером для Воронежского / 1-го Украинского фронта во время освобождения Киева, после чего на правом берегу Днепра Красная армия стала обладать сразу двумя крупными плацдармами.
На это Манштейн не рассчитывал. Войскам группы армий «Юг» приходилось воевать на два фронта, постоянно снимать подразделения с одних мест и перебрасывать их в районы тяжёлых боёв. Противник так и не сумел реализовать свой замысел по окружению группировки советских частей на большом плацдарме, отрезав их от переправ. Вместо этого с помощью хитрых действий неприятеля, включавших в себя оставление Кировограда, образовался Корсуньский выступ. При соответствующей конфигурации линии соприкосновения с противником у командования Красной армии возникал соблазн провести ликвидацию корсуньской группировки. 1-й и 2-й Украинские фронты ввязались в операцию по окружению, даже не подозревая, что их, в свою очередь, собрались окружить и уничтожить. Но и здесь противника ждало разочарование, наши войска сумели оказать достойный отпор.
18 февраля 1944 года, на следующее утро после выхода окружённых из котла в штаб фронта из штаба 53-й армии сообщили, что в плен взят немецкий генерал недалеко от населённого пункта Шпола. Командование отмечало окончание сражения и никак не прореагировало на новость. В те дни все радовались, что избежали сначала окружения, затем поражения и воспринимали прекращение боёв не как победу, а как начало новой жизни.
У Валентина и без этого дел хватало, но случай подворачивался необычный. Оценив расстояние до места, где находился задержанный генерал, он решил, превозмогая накопившуюся усталость, не откладывая съездить на место и поговорить с пленным. Добраться по местам недавних боёв, по плохим дорогам до Шполы и возвратиться обратно вечером того же дня ещё можно было. Валентин не стал бы предпринимать попыток съездить в Звенигородку или Лисянку. Они находились существенно дальше.
Много неясностей накопилось во время операции. Также им двигало стремление обладать как можно раньше информацией о действиях противника с целью в дальнейшем продолжать безошибочно выполнять приказы. Старший лейтенант догадывался, что при первой же оплошности его могли сурово наказать. Он решил не ждать, пока командование закончит отмечать, к тому же ещё не известно, позволят ли ему допрашивать генерала в штабе. Поставив в известность помощника командующего фронтом и получив разрешение, Валентин нашёл водителя автомобиля, и они выехали сначала в штаб 53-й армии.
Расстояние от штаба фронта до Шполы составляло шестьдесят километров, но ехать приходилось по разбитой дороге. Огромные колеи, лужи, грязь замедляли движение. Несколько раз автомобиль застревал, и его приходилось выталкивать. Иногда помогали проходящие мимо солдаты. В остальном Валентину ничего другого не оставалось, как вылезать и толкать машину самому. Водил он автомобиль не очень хорошо, поэтому за руль садиться не стоило. С другой стороны, водитель не справился бы с ролью тягача. Через некоторое время стало заметно, что они въехали на территорию, где недавно проходили бои. То тут, то там попадалась развороченная снарядами техника, воронки на земле.
В штабе 53-й армии им предоставили провожатого. Без такого помощника найти быстро место, где находились пленные, не представлялось возможным. Ехать оставалось недалеко, но скорость автомобиля стала ещё меньше. Воронки от разрывов снарядов находились теперь повсюду, их приходилось объезжать, двигаясь зигзагами. Поверх снега во многих местах насыпало грунтом, и окружающая местность не позволяла определить, какое сейчас время года. Для уральца Валентина пейзажи с лежащим только пятнами снегом являлись совсем не зимними, а осенними. Земля оказалась изрыта гусеницами танков, как советских, так и противника. На взгляд нельзя было понять, чьих следов больше. Попадались дымящиеся подбитые танки Т-34-76, Рz-4 и другие. Бронетехника без башен, перевернутые грузовики, раскуроченные артиллерийские орудия, ящики из-под снарядов, стрелковое оружие и огромное количество человеческих тел находились на поле недавно закончившегося боя. Насколько хватало зрения, виднелись последствия сильных боёв, главным образом 17 февраля. Если на технику ещё можно было смотреть, то многочисленные трупы вызывали угнетающее состояние. С форсирования Днепра Валентин не сталкивался со столь печальным зрелищем. Чуть ли не из каждой воронки торчали чьи-то руки, ноги в сапогах. Советские шинели чередовались с формой Вермахта. Сказать, какая из сторон понесла больше потерь, было затруднительно. Автомобиль пробирался по месту прорыва неприятеля из котла.
Исходя из увиденного получалось, что противник использовал танки и артиллерию для прорыва. Окружённой группировке хватило топлива для техники и боеприпасов для орудий. Судя по следам на земле, много танков неприятеля пробилось к основным силам.
Автомобиль остановился рядом с подбитым танком. Поблизости от него, греясь у костра, расположилось несколько военнопленных. Среди них находились рядовые, офицеры и один генерал. Сразу бросилось в глаза, что генерал сидел около рядового. В обычной ситуации такого соседства никто бы не допустил. Рядовые, как правило, держались отдельно от офицеров, офицеры отдельно от генералов. Что уж говорить о генералах и рядовых. Как будто люди с разных планет. Вид у немцев был подавленный, для них война закончилась. Вокруг находились наши бойцы, охраняли пленных.
Он вышел из машины. Тут же с докладом рядом оказался сержант, старший по охранению. Предупредив сержанта о своих намерениях, старший лейтенант подошёл к костру и представился, как полагается. Разговаривал он на немецком языке. К тому времени Валентин достаточно хорошо уже владел иностранной речью на военную тематику. Про остальные сферы жизни его уровень немецкого языка не позволял вести разговоры. Валентин предложил генералу побеседовать.
Они отошли в сторону и присели на обрубки деревьев. Фамилия генерала оказалась Штеммерманн, до этого он возглавлял группировку, находившуюся в окружении. Теперь же генерал понуро сидел на бревне и не знал, что его ждёт дальше.
Старший лейтенант еле справился с эмоциями, когда услышал фамилию пленного. Само собой, он знал, кто командует войсками противника, и не ожидал, что представится возможность задать ему вопросы. Несмотря на то что Валентин являлся младшим офицером, разговор у них состоялся. Генерала, конечно, можно было заставить говорить, но толку от такого допроса вышло бы мало. По опыту общения с пленными Валентин знал, что лучше всего подходила спокойная, добровольная беседа. К тому же он заявил о себе как о представителе штаба фронта, приехал на легковом автомобиле, да и выбирать Штеммерманну не приходилось.
Из разговора Валентин понял, что немец выгораживает себя с надеждой на то, что ему сохранят жизнь, а может быть, и на лучшие условия содержания. Информация, которую старший лейтенант услышал, просто ошеломила его, хотя он и старался не подавать виду.
– Какую численность составляла ваша группировка в районе Корсунь-Шевченковского? – спросил Валентин.
– 180 тысяч человек, – ответил генерал.
Сведения от передовых отрядов из освобождённой территории тогда ещё не поступили в штаб фронта, и для старшего лейтенанта эта новость явилась неожиданной. Немец заметил удивление на лице собеседника и немного ухмыльнулся, но ухмылка вышла грустная. Что толку от такой неожиданности, если их замыслы не осуществились!
– Как у вас оказалось огромное количество боеприпасов и топлива? – Валентин интересовался подробностями, чтобы в дальнейшем использовать эти сведения.
– Мы заранее заполнили склады всем необходимым и замаскировали их, – продолжал генерал.
– В чём состояли замыслы вашей группировки?
Вопросов возникало много. В полевой обстановке трудно было спросить все интересующие, но основные Валентин всё же задавал.
– Этим в полной мере владеет командование группы армий «Юг», – Штеммерманн попробовал уклониться от ответа, но старший лейтенант с помощью других вопросов выяснил, что задача противника заключалась в том, чтобы держать оборону и пытаться окружить наши войска. Дальше генерал проявил инициативу и стал рассказывать интересные вещи:
– Нас обманули. Благодаря пропаганде руководство Германии втянуло немецкий народ в войну под предлогом освобождения СССР от большевизма и предотвращения нападения на Европу. Руководство страны заявляло о планах закончить войну за два месяца. Мы не хотели ввязываться в такой широкомасштабный и кровопролитный конфликт.