Бородач возобновляет сеанс политической подготовки.
— Марсианская программа колонизации Пояса нереальна. Она не учитывает главного — желания населения астероидов жить свободно. Ради этого мы покинули Землю. Ради этого мы ведем вооруженную борьбу. Фанатичное отрицание Марсом продуктов генной инженерии и управляемых мутаций приводит к возникновению неразрешимых противоречий…
— Кхе-кхе.
Кашель мой, усиленный динамиком, производит эффект разорвавшейся бомбы. Карабкаясь на нары с тихим шелестом, точно большие ночные насекомые, существа вокруг образуют плотную толпу. Дышат мне в лицо. Заглядывают в глаза. Свешиваются сверху. Не веря глазам, щупают амуницию.
Я шевелю стволом.
— Ничего не трогать! — гремит мой голос.
Тени отшатываются.
— Мне нужна Лиз Гельмих.
— Тут нет имен. Только номера. Скажите номер, — робко шепчут из тьмы.
— Я не знаю номера. Только имя. Ее зовут Лиз Гельмих. Она диспетчер подземки с Весты. Она жива?
— А вы кто? Как вы сюда попали? Вы не из охраны. Вы военный? Что случилось? Ее хотят забрать? Когда появится электричество? Вы один? Это у вас оружие? — сотни тихих вопросов пауками карабкаются по мне.
«Легионеры! Мы отдаем должное вашему мужеству…»
— Лиз! Ты здесь? Ты жива?
— Женщины у нас не здесь. Женщины не с нами. Женщин мало — они отдельно. Там. Там…
— Где именно?
— Там…
«Двадцатый отсек захвачен противником. Возникла угроза захвата противником ключевых точек объекта. Противник продвигается через отсеки два, три, семнадцать, двадцать. Продолжаю оборонительные действия…»
— Лиз, ты здесь?
— Эй, ты кто такой? Ты легионер?
Я скалю зубы, точно волк, от этого властного голоса. Меня подбрасывает и разворачивает в сторону окрика. Шестерки, давно перешедшие грань жизни, не боятся ни бога, ни черта. Они разбираются в цепь, охватывают меня в темноте со всех сторон. Я вижу присутствие у многих примитивного оружия. Самодельных острых предметов.
— Я капрал Ролье Третий. Я принял командование над базой. Мне нужна Лиз Гельмих. Больше тебе знать не положено, заключенный.
— Как знать, как знать. Ты не из охраны, солдатик. И системы контроля не работают. Некому нас глушить. А я тут главный. Я староста. Мое слово в этом блоке — закон.
Он тихо смеется. Смех его змеей струится из темноты. Белые зубы выделяются на фоне черного пятна растительности вокруг рта. Шестерки оттесняют лишних. Придвигаются ближе.
Смех обрывается.
— Хороший у тебя скафандр, солдатик. И оружие что надо. С таким можно долго продержаться. Может, поделишься с нами имуществом Федерации?
— Хочешь взять его? Можешь попробовать, — резким движением я закрываю шлем.
— Пугаешь? Я помню, как вы на Весте нас стреляли. И как волокли нас из домов, тоже помню. Вы просто животные, без мозгов и жалости.
— Не больше, чем такие, как ты, — парирую я.
— Не надо, Ролье. Я здесь.
Голос Лиз бьет меня в самое сердце. Она выступает из темноты под тусклый свет аварийного указателя. В грубой рабочей робе с белым пятном номера на груди она кажется еще тоньше, чем раньше. Дурак — откуда тебе помнить, какой она была? Ты ее без скафандра и не видел ни разу. Я всматриваюсь в ее огромные глаза. Она безучастна, словно мертвая.
— Женщины тут — дефицит, солдатик. Они даже на работу не ходят — мы работаем за них по графику. Добиваем до нормы. Лиз — настоящая конфетка. И она моя. Никто не смеет к ней прикоснуться.
— Знаешь, а я тебя вспомнил, староста. Ты — тот самый слизняк, что дежурил с Лиз в подземке. Ты ее тогда бросил и сбежал, а она под огнем бинтовала раненых. И ваших в том числе.
— Крошка Лиз всегда была отзывчивой, — похабно хихикает борец за идеалы. За одно это хихиканье мне хочется свернуть ему шею. — Жаль, что мне не удалось тебя там пристукнуть. Я прятался в шкафу с инструментами. Не было случая врезать тебе по башке — ты слишком быстро бегал. Как крыса, — Джон гогочет, довольный своим остроумием.
Я старательно игнорирую противника, что намеревается вывести меня из равновесия. Единственное, что ему удалось, так это вырвать меня из состояния тупой апатии.
— Я пришел за тобой, Лиз, — говорю неловко. Язык почему-то не слушается. — Думал, ты погибла. В других отсеках сплошные трупы.
— Ты не понял, солдатик, — бородач проталкивается ближе. Он выше меня на целую голову. Смотрю ему в бороду. — Я тут решаю, кому куда идти. Нас тут шесть десятков всего на шестерых дам. Моя крошка дорого стоит. А что у тебя есть взамен?
Напряжение сгущается. Если я ударю кого-то из шестерок — на меня бросятся скопом и похоронят под истощенными вонючими телами. Я еще сумею порвать троих-четверых мускульными усилителями. И все — конец капралу Ролье.
— Зачем я тебе, Ролье? — безжизненным голосом спрашивает Лиз.
Голова ее кажется непропорционально большой из-за коротко стриженых волос. Уж это-то я запомнил. Волосы у нее раньше были длинными. Я словно наяву вижу ее сидящей на перроне, и каштановые пряди выбиваются ей на плечи.
— Иди сюда, крошка, — приказывает Джон. — И не смей открывать рот без моего разрешения.
Все так же безучастно Лиз идет к нему. Тени медленно расступаются, давая ей дорогу. Староста по-хозяйски обнимает ее за плечи. Белая волосатая лапа на хрупком плече.
— Вы говорите, в других отсеках только трупы? — робко спрашивают за спиной.
Встревоженные шепотки просыпаются, как по команде, разбуженные страхом.
— А что случилось? Почему нет освещения? Землетрясение? Метеорит? Нас спасут?
— Эй, там! Молчать! — не глядя, гаркает Джон. — После разберемся.
Шепотки мгновенно стихают. Староста щурится из тьмы:
— Там, на Весте, ты был на коне. Все козыри были с тобой. А теперь роли поменялись, солдатик. Тут ты мой. Рано или поздно я выберусь отсюда. И буду смотреть, как марсиане убивают твоих дружков-животных. А сейчас твой черед. Передавай там привет своему гребаному божку от нашего третьего блока.
«Угрожающая ситуация. Оборонительные возможности исчерпаны. Противник продвигается с трех направлений. Требуется вмешательство командующего базой…»
Шевеление за спиной. Шевеление слева. И справа. Бледные пауки подбирают лапки для решающего броска. Угольки близко посаженных глаз убежденного поборника демократии с Весты отсвечивают зеленым. Голос сержанта Васнецова: «Бей в уязвимое место. Не думай о последствиях. Позволь духу войны взять верх над собой. Следуй своему инстинкту убийства…»
«Легионеры, прекратите бессмысленное сопротивление…»
Отточенным движением я срываю «Гекату» с держателя. Мое движение слитно и неразличимо простым глазом. Дух войны берет верх. Зверь распрямляет тело в яростном броске. Хлопок одиночного выстрела выхватывает из темноты бледные лица.
Рты оскалены. Руки напряжены. Тела подаются вперед в едином порыве. Бородач пытается подняться на ноги. Ему удается. Целую вечность всем кажется, что я промазал. Десятки глаз с надеждой вглядываются в бородатое лицо. Напряженно ловят сочащиеся из его рта неразборчивые слова. Но это вовсе не слова — это клокотание крови во рту. В замедленном воспроизведении староста опускается на колени, прижав руки к развороченному животу. Чудная эта штука — пониженная гравитация. Превращает в балетных танцоров даже статистов и рабочих сцены.
Судорожным движением староста подтягивает ноги к животу. Скрючивается на холодном каменном полу в позе зародыша.
— Люди, освобожденные от тотального контроля, изберут своих лидеров, — насмешливо цитирую я. С жалостью у меня проблемы.
Шестерки разом теряют ко мне интерес. Из них будто вынимают стержни. Ссутулившись, они бредут в темноту. Лиз стоит ни жива, ни мертва.
— Ты как вестник неприятностей, Ролье, — говорит она, апатично рассматривая дергающееся в агонии тело. — Только явишься — и они следом. Что случится на этот раз?
— Ничего особенного, — отвечаю. — Просто взорву к чертям базу, которую вы построили.
— Всего лишь? — она пытается улыбнуться. Губы ее не слушаются. Она прикрывает искаженное гримасой лицо ладонью с коротко стриженными ногтями.
— Эй ты, — как тебя? — Бичем! Иди сюда! Быстро снимай скафандр! — приказываю я.
Истукан выступает из темноты.
— Это же мужская модель, — пытается возразить Лиз.
— Ну и что?
— Там нет… ну… катетер там другой, — смущается она.
— Потерпишь. Главное, воздух есть. Влезай скорее. Всем лечь! Держаться!
— Эй, солдат! Ты что задумал, а? Ты…
«Легионеры, сопротивление бессмысленно…»
— Получайте, сволочи, — хищно скалюсь я. «Позволь духу войны взять верх над собой…».
— База, говорит Ролье. Отправить всех оставшихся М-40 в мое распоряжение. Привести в действие программу самоуничтожения.
— Принято. Программа самоуничтожения задействована. Взрыв через две минуты. Противник занял отсеки с пятнадцатого по двадцать второй и с первого по пятый. Точное число вражеских особей определить затрудняюсь — в захваченных отсеках не работают датчики.
— Ты вот что. Перед самым взрывом передай им привет.
— Передам, капрал Ролье.
— Прощай, база.
— Прощайте, капрал Ролье. До взрыва одна минута тридцать секунд… одна минута двадцать…
— Лиз, скорее.
— Готово, Ролье.
— Меня зовут Жослен.
— Я запомню, — сосредоточено кивает Лиз. Глаза ее под высоким белым лбом непроницаемо темны.
— Закрой шлем и проверь герметичность. Справишься?
Она молча кивает.
«До взрыва пятьдесят секунд…»
— Слышишь меня? Вот этот сенсор. Коснись его носом.
— Слышу. Тут внутри воняет. И все липкое.
— Потерпишь. Это на всякий случай.
— Хорошо. И не такое терпела.
«…двадцать секунд…»
«… гарантируем медицинское обслуживание для раненых…»
Чистый женский голос: «Передаю привет…»
— Эй, парень? Что ты там сказал насчет взрыва?!
— Ложись! Всем держаться!!!
На границе сознания мелькает мысль — мне все равно, что будет с этими людьми. Стыдно, скажете вы? Может быть. Но тогда я не ощущал ни малейшего трепета за их жизни. Все мои устремления замкнулись на хрупкой большеглазой женщине. Она, словно якорь, привязывала меня к действительности. С вами такого не случалось?