— Быть может, это кислота и защитила его от инфекции? — спросил Стоун.
Холл пожал плечами:
— Пока сказать трудно…
— А как младенец? — спросил Ливитт. — Малокровия нет?
— Нет, — ответил Холл. — Но, с другой стороны, мы не можем быть уверены, что младенец выжил благодаря тому же защитному механизму. А может, его спасло что-нибудь другое?
— Как у него кислотно-щелочное равновесие?
— Нормальное. Совершенно нормальное. По крайней мере сейчас.
Наступила пауза. Наконец Стоун сказал:
— Ну что же, у вас есть, пожалуй, кое-что обещающее. Задача остается прежняя — определить, что общего между ребенком и стариком. Может статься, действительно, что и вовсе ничего. Но для начала мы вынуждены исходить из предположения, что их спас одним и тем же способом один и тот же механизм.
Холл кивнул.
— А теперь расскажите нам, что вы нашли в капсуле, — обратился к Стоуну Бертон.
— Лучше мы вам покажем.
— Что покажете?
— А этот самый микроорганизм, — сказал Стоун.
На двери было написано: «Морфология». Комната за дверью была разделена на кабинет для экспериментаторов и изолированную камеру за стеклянной стеной. При помощи специальных перчаток экспериментаторы могли работать с приборами в камере.
Стоун показал на стеклянную чашечку с крошечной черной песчинкой посредине.
— Вот это, как мы полагаем, наш «метеорит». На его поверхности мы обнаружили нечто, по-видимому, живое. Кроме того, на внутренней поверхности контейнера имеются зоны с определенными признаками жизни. Мы перенесли «метеорит» сюда, чтобы рассмотреть его под оптическим микроскопом…
Засунув руки в перчатки, Стоун установил чашку в нишу большого хромированного ящика, потом высвободил руки.
— Этот ящик, — пояснил он, — в сущности, обыкновенный микроскоп, оборудованный обычными увеличительными и разрешающими устройствами. Здесь достигается тысячекратное увеличение и изображение проектируется на этот экран…
Ливитт взялся за ручки управления. Холл и все остальные не сводили глаз с экрана.
— Десятикратное…
Холл увидел, что поверхность образца тускло-черноватая, иззубренная. Стоун обратил внимание всех на зеленые крапинки.
— Стократное..
Теперь зеленые крапинки стали крупнее и гораздо четче.
— Видимо, это и есть наш организм. Мы наблюдали, как он растет: из зеленого становится фиолетовым, вероятно, в момент клеточного деления…
— Спектральный сдвиг?
— Что-то в этом роде.
— Тысячекратное, — сказал Ливитт.
Экран целиком заполнило одно зеленое пятно, лежащее во впадине между острыми зубцами. Холл обратил внимание на то, что поверхность пятна гладкая и блестящая, почти маслянистая.
— Думаете, это бактериальная колония?
— Вряд ли колония в обычном нашем понимании, — ответил Стоун. — Пока мы не узнали об опытах Бертона, мы вообще не думали, что это колония. Полагали, что наблюдаем, возможно, единый организм. Но размер отдельной частицы должен быть порядка одного микрона; пятно слишком велико. Значит, здесь мы видим более сложную структуру — колонию или что-нибудь в этом роде…
На глазах у них пятно стало фиолетовым, затем опять позеленело.
— Деление продолжается, — сказал Стоун. — Превосходно…
Ливитт включил кинокамеры.
— Теперь смотрите внимательно.
Пятно вновь сделалось фиолетовым и некоторое время сохраняло свой цвет. Казалось, оно слегка раздалось и в какую-то долю секунды распалось на шестиугольные дольки, наподобие кафельных плиток.
— Видели?
— Оно вроде бы распадается…
— На шестиугольники.
— Я вот что думаю, — сказал Стоун, — а может, эти шестиугольники и есть единичные организмы…
— И еще интересно, сохраняют ли они свою правильную геометрическую форму постоянно или она возникает только во время деления?..
— Под электронным микроскопом узнаем больше. — Стоун повернулся к Бертону. — Вы закончили вскрытия?
— Да.
— Умеете работать со спектрометром?
— Думаю, что сумею.
— Тогда, приступайте. Задача нетрудная — спектрометр работает в блоке с ЭВМ. Нужен анализ как самой породы, так и зеленого пятна…
— Образец вы дадите?
— Дам. — И к Ливитту:
— Вы знакомы с аминокислотным анализом?
— Конечно.
— Такие же образцы исследуйте на аминокислоты.
— И провести фракционирование?
— Пожалуй, — согласился Стоун. — Только это придется делать вручную…
Ливитт не возражал. Стоун снова всунул руки в перчатки и, вынув чашечку из-под микроскопа, перенес ее к небольшому прибору, похожему на миниатюрный эшафот. Это был аппарат для микрохирургии.
Микрохирургия — относительно новый метод в биологии; в сущности, это искусство проведения тончайших операций на единичной клетке. Применяя микрохирургическую технику, биолог может удалить из клетки ядро или часть протоплазмы так же чисто и аккуратно, как хирург производит ампутацию. Прибор сконструирован таким образом, что движение руки с помощью ряда передач и сервомеханизмов превращается в тончайшее микродвижение скальпеля; вы шевелите пальцем, а нож перемещается на миллионную долю сантиметра.
Глядя в увеличивающий видоискатель, Стоун начал осторожно долбить песчинку. Отколов от нее две частички, разложил их по отдельным чашечкам и отставил в сторону. Затем принялся отбивать два крохотных кусочка от зеленого пятна. Зеленое тотчас же стало фиолетовым и выросло в размерах.
— А ему не нравится, — хохотнул Ливитт.
Стоун нахмурился.
— Занятно. Как вы думаете, это неспецифическая реакция роста или же реакция трофическая — на повреждение и облучение?
— Я думаю, — ответил Ливитт, — пятно попросту не любит, чтобы его ковыряли…
— Продолжим, — только и сказал Стоун.
Глава 19Катастрофа
Этот телефонный звонок обрушился на Артура Мэнчика, как кошмар. Мэнчик был уже дома, только что пообедал и присел почитать газеты — последние два дня, с тех пор как заварилась эта история с Пидмонтом, ему стало просто не до газет. Когда зазвонил телефон, он решил: звонят жене. Но она пришла за ним в гостиную со словами:
— Это тебя. С базы.
Он взял трубку со смутным чувством тревоги.
— Майор Мэнчик слушает.
— Говорит полковник Бернс из подразделения восемь…
Подразделение восемь ведало в Ванденберге засекречиванием и допусками, выдавало разрешения на вход и выход с базы, а кроме того, прослушивало все телефонные разговоры.
— Что скажете, полковник?
— Вы состоите в списке лиц, которых приказано оповещать в случае некоторых ЧП… — Бернс говорил осторожно и выбирал слова, памятуя, что звонит по открытой линии. — Сорок две минуты назад в районе Биг-Хед, штат Юта, разбился учебно-тренировочный самолет…
Мэнчик нахмурился. С чего это вдруг понадобилось оповещать его об аварии обычного учебного самолета? Это вовсе не его печаль.
— Какой самолет?
— «Фантом». Следовал из Сан-Франциско на Топику…
— Ясно, — ответил Мэнчик, хотя ему не было ясно ровным счетом ничего.
— Годдард потребовал сообщить вам об этом, чтобы вы могли присоединиться к комиссии по расследованию…
— Годдард? А при чем тут Годдард?
Какое-то время Мэнчик сидел, тупо глядя на заголовок в газете «Угроза нового кризиса в Берлине» и полагая, что полковник имеет в виду Льюиса Годдарда, начальника шифровального отдела базы. Потом он сообразил, что речь идет о Годдардовском космическом центре близ Вашингтона. Среди многих задач, которыми занимался этот центр, была и координация некоторых специальных программ, находящихся в одновременном ведении Хьюстона и центральных правительственных учреждений.
— Дело в том, — продолжал Бернс, — что через сорок минут после вылета из Сан-Франциско самолет отклонился от курса и прошел над районом ЛП…
Мэнчик почувствовал, как что-то в нем словно затормаживается. Им овладела сонливость.
— Над районом ЛП?
— Так точно.
— Когда?
— За двадцать минут до катастрофы.
— На какой высоте?
— Шесть тысяч девятьсот метров.
— Когда выезжает комиссия?
— Через полчаса. С базы.
— Хорошо, — сказал Мэнчик. — Буду.
Он повесил трубку и еще раз поглядел на телефон. Как он устал! Больше всего ему сейчас хотелось бы лечь спать. Район ЛП — так условились называть оцепленный район Пидмонта. «Надо было сбросить бомбу, — подумал он. — Надо было сбросить ее сразу же, еще вчера утром…»
Ему стало не по себе уже в тот момент, когда его уведомили о решении отсрочить применение директивы 7-12. Но он не имел права лезть со своим мнением и ждал, когда же группа «Лесной пожар», теперь уже собравшаяся в подземной лаборатории, опротестует решение Вашингтона. Ждал напрасно. А ведь сообщение им передали. Он сам, своими глазами видел телеграмму, адресованную всем закрытым подразделениям, там было сказано об этом недвусмысленно.
Но «Лесной пожар» почему-то не протестовал. Он вообще никак не прореагировал на телеграмму.
Странно. Очень странно.
А теперь эта катастрофа. Он разжег трубку и, посасывая ее, размышлял о том, что бы это могло означать. Конечно, скорее всего какой-нибудь стажер замечтался, сбился с курса, а потом испугался и полностью потерял контроль над машиной. Такое случалось и раньше, сотни раз случалось. Комиссия по расследованию причин аварии, выезжая на место, давала обычно заключение, что авария произошла «вследствие отказа одной из систем» — принятый у военных уклончивый оборот речи, означающий, в сущности, аварию по неизвестным причинам. Формулировка не признавала никакой разницы между неисправностью самой машины и ошибкой в действиях летчика, но ни для кого не было секретом, что виноват был, как правило, летчик. Человек не имеет права грезить, управляя сложнейшей машиной на скорости три тысячи километров в час. Статистика неопровержимо свидетельствовала: хотя полеты после краткосрочного отпуска или воскресного увольнения из части составляли лишь 9 процентов всех полетов, на них падало 27 процентов летных происшествий.