Стоун пытался его успокоить.
– Успокойтесь же, успокойтесь. С вами все будет в порядке. Спокойнее.
– Мне страшно, – выдавил Бертон. – Боже, как же страшно…
– Успокойтесь, – медленно произнес Стоун. – Мы знаем, что «Андромеда» не любит кислород. Прямо сейчас мы закачиваем в лабораторию чистый кислород. Это поможет.
Он повернулся к Холлу.
– А вы не очень-то торопились. Где Ливитт?
– Славно устроился на полу, – ответил Холл.
– Не понял?
– Ваши лампы мигают с частотой три раза в секунду, что вызвало припадок.
– Что?
– Petit mal перешел в сильный тонический приступ, сопровождающийся недержанием мочи и прочим. Я ввел ему фенобарбитал и прибежал, как только смог.
– Ливитт страдает эпилепсией?
– Именно.
– Должно быть, он не знал. Не понимал, – предположил Стоун, но почти сразу вспомнил про результаты электроэнцефалограммы.
– О, еще как знал, – сказал Холл. – Он избегал мигающего света, ведь тот мог вызвать приступ. Я уверен, что он был в курсе. Наверняка у него случались приступы, когда он не мог вспомнить, что с ним происходило в последние несколько минут, когда он забывал, что только что произошло.
– Сейчас он в порядке?
– Мы продолжим вводить ему успокоительное.
– К Бертону поступает чистый кислород. Это поможет, пока мы что-нибудь не придумаем, – Стоун выключил микрофон. – На самом деле нам требуется еще несколько минут, но я сказал ему, что мы уже начали. Он заперт внутри, так что дальнейшее заражение мы остановили. По крайней мере, остальная база в порядке.
– Что произошло? Откуда утечка?
– Должно быть, где-то порвался уплотнитель, – предположил Стоун. Затем шепотом добавил: – Мы знали, что рано или поздно нечто подобное должно было произойти. Все изоляционные материалы со временем выходят из строя.
– Считаете, это всего лишь случайность?
– Да, просто несчастный случай. Внутри столько уплотнителей из резины разной толщины. Все они рвутся. Бертон случайно оказался внутри, когда это произошло.
Холл считал иначе. Он взглянул на Бертона. Его грудь вздымалась от ужаса и тяжелого дыхания.
– Давно это произошло?
Стоун взглянул на секундомер. Специальные хронометры автоматически включались во время аварийных ситуаций. Секундомер отсчитывал время с момента разгерметизации.
– Четыре минуты.
– Но Бертон еще жив.
– Да, слава богу, – Стоун замолчал. Он понял, к чему вел Холл.
– Почему он еще жив?
– Кислород…
– Вы сами сказали, что кислород еще не подключили. Что сейчас защищает Бертона?
В этот момент Бертон подал голос:
– Послушайте. Я хочу, чтобы вы кое-что попробовали.
– Что именно? – Стоун включил микрофон.
– Калоцин, – сказал Бертон.
– Нет, – категорично ответил Стоун.
– Может, хотя бы попробуем…
– Ну уж нет. Ни в коем случае. Даже пробовать не будем.
Калоцин был, пожалуй, самой тщательно охраняемой американской тайной за последнее десятилетие. Этот экспериментальный лекарственный препарат был создан весной 1965 года компанией Jensen Pharmaceuticals и закодирован как UJ44759W, или сокращенно K‑9. Он был создан в результате планового изучения новых химических соединений.
В стандартную практику большинства фармацевтических компаний входит тестирование всех новых лекарственных препаратов на биологическую активность методом точечного оценивания. Эти тесты проводятся на лабораторных животных – крысах, собаках и обезьянах. Всего их насчитывается двадцать четыре.
Действие К‑9, как выяснилось, было весьма необычным – препарат подавлял рост организма. Детеныши животных, которым его вводили, в дальнейшем не достигали взрослых размеров.
Это открытие подтолкнуло ученых к проведению новых испытаний, результаты которых интриговали еще больше. Как выяснилось, этот препарат подавлял метаплазию, то есть превращение нормальных клеток организма в клетки – предшественники рака. Руководство компании пришло в полный восторг и приступило к полноценному изучению данного препарата.
К сентябрю 1965 года уже не оставалось никаких сомнений: калоцин останавливал развитие рака. Несмотря на то что никто не мог объяснить механизм его действия, это лекарство подавляло размножение вируса, вызывающего миелоидный лейкоз. Животные, которым вводили препарат, вообще не заболевали, а у заболевших наблюдалось заметное улучшение состояния.
Все работники компании пришли в полный восторг. Вскоре выяснилось, что этот препарат – противовирусное средство широчайшего спектра действия. Он уничтожал вирус полиомиелита, бешенства, лейкемии и даже бородавок. Более того, калоцин убивал и бактерии.
И грибки.
Даже паразитов.
Каким-то образом препарат уничтожал все одноклеточные и простые организмы, никоим образом не влияя на группы клеток, образующих системы органов. В этом смысле он проявлял крайнюю избирательность.
Также калоцин был универсальным антибиотиком. Он уничтожал все микробы, даже те, что вызывают простуду. Но, разумеется, не обошлось и без побочных действий: погибали и полезные бактерии, проживающие в кишечнике, что проявлялось развитием тяжелой формы диареи. Но это проявление посчитали небольшой платой за лекарство от рака.
В декабре 1965 года о калоцине в частном порядке известили несколько государственных учреждений и главных представителей Министерства здравоохранения. Но тогда же против применения данного препарата выступила оппозиция. Многие лица, в том числе Джереми Стоун, требовали запретить препарат.
Однако аргументы в пользу запрета калоцина, как показалось правительству, носили чисто теоретический характер, и компания, почуяв предстоящую прибыль, упорно настаивала на клинических испытаниях. В конце концов правительство, Министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения, а также Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов разрешили дальнейшие клинические испытания, несмотря на протесты противников препарата.
Первый этап испытаний начался в феврале 1966 года. В нем приняли участие двадцать пациентов с неизлечимой формой рака и двадцать добровольцев из тюрьмы штата Алабама. Все сорок испытуемых в течение одного месяца ежедневно принимали препарат. Результаты были ожидаемы: здоровые добровольцы страдали от неприятных, но легких побочных эффектов, а у больных раком отмечался значительный регресс симптомов, свидетельствующий об излечении.
1 марта 1966 года все сорок испытуемых прекратили прием препарата. Спустя шесть часов все до единого умерли.
Стоун с самого начала предсказывал подобный исход событий. Он указывал, что за прошедшие столетия человечество выработало тщательно выверенный иммунитет к большинству микроорганизмов. На нашей коже, во вдыхаемом воздухе, в легких, кишечнике и даже в кровотоке обитают сотни различных вирусов и бактерий. Все они потенциально опасны для человека, но за долгие годы наш организм адаптировался к их воздействию, и теперь лишь некоторые из них способны вызвать болезнь.
В нашем организме все сбалансировано. Создание нового препарата, убивающего все бактерии, нарушает равновесие и уничтожает работу многих веков эволюции. Более того, оно открывает путь суперинфекциям и появлению новых микроорганизмов, вызывающих новые заболевания.
Стоун был прав: все сорок добровольцев умерли от таинственных и ужасных болезней, с которыми никто ранее не сталкивался. Тело одного мужчины раздувалось с головы до ног, пока он не погиб от отека легких. Желудок другого пациента за несколько часов разъел неизвестный организм. Третьего поразил вирус, который превратил его мозг в студень.
И так далее.
Компания с неохотой завершила испытания препарата. Правительство, осознав, что Стоун каким-то образом сразу понял, к чему идет дело, согласилось с его предложениями и запретило дальнейшее изучение калоцина.
С тех пор прошло два года.
И вот Бертон попросил дать ему этот препарат.
– Нет, – отрезал Стоун. – У вас не будет ни единого шанса. Мы только отсрочим гибель, ведь при отмене калоцина вы все равно умрете.
– Вам-то легко говорить.
– Вовсе не легко, уж поверьте.
Стоун снова прикрыл микрофон рукой и обратился к Холлу:
– Итак, кислород подавляет рост «Андромеды». Мы пустим к Бертону чистый кислород – это ему поможет. Голова, конечно, покружится да в сон потянет, но хоть дыхание переведет. Бедняга напуган до смерти.
Холл кивнул. Почему-то слова Стоуна засели в мозгу. «Напуган до смерти». Эта фраза так и крутилась в голове, пока Холл не догадался, что Стоун попал в точку. Эти слова – ключ к разгадке. Ответ.
Он направился к выходу.
– Вы куда?
– Мне нужно подумать.
– О чем?
– О том, что такое – «напуган до смерти».
27. Напуган до смерти
Холл вернулся в свою лабораторию и уставился через стекло на старика и младенца. Он смотрел на них и пытался хорошенько подумать, но мысли словно обезумели и лихорадочно кружились в голове. Он никак не мог довести свою идею до логического конца, и ощущение того, что он находился на пороге открытия, безвозвратно исчезло.
Он несколько минут смотрел на старика, но перед глазами то и дело вспыхивали яркие картинки: умирающий Бертон, схватившийся рукой за грудь. Лос-Анджелес поглотила паника, тела по всему городу, искореженные машины…
Именно тогда он осознал, что и сам напуган. Напуган до смерти. Слова сами выплыли на поверхность.
Напуган до смерти.
Ответ скрывался именно в этих словах.
Медленно, пытаясь методично раскрутить мысль, он еще раз обдумал все, что знал.
Полицейский с сахарным диабетом. Полицейский, который отказывался ставить себе инсулин и впадал в ацидоз.
Старик, прикладывающийся к «Стерно», что привело к повышению уровня метанола в крови и ацидозу.
Младенец, который… а что, собственно, младенец? У него-то откуда ацидоз?
Холл встряхнул голову. Он всегда так или иначе приходил к тому, что у младенца не было никакого ацидоза. Он тяжело вздохнул.