. Здесь уже собралась изрядная толпа прохожих — их нервозность была так велика, что ощущалась даже из-за угла. Тяжелая неизвестность просто витала в воздухе.
От толпы отделился мужчина — тот самый, которого Эф приметил еще на пути в морг. Это был старик с белыми, как березовая кора, волосами; в руке он держал трость, слишком высокую для него, поэтому мужчина сжимал ее как жезл, обхватив пальцами под внушительным серебряным набалдашником. Больше всего он походил на Моисея из мюзикла, вот только одет этот человек был безупречно и торжественно, по старой моде: легкий черный плащ, под ним — габардиновый костюм, на жилетке провисает золотая цепочка часов. И — что совершенно не вязалось со всем остальным замечательным гардеробом — серые шерстяные перчатки с отрезанными пальцами.
— Господин Гудуэдер?
Старик знал его фамилию. Эф еще раз окинул мужчину взором и спросил:
— Мы встречались?
— Я видел вас по ящику. — Мужчина говорил с акцентом, возможно, славянским. — По телевизору. Я знал, что вы должны приехать сюда.
— Вы ждали именно меня?
— То, что я имею сказать, доктор, очень важно. Жизненно важно.
Эф немного отвлекся, рассматривая набалдашник, который венчал высокую трость старика. Это была серебряная голова волка.
— Знаете, не сейчас… Позвоните мне в офис, договоритесь о встрече… — И Эф двинулся прочь, на ходу набирая номер на своем мобильном телефоне.
На лице старика отразилась тревога; этот человек был сильно возбужден, но пытался говорить спокойно. Он напустил на лицо свою лучшую джентльменскую улыбку и представился, адресуясь не только Эфу, но и Норе:
— Авраам Сетракян, так меня зовут. Для вас это имя ничего не значит. Вы видели их там. — Он указал тростью на морг. — Пассажиров с самолета.
— Вы что-то об этом знаете? — спросила Нора.
— Конечно. — Старик благодарно улыбнулся ей и вновь посмотрел на морг с видом человека, который слишком долго ждал, чтобы высказаться, и теперь не знает, с чего начать. — Вы обнаружили, что они не очень-то изменились, правильно?
Эф выключил телефон, прежде чем успел дозвониться. Слова старика прозвучали как эхо его собственных необъяснимых страхов.
— В каком смысле — «не очень-то изменились»? — спросил он.
— Я говорю о мертвецах. Их тела не разлагаются.
— Так вот, значит, о чем здесь судачат, — сказал Эф скорее озабоченно, чем заинтригованно.
— Мне никто ничего не говорил, доктор. Я — знаю.
— Вы — знаете, — повторил Эф.
— Расскажите, что еще вам известно, — вмешалась Нора из-за спины Эфа.
Старик прочистил горло.
— Вы нашли… гроб?
Гудуэдер не увидел, но почувствовал, что Нора вытянулась сантиметров этак на десять.
— Что вы сказали? — вскинулся Эф.
— Гроб. Если гроб у вас, тогда он еще в вашей власти.
— «Он» — это кто? — спросила Нора.
— Уничтожьте его. Немедленно. Не оставляйте для исследований. Вы должны уничтожить гроб без малейшего промедления.
Нора покачала головой.
— Ящик исчез, — сказала она. — Мы не знаем, где он.
Сетракян с горьким разочарованием сглотнул слюну.
— Этого я и боялся.
— Зачем его уничтожать? — спросила Нора.
— Если пойдут такие разговоры, поднимется паника, — вставил Эф, обращаясь к Норе. Он взглянул на старика. — Кто вы? Где вы услышали об этих вещах?
— Я владелец ломбарда. И я ничего не слышал. Об этих вещах я — знаю.
— Знаете? — переспросила Нора. — Как вы можете это знать?
— Ну пожалуйста! — Теперь Сетракян обращался только к Норе, считая ее более восприимчивой. — То, что я имею сказать, я буду говорить не с легким сердцем. Я буду говорить в отчаянии и с предельной честностью. Эти все тела… — Он указал на морг. — Говорю вам, их нужно уничтожить до прихода ночи.
— Уничтожить? — В голосе Норы впервые послышались враждебные нотки. — Но почему?
— Я рекомендую сжигание. Кремацию. Просто и наверняка.
— Вот он! — послышался голос от одной из боковых дверей. Служащий морга вел к ним патрульного полицейского. Вел — к Сетракяну.
Старик не обратил ни малейшего внимания на идущих к нему людей, только заговорил быстрее.
— Ну пожалуйста! — еще раз сказал он. — Вы и так почти что опоздали.
— Вот он, — повторил служащий морга, вышагивая к Сетракяну и указывая на него полицейскому. — Тот самый деятель.
— Сэр! — с добродушным и даже несколько скучающим, безразличным видом обратился к старику полицейский.
Сетракян опять проигнорировал патрульного. Он твердил свое, видя перед собой только Эфа и Нору:
— Нарушено перемирие. Нарушен древний, священный договор. Нарушен человеком, который давно уже не человек, а сама мерзость. Ходячая, всепожирающая мерзость!
— Сэр, — сказал полицейский, — могу я переговорить с вами?
Сетракян протянул руку и перехватил запястье Эфа, пытаясь привлечь его внимание.
— Он теперь здесь. Здесь, в Новом свете. Именно в этом городе. Именно в этот день. Именно в эту ночь. Вы понимаете? Его нужно остановить.
Пальцы старика, торчавшие из обрезанных шерстяных перчаток, были шишковатые, кривые и больше походили на когти. Эф выдернул руку из хватки старика, не грубо, но достаточно сильно, чтобы тот подался назад. Трость ударила полицейского по плечу, едва не угодив в лицо, и безразличие патрульного мгновенно сменилось гневом.
— Ну хватит! — воскликнул полицейский, выкрутил трость из руки старика и крепко взял его под локоть. — Пошли.
— Вы должны остановить его! — прокричал Сетракян, уводимый полицейским.
Нора повернулась к служащему морга.
— В чем дело? Что вы творите?!
Прежде чем ответить, служащий скользнул взглядом по ламинированным карточкам, висевшим на шнурках на груди Норы и Эфа, — там были четкие красные буквы: «ЦКПЗ».
— Незадолго до вашего появления он пытался проникнуть в морг, прикидывался родственником кого-то из погибших. Настаивал, чтобы ему разрешили осмотреть тела. — Служащий посмотрел старику вслед. — Просто упырь какой-то.
Старик продолжал отстаивать свое.
— Ультрафиолетовый свет! — кричал он через плечо. — Пройдитесь по телам ультрафиолетовым светом…
Эф замер. Правильно ли он расслышал?
— Тогда вы поймете, что я прав! Поймете, что я прав! — вопил старик, пока полицейский запихивал его, сложив едва ли не вдвое, на заднее сиденье патрульной машины. — Уничтожьте их! Сию же минуту! Пока еще не поздно…
На глазах у Эфа дверца захлопнулась, приплюснув старика, полицейский забрался на водительское место, и патрульная машина уехала.
Перебор
Эф сильно опоздал со своим звонком. Его, Келли и Зака встреча с доктором Ингой Кемпнер, семейным консультантом, назначенным судом, — встреча, на которую было отведено пятьдесят минут, — началась сорок минут назад. Впрочем, Эф чувствовал даже облегчение, что не сидит в офисе доктора на первом этаже довоенного кирпичного дома в Астории — том месте, где будет принято окончательное решение по делу о попечении.
Сняв трубку, доктор Кемпнер включила в кабинете громкую связь, и Эф бросился на собственную защиту:
— Позвольте мне объяснить… Все эти выходные я занимаюсь чрезвычайной, просто невероятно чрезвычайной ситуацией. Я имею в виду самолет с мертвыми пассажирами в аэропорту Кеннеди. Я ничего не мог поделать.
— Это не первый раз, когда вы не являетесь на встречу, — заявила доктор Кемпнер.
— Где Зак?
— За дверью, в приемной, — ответила доктор Кемпнер.
Значит, она и Келли разговаривают без Зака. Решение уже принято. Все закончилось, даже не начавшись.
— Послушайте, доктор Кемпнер… я лишь прошу перенести нашу встречу на другой день…
— Доктор Гудуэдер, боюсь, что…
— Нет… подождите… пожалуйста, подождите! — Эф ринулся в бой. — Послушайте, я похож на идеального отца? Конечно, нет. Я признаю это. Вот уже несколько очков за честность, правильно? По сути, я даже не уверен, что хотел бы быть «идеальным» отцом и растить скучного стандартного ребенка, который впоследствии, став взрослым, и не подумает изменить мир к лучшему. Но я знаю, что хочу быть максимально хорошим отцом, насколько смогу. Потому что Зак этого заслуживает. И сейчас это моя единственная цель.
— Все говорит об обратном, — ответствовала доктор Кемпнер.
Эф показал мобильнику средний палец. Нора стояла в метре от него. Его распирала злость, но при этом он странным образом чувствовал себя незащищенным и уязвимым.
— Послушайте. — Эф изо всех сил пытался сохранить хладнокровие. — Я знаю, что вам известно, как я переустроил свою жизнь в соответствии со сложившейся ситуацией, переустроил ее ради Зака. Я разместил свой офис в Нью-Йорке именно для того, чтобы постоянно находиться здесь, неподалеку от его матери, с тем чтобы Зак получал пользу от общения с обоими родителями. В обычном режиме я работаю исключительно в положенное время, от и до, у меня строгий график, все дополнительные часы расписаны заранее. В рабочие субботы я беру двойную смену, чтобы получить два выходных за каждый отработанный.
— В эти выходные вы посещали собрание «Анонимных алкоголиков»?
Эф помолчал. Из него словно выпустили воздух.
— Вы что, не услышали, что я сказал? — спросил он.
— У вас не возникало потребности выпить?
— Нет, — проворчал Эф, прилагая невероятные усилия, чтобы не наорать на доктора Кемпнер. — Я не пью двадцать три месяца, и вы это знаете.
— Доктор Гудуэдер, вопрос не в том, кто больше любит вашего сына. В таких ситуациях это даже и не вопрос. Прекрасно, что вы оба так искренне, так глубоко привязаны к ребенку. Ваша преданность Заку очевидна. Однако в вашем случае, как это чаще всего и бывает, вряд ли удастся найти способ предотвратить конкуренцию из-за сына. Предлагая судье мои рекомендации, я буду следовать руководящим принципам, принятым в штате Нью-Йорк.
Эф сглотнул, ощутив во рту горечь. Он попытался прервать доктора Кемпнер, но консультант продолжила:
— Вы не согласились с изначальным намерением суда лишить вас попечения над сыном, вы боролись с ним изо всех сил. И для меня это служит серьезным свидетельством вашей любви к Закари. Вы также значительно изменили собственную жизнь, это очевидно и достойно восхищения. Но теперь мы видим, что вы сами, если угодно, стали для себя судом последней инстанции. И сами вынесли себе вердикт — именно в тех формулировках, которые мы используем для решения вопроса о попечении… Вопрос о лишении вас прав на свидания с сыном, конечно же, не стоит…