– А затем?
– Старик док… хотя какой из него старик… внимательно ее осмотрел, словно пациента. Ну и выдал, что штуковина эта из космоса будет, может, наша, а может даже и не наша. Сказал, что обо всем позаботится, обзвонит кого нужно и скажет нам, что да как через часок-другой. Док частенько в покер по понедельникам играл с Чарли, Элом и Хербом Джонстоуном у того дома. Вот мы и решили, что они что-нибудь да надумают. Там уже к ужину дело шло, проголодался народ-то, поэтому все оставили на дока.
– Во сколько это было?
– Плюс-минус полвосьмого.
– Что Бенедикт сделал с капсулой?
– Забрал к себе домой. Больше эту штуку никто не видел. Все началось часов в восемь, в полдевятого. Мы с Элом в это время на заправке лясы точили, он в ночную смену только заступил. Холодина стояла жуткая, но мне нужно было от боли отвлечься. Подумывал еще содовой взять, чтобы аспирин запить. Жажда меня мучила после «Стерно».
– Вы в тот день пили «Стерно»?
– Ага, глотнул немного часов в шесть.
– Как вы себя чувствовали?
– Ну, когда с Элом сидел, то нормально. Голова малость кружилась, да желудок побаливал, но в целом прилично. Сидим мы, значит, с Элом, а он вдруг как заголосит: «Боже мой, голова!» Выбежал из бензоколонки, да там и упал прямо посреди улицы. Я и понятия не имел, что мне делать. Подумал, может, его удар какой хватил – но парень-то молодой, рано ему еще. Вышел к нему, да только он уже мертвый был. А затем… остальные повылазили. Сдается, первой вышла миссис Лэнгдон, за ней следом вдова Лэнгдон. А там и остальные пошли, всех не упомнить. Просто выбежали на улицу, хвать рукой за грудь – и падают замертво. Никто не поднялся, и слова даже не подал.
– Что же вы подумали?
– Да я уже знать не знал, чего думать. Чертовщина какая-то. Напугался я знатно, чего уж скрывать. Пытался сохранять спокойствие, но куда там: сердце, и без того старое, как заколотилось, грудь всю сдавило. Страху я натерпелся – а как иначе, когда все кругом помирают? Но тут услышал ребячий плач – и понял, что не я один такой остался. А потом увидел Генерала.
– Генерала?
– А, это мы его так прозвали. Никакой он не генерал, просто воевал в свое время, ему дай только волю вспомнить про былые деньки. Он меня постарше будет. Славный дед. Питер Арнольд. Крепкий как кремень, и всю жизнь таким был. Он стоял на крыльце в военной форме. Уже стемнело, но тут луна вышла, вот он меня и заметил: «Питер, ты ли это?» – спросил он. Тезки мы с ним, понимаешь. Я-то ему ответил, а он продолжает: «Что, черт возьми, происходит? Япошки, верно, напали?» Я понять не могу, что за ерунду он несет, но он никак не унимался: «Видать, япошки по нашу душу явились». Я его спросил: «Питер, ты что, рехнулся?» А он ответил, что нехорошо ему, и зашел внутрь. Но он как пить дать рехнулся, потому что мигом с собой кончил. Да и остальные все тоже рехнулись. Словно массовое помутнение.
– С чего вы так решили?
– Да кто ж в своем уме-то будет себя сжигать или топиться? Все жители нашего городка были славными, нормальными людьми. Пока с ума не посходили.
– Что вы сделали дальше?
– Решил было, что мне кошмар снится. Ну, перебрал слегка. Пошел домой и лег в постель. Надеялся, что утром полегчает. Вот только около десяти вечера услышал, как заехала машина, и вышел на улицу. В фургоне сидели два парня. Только я к ним подошел, как они тоже, черт побери, упали замертво. Ничего страшнее я в жизни не видывал. Хотя странно…
– Что именно?
– За весь вечер это была всего лишь вторая машина, которая проезжала мимо. Обычно-то их много бывает.
– Значит, была еще одна машина?
– Ага. Уиллис из дорожного патруля. Он проехал мимо примерно за полминуты до того, как все началось. Но он не остановился, бывает порой такое. Опаздывал, поди, куда-нибудь, он ведь по графику работает.
Джексон вздохнул и уронил голову на подушку.
– А теперь, если не возражаешь, я бы слегка соснул. Больше-то и добавить нечего.
С этими словами он закрыл глаза. Холл вернулся в лабораторию по туннелю и, не отрывая взгляда от Джексона и младенца, просидел так много времени.
23. Топика
Ангар был огромным, размером с целое футбольное поле, однако внутри размещалось всего несколько столов. Эхом разносились голоса перекликающихся между собой техников, которые раскладывали искореженные обломки «Призрака» в том же порядке, в каком их нашли в песке.
После этого они приступят к их тщательному изучению.
Уставший майор Менчик наблюдал за их работой с осоловелым взглядом, стоя в углу с чашкой кофе в руках. Развернувшаяся перед ним картина отдавала каким-то сюрреализмом: десяток мужчин в длинном, размалеванном известкой помещении в Топике восстанавливали место крушения.
К нему подбежал один из биофизиков с прозрачным полиэтиленовым пакетом в руках и помахал им перед носом у Менчика.
– Только что получили из лаборатории, – отчитался он.
– И что это?
– Ни за что не угадаете, – глаза ученого блестели от возбуждения.
«Нет так нет», – с раздражением подумал Менчик. Но вслух спросил только: – Так что это?
– Деполимеризованный полимер, – биохимик даже причмокнул губами. – Только из лаборатории.
– Что еще за полимер?
Полимер – многократно повторяющаяся молекула, состоящая из тысяч одинаковых частиц, нечто вроде домино. Большинство пластмассовых, нейлоновых, вискозных вещей, клетчатка и даже гликоген печени – все это полимеры.
– Пластик, из которого был создан воздушный шланг «Призрака». И лицевая маска пилота. По крайней мере, мы так считаем.
Менчик нахмурился и внимательно изучил черный порошок в мешке.
– Пластик?
– Именно. Полимер деполимеризовался, разрушился. Но не от вибрации. Мы подозреваем воздействие некоего биологического агента.
Менчик постепенно начал понимать.
– Хотите сказать, что-то уничтожило пластик?
– Да, можно и так выразиться, – ответил ученый. – Хотя это, конечно, чересчур упрощенное объяснение…
– Как же так вышло?
Биохимик пожал плечами.
– Какая-то химическая реакция. Кислота, высокая температура или…
– Или?
– Возможно, какой-нибудь микроорганизм. Если бы в мире существовал организм, разрушающий пластик. Если вы понимаете, к чему я клоню.
– Кажется, – ответил Менчик, – еще как понимаю.
Он вышел из ангара и направился к телеграфному аппарату, расположенному в другой части здания. Он передал сообщение команде «Лесного пожара» и заодно спросил:
– Ответа не было?
– Откуда, сэр? – растерялся телеграфист.
– Из «Лесного пожара», – сказал Менчик. Его поразило, что никто до сих пор не отреагировал на крушение «Призрака». Эти два происшествия определенно связаны друг с другом.
– «Лесной пожар», сэр? – телеграфист никак не мог понять, что он от него требует.
Менчик протер глаза. Усталость все-таки дает о себе знать: ему следует держать рот на замке.
– Не обращайте внимания, – ответил он.
После разговора со стариком Холл отправился к Бертону. Тот просматривал вчерашние срезы в секционной.
– Нашли что-нибудь? – спросил Холл.
– Ничего, – Бертон со вздохом оторвался от микроскопа.
– Я задумался насчет помешательства, – начал Холл. – Разговор с Джексоном навел меня на мысль. Большинство жителей Пидмонта сошли с ума – по крайней мере, покончили жизнь самоубийством – за один вечер. И почти все были пожилыми людьми.
Бертон нахмурился.
– К чему вы ведете?
– У стариков вроде Джексона всегда имеются хронические заболевания. Организм страдает по-разному. У кого-то проблемы с легкими, у кого-то – с сердцем. Патология печени, атеросклероз сосудов.
– И это меняет течение заболевания?
– Возможно. Я все думаю, что может так быстро свести человека с ума?
Бертон молча покачал головой.
– Еще кое-что, – вспомнил Холл. – Джексон сказал, что один из умерших перед смертью вскрикнул: «Боже, моя голова!»
– Прямо перед гибелью? – Бертон уставился в одну точку.
– Именно.
– Кровоизлияние?
Холл кивнул.
– Вполне логично. В любом случае, не помешает проверить.
Если штамм «Андромеда» действительно каким-то образом убивает путем кровоизлияния в мозг, то это могло бы объяснить мгновенные психические отклонения.
– Но мы ведь уже выяснили, что организм вызывает гибель путем свертывания…
– Да, – прервал его Холл, – у большинства людей. Но не у всех. Некоторые выжили, а другие сошли с ума.
Бертон покивал и внезапно пришел в возбуждение. Предположим, что организм поражает кровеносные сосуды, запуская процесс свертывания крови. Любое повреждение, порез, ожог стенки сосуда вызывает коагуляцию. Вокруг раны скапливаются тромбоциты, защищая ее и предотвращая потерю крови. Затем наступает очередь эритроцитов, после чего образуется фибриновый сгусток.
Так должно происходить в норме.
Но если повреждение обширное, если оно начинается в легких и переходит на…
– Интересно, – размышлял Холл, – а не поражает ли наш организм стенки сосудов, запуская при этом процесс коагуляции? Но если предотвратить свертывание крови, не вызовет ли это кровоизлияние?
– И безумие, – подхватил Бертон, перебирая срезы. Он нашел три мозговых среза и проверил их.
Разумеется.
Поразительно. Весь внутренний слой сосудов головного мозга был в зеленых вкраплениях. Бертон был уверен, что при большем увеличении они будут шестиугольной формы.
Он быстро проверил остальные срезы сосудов легких, печени и селезенки. Зеленые пятна нашлись на нескольких образцах, но нигде в таком большом количестве, как в сосудах головного мозга.
Судя по всему, штамм «Андромеда» испытывал особое пристрастие к мозговой сосудистой системе. Сложно сказать почему, однако давно известно, что мозговые сосуды отличаются от других сосудов нашего организма. Например, когда остальные кровеносные сосуды расширяются или сужаются от воздействия холода или физической нагрузки, церебральные сосуды не меняются, поддерживая стабильное кровоснабжение мозга.