– Вдоль стен! Вдоль стен! – заорал Фет всем остальным, уже миновавшим ящики. – За следующей секцией поворот. Спрячьтесь там! Быстрее!
Однако никто не повернул за угол. Зрелище было завораживающее: волна вампиров, набегающая из тоннеля, и силуэт Василия, который в одиночестве стоял перед ней, держа в руках пусковые провода хитроумного устройства, изобретенного Сетракяном.
Из темноты появились лица тварей – красноглазые, с разинутыми ртами. Вампиры спотыкались, падали, снова поднимались и мчались дальше – каждый хотел выиграть в этой захватывающей гонке, первым наброситься на людей. Стригои рвались вперед напропалую, никто не щадил ни себя, ни соплеменников. Это был жуткий натиск больного разума и мерзостного безмыслия; ярость, выплеснувшаяся из опрокинутого улья.
Василий выжидал. Он ждал, и ждал, и ждал… До вампиров оставались считаные метры. И вдруг Фет взревел во всю мощь своих легких. Его крик, родившийся в горле, достиг такой силы, что казалось, будто в черепе взвыл сам разум, – то был вопль стойкости человеческой, брошенный в лицо шквалу ураганной силы.
Василий развел руки в стороны – вампирская волна уже готова была захлестнуть его – и щелкнул обоими выключателями.
Впечатление было такое, будто в тоннеле сверкнула лампа-вспышка гигантской фотокамеры. Два устройства сработали одновременно, два взрыва слились в один мощный выброс серебряной пыли. Взметнувшийся в воздух химикат буквально вывернул вампиров наизнанку, по их стаду прошла неотразимая волна падежа. Те, что были сзади, сгинули столь же быстро, как и передние, потому что тени, в которой можно было бы укрыться, здесь не существовало. Серебряный порошок, как мощнейшая радиация, прожег вампиров, разнеся в клочья их вирусную ДНК.
Это была полная и окончательная зачистка. Серебро еще плавало в воздухе, как легкий сверкающий снежок; эхо Фетова вопля, постепенно угасая, еще гремело в каменной трубе, а мелкие клочья тех, что еще несколько секунд назад были вампирами (и совсем недавно – людьми), уже усеяли дно тоннеля.
Кончено. Вампиры исчезли все до единого. Как будто Василий телепортировал их куда-то. Словно бы кто-то сделал снимок, но, после того как сработала вспышка, перед объективом не оказалось никого.
Во всяком случае, никого – в цельном виде.
Фет выпустил из рук выключатели и повернулся к Сетракяну.
– Да уж… – только и сказал старик.
Они прошли к короткой лесенке, ведущей вниз, спустились по ней и оказались на мостках, огражденных перилами. Мостки упирались в какую-то дверцу. Открыв ее, они очутились в колодце; вверху виднелась решетка сливного отверстия – из тех, что располагаются рядом с тротуарами. Сквозь решетку просматривалась улица. Василий, как по ступенькам, взобрался по заранее заготовленным ящикам, подпер плечом решетку – она тоже была предусмотрительно сдвинута, совсем немного, чтобы не вызывать подозрений, – и отбросил в сторону.
Вылезши из колодца, они оказались на Семьдесят третьей улице – в том месте, где начинается съезд на шоссе Франклина Делано Рузвельта. Несколько бесцельно блуждающих вампиров очень зря попались им на пути, когда Фет и его спутники мчались через шестиполосное шоссе к Ист-Ривер, перескакивая через бетонные заградительные барьеры и лавируя между брошенными автомобилями.
Эф оглянулся: вампиры спрыгивали с высокого балкона над подъездом здания, расположенного в конце Семьдесят второй улицы. По Семьдесят третьей к шоссе тоже неслась толпа тварей. Эф не на шутку забеспокоился: получалось, что голодные до крови немертвые, наступая со всех сторон, прижимают их к реке.
Однако по другую сторону низкого металлического забора, ограждавшего шоссе со стороны реки, обнаружилась небольшая пристань, что-то вроде муниципального причала, хотя из-за темноты Эф не мог разобрать, для чего она, собственно, предназначалась. Фет перелез через забор первым. Он двигался с угрюмой уверенностью, поэтому Эф и остальные не раздумывая последовали за ним.
Фет подбежал к кромке причала, и только теперь Эф понял смысл происходящего: там стоял буксирный катер. Его борта были увешаны большими автомобильными шинами, игравшими роль кранцев. Все взобрались на палубу, и Фет тут же метнулся в ходовую рубку. Двигатель зачихал, затем взревел. Эф отвязал кормовой конец. Катер сначала сильно накренился – Василий дал слишком большой газ, – потом выровнялся и стал удаляться от острова.
Они шли по западному рукаву Ист-Ривер в нескольких десятках метров от кромки Манхэттена. Эф увидел, что на шоссе Франклина Делано Рузвельта скопилась целая орда вампиров. Сбившись в кучки, завывая, как оглашенные, они провожали взглядами катер, медленно идущий в южном направлении: вампиры не могут даже рискнуть броситься в реку, текучая вода для них – неодолимая преграда.
А вот для людей река – зона безопасности. Нейтральная – и уж точно не вампирская – территория. Ничейная – НЕ-СМЕЙ! – ная полоса.
За толпами кровопийц возвышались здания погруженного во мрак города. Позади Эфа, над островом Рузвельта, располагавшимся посреди Ист-Ривер, пробивались оконца дневного света – то не был чистый солнечный свет, потому что погода, судя по всему, стояла ненастная, – но, во всяком случае, там виднелись просветы, в то время как над Манхэттеном и Куинсом висела плотная пелена дыма.
Они приблизились к мосту Куинсборо, плавно прошли под высоким консольным пролетом. Яркая вспышка прорезала небо над Манхэттеном, и Эф резко повернул голову. Вот вторая вспышка – словно разорвалась небольшая шутиха. Затем третья…
Это были осветительные ракеты, оранжевого и белого цветов.
По шоссе Франклина Делано Рузвельта навстречу ораве вампиров, следующей за катером, промчалась военная машина. Это был джип. Солдаты в камуфляжной форме, стоявшие в кузове, принялись расстреливать толпу тварей из автоматических винтовок.
– Армия! – воскликнул Эф.
В нем проснулось чувство, которого он не испытывал уже довольно давно, – надежда.
Эф поискал глазами Сетракяна и, не найдя, направился в кубрик.
Нора наконец нашла дверь; она вела не к выходу из тоннеля, а в вытянутое, достаточно длинное складское помещение. Замка на двери не было: проектировщики тоннеля и не предполагали, что кому-то придет в голову гулять в тридцати метрах под ложем Гудзона. В помещении обнаружилось множество средств обеспечения безопасности: запасные лампы для светофоров, оранжевые флажки и жилеты, даже старая картонная коробка с фальшфейерами. Фонарики тоже нашлись, но батарейки давно пришли в негодность.
В углу лежали мешки с песком. Нора выровняла их, соорудив некое подобие кресла, чтобы маме было удобно сидеть, затем схватила несколько фальшфейеров и засунула их в сумку.
– Мама! Пожалуйста. Пожалуйста, веди себя тихо. Ты побудешь здесь. Я скоро вернусь. Я обязательно вернусь.
Норина мама уселась на свой холодный трон из песчаных мешков и с любопытством оглядела помещение.
– А куда ты положила печенье? – спросила она.
– Оно закончилось, мама. Съели. Тебе надо поспать. Отдыхай.
– Здесь? В кладовке?
– Пожалуйста. Это сюрприз. Для папы. – Нора пятилась к выходу. – Не двигайся с места, пока он не придет за тобой.
Нора быстро закрыла дверь, оглядела сквозь монокуляр тоннель в поисках вампиров, затем подперла дверь двумя мешками с песком и только после этого пустилась бежать назад, к Заку. Одновременно она уводила свой след подальше от того места, где оставила маму.
Конечно, она поступила трусливо – надо же запихнуть бедную мать в какой-то чулан! – но, во всяком случае, этот вариант дает хоть какой-то шанс.
Нора продвигалась назад по тоннелю, по которому раньше поезда шли на восток, к Манхэттену, выискивая место, где прятался Зак. Сквозь монокуляр ночного видения, заливающий поле зрения мутно-зеленым, супным цветом, все выглядит совсем иначе. Ориентиром была полоса белой краски, нанесенная кем-то в нижней части стены, но сейчас Нора не могла найти ее. Она снова подумала о двух вампирах, которые совсем недавно напали на нее, – твари даже припрыгивали от возбуждения.
– Зак! – позвала она.
Это было безрассудно, однако тревога взяла верх над разумом. Судя по всему, она совсем недалеко от места, где оставила мальчика.
– Зак, это Нора! Где же ты…
Ее голос осекся. На широкой стене тоннеля, расцвеченное монокуляром, раскинулось обширное граффито изумительной техники. Оно изображало огромное безликое человекоподобное существо с двумя руками, двумя ногами и двумя великолепными крылами.
Интуитивная догадка озарила Нору: это была последняя итерация, последнее приближение из серии шестилепестковых рисунков, которые они находили по всему городу. Те цветы, или жуки, что встречались им ранее – не более чем ярлыки, аналоги, абстракции… карикатуры на это грозное существо.
Образ ширококрылого создания и манера, в которой он был запечатлен, – откровенно натуралистическая и в то же время невероятно трогательная, вызывающая какие-то смутные, щемящие воспоминания, – вселили в Нору такой ужас, что она даже не могла сообразить, сумеет ли уместить его в своем сознании. Насколько же страшно и жутко смотрелось это грандиозное произведение уличного искусства именно здесь – в мрачном тоннеле, пролегающем столь глубоко под поверхностью земли! Блистательная татуировка неземной красоты и внеземной угрозы, нанесенная не на кожу, а на кишки цивилизации. Изображение – Нора сразу поняла это, – предназначавшееся только для вампирских глаз.
Тихий шелест, почти неслышный свист заставил Нору круто развернуться на месте. Сквозь монокуляр она увидела Келли Гудвезер – ее лицо было искажено гримасой такой мучительной вампирской жажды, что казалось, она корчится от боли. Рот ее был похож на открывшуюся рану; в нем, словно язык ящерки, мелькал кончик жала; с растянутых в оскале губ слетало шипение.
Изодранная одежда Келли, вымокшая наверху под дождем, тяжело свисала с тощего тела; волосы облепляли голову; грязные потеки густо испещряли обнаженную плоть. Глаза, в зеленом мире монокуляра казавшиеся ослепительно-белыми, были широко распахнуты: Келли неистово хотела крови.