Если бы штабы противника были уже не в состоянии организовывать серьёзную оборону, а войска не имели необходимой мощи, то незачем тогда было возиться с ослабевшей Германией и её союзниками ещё долгих пятнадцать месяцев. Огромных трудов и немалых потерь стоило устоять нашим войскам на Днепре. Только проявляя неожиданные тактические и оперативные приёмы, удалось в дальнейшем Красной армии одолеть, причём с трудом, грозного противника.
В своих мемуарах Манштейн указывал, что блокированные корпуса вышли из окружения, хоть и с потерями.
«Ночью с 16 на 17 февраля под командованием генералов Штеммерманна и Либа оба корпуса начали прорыв… Окружённые корпуса получили указания штаба группы армий использовать для поддержки прорыва всю свою артиллерию и боеприпасы… Арьергард с небольшим количеством орудий прикрывал прорывающиеся войска от сил противника, надвигавшихся с северо-востока и юга.
Можно представить себе, с какими чувствами надежды и тревоги мы ожидали в своём штабном поезде известий об успехе или провале прорыва. В 1:25 в ночь на 17 февраля мы получили радостную новость о том, что установлена первая связь между выходящими из окружения войсками и ударным отрядом 3-го танкового корпуса. Находившийся между ними противник был в буквальном смысле слова опрокинут. 28 февраля мы уже знали, что из котла выйдут около 30—32 тысяч человек» (Манштейн Э. Утерянные победы – М.: Центрполиграф, 2021. С. 523).
Командующий группой армий «Юг» не стал указывать действительную численность Корсуньской группировки. В противном случае ему было бы неловко за неудавшиеся планы на Днепре.
Интересная складывалась ситуация. После Корсунь-Шевченковской операции награды и звания получили военнослужащие и Красной армии, и Вермахта, что маловероятно в случае поражения. После неудач в боях либо оставляли как есть, либо наказывали, понижали в звании, переводили на менее ответственные должности и даже расстреливали.
Корсунь-Шевченковская операция явилась кульминацией сражения на Днепре. До последнего дня не было ясно, какая из сторон одержит верх. Советские войска могли с одинаковой лёгкостью как проиграть, так и выиграть сражение. В случае проигрыша Красная армия оказалась бы под угрозой окончательной катастрофы. Тем не менее результат явился ничейным, а вместе с последующими событиями привёл к глобальным последствиям, но уже в пользу СССР.
Во многих источниках содержится утверждение, что переломным моментом в Великой Отечественной является Курская битва. Как можно владеть инициативой и одновременно находиться на грани полного провала во всей войне? В случае поражения под Корсунь-Шевченковским на первом этапе наши фронты могли остаться без четырёх-пяти ударных армий. На втором лишиться с таким трудом доставшихся плацдармов на правом берегу, неся при этом огромные потери. Отдать пришлось бы и Киев с Житомиром, и Кировоград с Верхнеднепровском, оставить противнику склады и тяжёлую технику. В дальнейшем боеспособность Красной армии оставляла бы желать лучшего. Два несовместимых события: владение инициативой и вынужденная глухая оборона, сопровождающаяся большими потерями и риском проиграть всю войну, под Корсунь-Шевченковским свидетельствуют о том, что одного из них в феврале 1944-го не существовало.
Наступил момент, когда у измотанных до предела соперников не осталось сил для продолжения боевых действий. Забегая вперёд, скажем, что в марте-апреле 1944 года, как в поединке боксёров-тяжеловесов в одном из последних раундов, бойцы Красной армии, превозмогая усталость, действуя на морально-волевых качествах, нанесли сокрушительный удар под дых войскам группы армий «Юг». В результате Днепровско-Карпатской наступательной операции противника отбросили до государственной границы СССР. В последующем наши войска преимущественно наступали и наносили урон вооружённым силам Германии и её союзникам, инициатива перешла к Красной армии.
Поэтому Корсунь-Шевченковская наступательно-оборонительная операция, длившаяся с 24 января по 17 февраля 1944 года, по мнению Валентина Владимирова, явилась коренным переломом в Великой Отечественной войне.
Глава 10.Наступление начинается с разведки
После боёв в Корсуньском выступе наступила возможность отдохнуть. Войска приводили себя в порядок, подсчитывали потери. Солдатам наконец-то представилась возможность заняться своим здоровьем, отправиться в медпункт, помыться и просто выспаться. Валентин отсыпался три дня и всё это время думал о том, что произошло бы с ним в случае провала последней операции. За составление плана наступления отвечал он, с него бы и спросили по всей строгости, несмотря на ошибочные разведданные. Командованию можно было не разбираться в причинах, а отправить его в штрафбат с глаз долой, отчитаться заодно о проведении чистки в штабе и наказании виновных. К таким невесёлым выводам Валентин приходил вследствие натянутых отношений с командующим фронтом. С самого начала у них с трудом складывалось взаимодействие. Разные характеры, образование, возраст не способствовали взаимопониманию. Командно-волевой стиль общения Конева контрастировал с уравновешенно-аргументированным Владимирова. Но главной причиной недопонимания было всё-таки огромное различие в званиях.
При командном пункте фронта одну из соседних хат оборудовали под столовую. Офицеров в штабе насчитывалось немного. В основном были генеральские должности. Но если старшие офицеры являлись полноправными сотрудниками и посещали столовую наравне с генералами, то младшие офицеры там не могли находиться. Но не предоставлять же ещё одну хату для питания трёх-четырёх человек! Поэтому решили сделать исключение и выделили стол в углу генеральской столовой для младших офицеров.
Кроме Валентина, столовую посещали лейтенанты и капитаны из служб обеспечения, не относившихся напрямую к штабу фронта: караульной, связи, транспорта. Только во время несения службы при штабе у них оказывалась возможность питаться генеральским пайком, который оказывался не таким уж сытным. Валентин постоянно искал дополнительную еду где-то на стороне. Нехватка продовольствия сказывалась даже на генеральской столовой.
Старший лейтенант старался оказаться на обеде в одно время с другими младшими офицерами. Иногда он стоял и курил недалеко от входа в хату-столовую, пока не появлялся кто-нибудь из товарищей, которые поступали так же, если приходили первыми. Завести свободный разговор, узнать житейские новости получалось только с равными по званию военнослужащими. Но если офицеры из служб обеспечения располагали достаточно большим кругом общения, то для Валентина это являлось одной из немногих возможностей поговорить по душам.
20 февраля командующему 2-м Украинским фронтом Коневу присвоили звание маршал Советского Союза. 21 февраля командующему 5-й гвардейской танковой армией Ротмистрову присвоили звание маршал бронетанковых войск. Разница в звании с командующим увеличивалась.
20 и 21 февраля 1944 года весь штаб, да и не только, обсуждал новость о присвоении Коневу звания маршала Советского Союза. Лейтенант из караульной службы во время обеда спросил Валентина, почему его до сих пор не повысили в звании. Служить в штабе фронта младшему офицеру не допускалось. Командующий мог рекомендовать присвоить звание майора старшему лейтенанту Владимирову, учитывая также его заслуги, но время шло, а лейтенантские погоны оставались на месте. Кроме того, он не получил ни одной награды за время службы в штабе, хотя другим сотрудникам регулярно вручали ордена и медали. Валентин выглядел белой вороной перед генералами. Он ощущал себя рядовым, находясь в штабе, и вновь становился офицером, когда покидал расположение командного пункта. Звание старшего офицера предоставляло много возможностей для военнослужащего штаба, хотя и выглядело бледно по сравнению с генеральским.
Валентин не мог ответить ничего определённого на вопрос товарища.
– Видать, кому-то ты крепко насолил, что тебя не повышают в звании, – предположил лейтенант.
Валентин сомневался, что замечание, высказанное командующему фронтом ещё в конце сентября 1943-го о больших потерях, могло так повлиять на ситуацию со званием. С тех пор старший лейтенант успешно выполнил несколько ответственных заданий, что должно было искупить допущенную им дерзость. Видимо, существовали ещё причины, по которым он до сих пор носил лейтенантские погоны.
Этот разговор подтолкнул Валентина на решительные действия. Придумав подстраховать себя и не оказаться крайним на случай ошибочных действий разведчиков в дальнейшем, старший лейтенант собрался сходить в разведку. Точнее, не совсем сходить, а заявить об этом командующему и обратить его внимание на существующие недоработки, которые привели к искажению данных перед Корсунь-Шевченковской операцией. Валентин не мог сказать прямо о том, что нужно улучшить деятельность разведотрядов и узнать, в чём причины плохого сбора информации. Он рассчитывал отделаться только обсуждением, а также что командование предпримет какие-то меры, и в дальнейшем он будет отвечать только за свои действия, а не за действия других. Ценной информации о предстоящих мероприятиях фронта старший лейтенант не имел, в отличие от начальника штаба. О предыдущих операциях, скорее всего, противник уже обладал сведениями. Поэтому поход в разведку стоило предложить.
Валентин собрался с мыслями, дошёл до хаты, где находился командный пункт, и дождался, когда командующий согласится выслушать его. Он попросил разрешения у Конева сходить в разведку в составе отряда. Старший лейтенант ожидал услышать всё что угодно, но только не согласие.
Тем не менее командующий одобрил его предложение и заявил, что распорядится организовать отправку в ближайшее время. Валентин не испугался, а наоборот, почувствовал прилив сил. Он нисколько не забыл бои под Ржевом, как, находясь в окружении целый месяц, их рота плутала в тылу у противника. Там он получил огромный опыт выживания в зимних условиях. Сейчас оставалось применить навыки, полученные год назад. Старший лейтенант покинул командный пункт и ста