– Невероятно.
Следующий разрез он сделал на груди и обнажил ребра. Он обыскал кабинет доктора в поисках остеотома или хотя бы очень острого ножа, но пришлось остановить свой выбор на долоте, которым вскрыли капсулу. С помощью инструмента он сломал несколько ребер, чтобы обнажить легкие и сердце. Ни капли крови.
Бертон глубоко вдохнул, затем разрезал левый желудочек сердца.
Внутренности были наполнены красной губчатой тканью, но крови внутри не было.
– Твердый сгусток, – выдохнул он. – Однозначно.
– Есть идеи, почему это произошло? – спросил Стоун.
– Что могло поразить всю сосудистую систему? Пять литров крови? Понятия не имею.
Бертон тяжело опустился в кресло доктора и уставился на только что вскрытое тело.
– Я никогда не слышал о подобном. Существует так называемый ДВС-синдром, но встречается он крайне редко.
– Может ли подобное вызвать какой-нибудь токсин?
– Теоретически может. Но на Земле такого не сущес…
Он умолк.
– Да, – произнес Стоун. – К чему я и веду.
Он поднял «Скуп‑7» и отнес его к фургону, затем вернулся в дом.
– Обыщем дома.
– Начиная с этого?
– Сойдет, – сказал Стоун.
Тело миссис Бенедикт нашел Стоун. Эта симпатичная женщина средних лет сидела в кресле с книгой на коленях. Казалось, она вот-вот перевернет следующую страницу. Бертон быстро осмотрел ее, затем его позвал Стоун.
Он прошел в другой конец дома. Стоун стоял в маленькой спальне, склонившись над телом мальчика-подростка, лежавшего на кровати. Судя по всему, это была его комната: на стенах висели психоделические плакаты, а на полке сбоку красовались модели самолетов.
Мальчик лежал на спине и пустыми открытыми глазами смотрел на потолок. Рот тоже был открыт. В одной руке он держал пустой тюбик из-под клеящего вещества для моделей. На кровати были разбросаны пустые бутылки из-под краски, растворителя и скипидара.
Стоун пододвинулся:
– Взгляните.
Бертон заглянул ребенку в рот, просунул внутрь палец и коснулся уже затвердевшей массы.
– Боже мой, – пробормотал он.
– Это заняло немало времени, – Стоун нахмурился. – Мы явно упростили ситуацию. Не все умерли мгновенно. Некоторые скончались у себя дома, некоторые вышли на улицу. А этот мальчик…
Он покачал головой.
– Проверим другие дома.
На пути к выходу Бертон снова заглянул в кабинет врача. Обескровленные запястье, нога, обнаженная грудь выглядели дико и как-то не по-человечески. Как будто кровотечение могло считаться признаком человечности.
«Может, так оно и есть, – подумал он. – Может, и так. Возможно, наша способность истекать кровью и делает нас людьми».
Для Стоуна Пидмонт был загадкой, которая требовала ее раскрыть. Он был убежден, что город расскажет все о природе болезни, ее течении и последствиях. Ему оставалось только правильно собрать анамнез.
Однако пока все собранные ими данные только вводили в заблуждение.
В следующем доме они обнаружили семью из трех человек за обеденным столом. Мужчина с женой и маленькой дочкой выглядели расслабленными и счастливыми. Они даже не отодвинули стулья от стола и застыли во времени, улыбаясь друг другу через тарелки с уже начинающей портиться едой, в которой копошились мухи. Стоун напомнил себе не забыть про жужжащих мух.
Пожилая морщинистая женщина с седыми волосами мягко улыбалась, покачиваясь на веревке, привязанной к потолочной балке. Веревка под ее весом слегка поскрипывала.
Внизу лежал конверт, на котором аккуратным неторопливым почерком было выведено: «Тем, кого это касается».
Стоун прочитал письмо вслух. Там было написано: «Судный день близится. Разверзнутся земля и вода, и человечеству придет конец. Да помилует Бог мою душу и души тех, кто проявил ко мне милосердие. А остальных – к черту. Аминь».
Бертон выслушал его и сказал:
– Сумасшедшая старуха. Старческое слабоумие. Она увидела, что все кругом умирают, и сошла с ума.
– И покончила с собой?
– Судя по всему, да.
– А не странноватый ли способ для самоубийства?
– Ребенок тоже выбрал далеко не легкий путь, – заметил Бертон.
Стоун только кивнул в ответ.
Рой О. Томпсон проживал один. Судя по засаленному комбинезону, решили они, он работал на бензоколонке. Рой наполнил ванну водой, затем опустился на колени, сунул голову в воду и держал ее там, пока не захлебнулся. Тело уже окоченело, голова так и осталась в воде. Вокруг никого не было, как не было видно и признаков борьбы.
– Невозможно, – произнес Стоун. – Так с собой точно никто не кончает.
Лидия Эверетт, городская швея, вышла на задний дворик, села в кресло, облила себя бензином и чиркнула спичкой. Рядом с останками ее тела ученые нашли обгоревшую канистру с бензином.
Уильям Арнольд, мужчина лет шестидесяти, неподвижно сидел в кресле в гостиной в форме времен Первой мировой войны. На войне он дослужился до звания капитана и вновь, хоть и ненадолго, стал капитаном, прежде чем выстрелил себе в правый висок из кольта 45-го калибра. В комнате не было крови, старик выглядел до ужаса нелепо с чистой, сухой дыркой в голове.
Левой рукой он держал магнитофон. Бертон вопросительно взглянул на Стоуна и включил запись.
Они услышали дрожащий раздраженный голос:
«А вы совсем не торопились. Но я все равно рад, что вы наконец-то прибыли. Нам нужно подкрепление. Ох и дали же нам гансы жару. Прошлой ночью мы пытались взять высоту и потеряли около сорока процентов личного состава. Двое наших офицеров уже кормят червей. Жаль, с нами нет Гэри Купера. Нам нужны люди вроде него. На таких людях и строилась Америка. Над нами кружат эти великаны на летающих тарелках, они нас сжигают, травят газом. Мои люди умирают, ведь у нас нет противогазов. Нет и не было. Но я не собираюсь безропотно ждать конца, я сделаю все по чести. Жаль, у меня всего одна жизнь, которую я могу отдать за свою Родину».
Запись продолжалась, но старик больше ничего не говорил.
Бертон выключил магнитофон.
– Сумасшедший. Он совсем обезумел.
Стоун кивнул.
– Некоторые умерли мгновенно, а остальные… сошли с ума.
– И мы опять возвращаемся к главному вопросу. Почему? В чем разница?
– Возможно, у кого-то есть иммунитет, – предположил Бертон. – Некоторые более восприимчивы, чем другие. У тех есть хоть кратковременный иммунитет.
– Кстати, – вспомнил Стоун. – На снимках с истребителя мы заметили одного мужчину. Он был одет во все белое.
– Считаете, что он еще жив?
– Теперь задаюсь этим вопросом. Если некоторые люди живут достаточно долго, чтобы успеть записать себя на пленку или покончить жизнь самоубийством, то возникает вопрос, не выжил ли еще кто-нибудь?
Именно в этот момент они услышали плач.
Сначала им показалось, что это зашумел ветер, такой тонкий и слабый, но стоило им прислушаться, как они с изумлением поняли, что это действительно был детский плач. Ребенок не умолкал, прерывая свои рыдания только отрывистым покашливанием.
Они выбежали на улицу.
Плач был слабым, и они никак не могли понять, откуда он доносится. Они побежали вдоль улицы, и, казалось, звук усилился, что их подстегнуло.
А затем он вдруг исчез.
Ученые остановились, пытаясь отдышаться, грудь ходила ходуном. Они стояли посреди безлюдной улицы и смотрели друг на друга.
– Теперь и мы сходим с ума? – спросил Бертон.
– Нет, – ответил Стоун. – Мы же оба его слышали.
Они ждали. Несколько минут не доносилось ни единого звука. Бертон осмотрел улицу, близлежащие дома, фургон, припаркованный на другом конце улицы перед домом доктора Бенедикта.
Плач вдруг снова раздался, на этот раз он звучал куда громче и как будто… разочарованно?
Они вновь побежали.
Неподалеку от них по правую сторону стояло два дома. Снаружи на тротуаре лежали мужчина и женщина, державшиеся за грудь. Ученые пробежали мимо них в дом. Плач стал еще громче, он заполнил собой все пустые комнаты.
Они поспешили наверх и забежали в спальню. Внутри они обнаружили большую незастеленную двуспальную кровать, комод, зеркало, шкаф.
И небольшую детскую кроватку.
Они наклонились, чтобы стянуть одеяльце с крохотного, краснолицего и крайне несчастного младенца. Ребенок тут же прекратил рыдать, рассматривая их лица в пластиковых шлемах.
И вновь залился слезами.
– Черт, мы его напугали, – сказал Бертон. – Бедняга.
Он осторожно поднял ребенка и покачал на руках. Тот даже не думал замолкать. Он широко разевал свой беззубый ротик, на щеках стоял румянец, а на лбу выступили вены.
– Он, наверное, голоден.
Стоун нахмурился.
– Совсем кроха. Не больше пары месяцев. Мальчик или девочка?
Бертон развернул одеяло и проверил подгузник.
– Парень. Ему пора сменить подгузник. И накормить.
Он окинул комнату взглядом.
– Наверное, на кухне есть…
– Нет, – прервал его Стоун. – Кормить не будем.
– Почему?
– Мы ничего ему не дадим, пока не выберемся из города. Может, все отравились едой? А те, кто какое-то время еще оставались живы, в последний раз ели давно? Может, что-то защитило ребенка из его еды? А может… – Он задумался. – Что бы то ни было, рисковать нельзя. Следует подождать и доставить его туда, где мы можем все проконтролировать.
Бертон вздохнул. Он понимал, что Стоун прав, но ведь ребенка не кормили минимум двенадцать часов. Неудивительно, что он так ревел.
Стоун продолжил:
– Это крайне важно. Это серьезный прорыв, и мы должны его защитить. Нужно немедленно вернуться.
– Но мы еще не закончили полный подсчет погибших.
Стоун покачал головой:
– Теперь это уже не важно. Мы нашли нечто более ценное, чем могли представить. Мы нашли выжившего.