— Заткнулся на раз-два! — читаю по губам неслышный приказ сержанта.
Похоже, дисциплину у них понимают, и сержант не шутит: громила с лязгом смыкает зубы. До самого конца пути он смотрит мне в грудь и не издает ни звука.
Гул гравикомпенсаторов стихает. Я чувствую боковое ускорение — пилот выполняет горизонтальные маневры. Мгновенье тошноты — вошли в поле тяготения эсминца. Едва ощутимое касание — мягкая посадка.
— Приехали, — говорит сержант.
Я оставляю винтовку на борту бота. Медленно поднимаюсь, приноравливаясь к местному тяготению. Негоже ковылять инвалидом под взглядами марсиан. С прямой спиной я осторожно спускаюсь по аппарели. Морпехи следуют в шаге позади. Еще пара встречающих. Тоже морпехи. Оба с оружием. Караул. Подтянутый флотский — вахтенный выпускающий офицер при шлюзе.
Он прикладывает ладонь к козырьку.
— Лейтенант Венцель, вахтенный офицер.
Резким рывком руки отдаю ему честь — идеальный парадный истукан.
— Капрал Ролье Третий, за командира Сводного отряда.
Кожа на лице офицера — тугой пергамент. Ни один мускул не дрогнет. Он поворачивается кругом.
— Прошу следовать за мной. Командир корабля ждет вас у себя.
Морпехи сопровождают меня.
«Эйлад, Марсианская Республика», — читаю я на большой серебряной табличке, прикрученной к переборке.
Я разбираюсь в марсианских кораблях лишь в общих чертах. Тем более, что этот эсминец — новой серии. Но все равно понимаю, что меня ведут кружным путем. Не хотят, чтобы я увидел повреждения. Боятся, что я смогу оценить степень причиненного ущерба. Наивные. Сам факт этого кружения возносит мой дух на невообразимую высоту. Я чувствую себя победителем. Равным всем этим многочисленным суетящимся скафандрам.
Мы петляем, проскальзывая в узкие проемы, и тяжелые люки тут же задраиваются за нами. Вокруг — такое же царство серого, как и на наших кораблях. Разве что матросы непривычно большого роста и подволок довольно высок для боевого корабля. Я вспоминаю: тут служат люди, а они в условиях низкого тяготения Марса сплошь высокорослые.
Мы проходим сквозь тесноту забитых оборудованием отсеков с сидящими на боевых постах флотскими в скафандрах с открытыми шлемами. Любопытные взгляды жгут мне спину. Часто я задеваю кого-нибудь в узком коридоре, тогда флотский вжимается спиной в переборку, пропуская нашу группу, и я чувствую запах сытного пайка, что исходит из его рта. От запаха пищи у меня сводит живот — я голоден, как зверь.
Вид матроса, затирающего подозрительное буро-красное пятно на палубе, заставляет мои губы сложиться в хищную улыбку. Спохватившись, я прикусываю губу. Все-таки мы вас достали, сволочи. Офицер дергает щекой, заслоняя флотского.
— Прошу сюда, — изображает он предупредительность.
Бедолага-матрос, вытянувшись смирно, замирает за его спиной.
Расслабься, дружок. Быть тебе во внеочередном аврале.
Каюта командира оказывается довольно мелким отсеком. Эсминец — корабль маленький. Часть каюты отделяет спешно приделанный к моему появлению брезентовый занавес. Должно быть, за ним скрывается какой-нибудь тактический компьютер или пункт резервного управления.
Невысокий серьезный офицер выходит из-за ширмы. Его выправке может позавидовать участник парадного расчета на флагмане. Спина его так пряма, что кажется привязанной к невидимому стальному стержню.
Сержант-морпех делает ему доклад.
— Спасибо, сержант. Можете подождать в коридоре, — голос офицера странно ломкий, будто после болезни. Но серые глаза на круглом восточном лице смотрят цепко.
Он проникает взглядом прямо в то место, которое у людей называется душой. Преодолевая инстинкт, я выдерживаю взгляд. Сдохну, но не отдам честь первым. Я знаю правила переговоров. Я приглашенная сторона. Офицер, кажется, читает мои мысли. Намек на улыбку касается его глаз. Он прикладывает руку к бровям.
— Капитан третьего ранга Чон. Командир эсминца «Эйлад» Флота Республики, — произносит он нараспев.
Мне странно слышать его незнакомый акцент.
— Капрал Ролье Третий, за командира Сводного отряда, — представляюсь в ответ.
— Думаю, я не нанесу вам оскорбления, капрал, если предложу присесть.
— Правила ведения переговоров этого не запрещают, сэр.
Теперь офицер позволяет себе настоящую улыбку.
— Прошу садиться, капрал, — приглашающим жестом он указывает на легкое кресло.
Я подавляю в себе странную уверенность, будто командир эсминца чувствует, каково мне после многих дней пониженной гравитации стоять под гнетом нормальной, в половину земной, бортовой силы тяжести.
— Могу я вас чем-нибудь угостить, капрал? — продолжает играть роль офицер. — Кофе? Сигареты? Немного легкой закуски?
— Спасибо, сэр, — я опускаю глаза, скрывая голодный блеск.
— Будем считать, что это означает «да».
Словно получив невидимый сигнал, за моей спиной в отсеке материализуется вестовой с маленькой тележкой. Оставив ее перед моим носом, он исподтишка стреляет в меня любопытным взглядом и исчезает, будто его и не было. Запах еды щекочет мне ноздри. Берет меня за горло. Холодными пальцами щупает мой сжавшийся в голодном спазме желудок.
— Прошу вас, не стесняйтесь, капрал, — приглашает офицер. — Я понимаю, каково вам пришлось.
Стиснув зубы, я вскидываю голову.
— Нет-нет, — офицер протестующее вскидывает руку. — Никаких скрытых намеков, капрал. Я восхищен вашим мужеством. Примите это как знак моего уважения.
— Благодарю вас, сэр, — изо всех сил я стараюсь говорить медленно. Демонстрирую достоинство коротышке с раскосыми глазами, облаченному в подогнанный по фигуре флотский скафандр.
Я протягиваю руку и наугад беру чашку с чем-то жидким и горячим. Составляя мне компанию, капитан деликатно наливает себе крохотную чашечку крепчайшего кофе. Восхитительный вкус куриного бульона обжигает мне нёбо. Я сглатываю, надеясь, что бурчание в моем животе не долетает до сидящего напротив человека. С краской стыда на ушах я вдруг понимаю, как дико воняют внутренности моего скафандра.
Но капитан старательно делает вид, что вонь многодневной прелой прокладки и переполненного контейнера для испражнений — дело для него обыденное, не заслуживающее внимания. Я вспоминаю слова сержанта-морпеха. Он действительно понимающий мужик, их командир.
— Прежде всего, капрал, я обязан поинтересоваться у вас, какой причиной вызвана ваша стрельба по вверенному мне кораблю?
Я ступаю на тончайший лед. Мне приходиться быть дьявольски осторожным в словах. От того, что и как я скажу, сейчас зависит, начнется ли война между двумя планетами. Проклятая натура. Ненавижу свой долг!
— Приказ об открытии огня отдал мой командир, капитан Золото, — медленно произношу я. — Уверен, у него были веские основания для такого решения, сэр. К сожалению, мой командир погиб, и я не могу дать более обстоятельный ответ на ваш вопрос, сэр.
Офицер прикладывает к губам крохотную чашку. Кивает удовлетворенно: мол, другого и не ждал. Мне кажется, в его глазах мелькает одобрение. Он словно экзаменатор, переживающий за отличника-студента.
— Что за объект вы охраняли, капрал? — задает он следующий вопрос.
Если ты решил, симпатяга, что купил меня чашкой своего вкусного бульона, то ты не на того напал.
— Это секретная информация, которая не может быть темой данных переговоров, сэр.
Кивок. Понимающая улыбка.
— Спасибо, капрал.
— Благодарю за угощение, сэр.
— Я так думаю, капрал, спрашивать вас о наличии раненых и количестве убитых с вашей стороны было бы бесполезно?
— Вы правы, сэр. Но я могу вам ответить — у нас нет раненых.
— Спасибо за откровенность, капрал Ролье. Скажите, что вы намерены делать после возвращения на Амальтею?
— Мы намерены продолжать боевые действия, сэр, — не моргнув, отвечаю я.
— До какого предела, капрал?
— До последнего человека, сэр. Или пока вы не оставите нас в покое.
— Но ведь мы только что выяснили, что цель открытия огня вам неясна.
— Я следую приказу, сэр. Этого для меня достаточно. Легион не сдается.
— Ну-ну. Я и не призываю вас сдаться, капрал. Знаете, зачем я вас пригласил?
— Теряюсь в догадках, сэр. Наверное, хотите забрать раненых.
— Отчасти вы правы. У нас действительно есть раненые на поверхности. Я взял на себя смелость отправить поисковую партию для их эвакуации. Прошу извинить, что не поставил вас в известность заранее. Мои люди не сделают попыток атаковать ваши позиции. Надеюсь, ваши подчиненные не нарушат условий перемирия?
— Извинения приняты, сэр. Вы можете забрать своих раненых. Это не противоречит правилам ведения боевых действий. Мои подчиненные не откроют огонь.
Я стараюсь, чтобы явная ложь про подчиненных не стала заметной проницательному собеседнику. Пока я произношу эту фразу, офицер заинтересованно наблюдает за моей мимикой.
— Спасибо, капрал, — я вижу, как намек на удивление и, может быть, даже некоторое разочарование, касается его смуглого лица.
— Я думаю, капрал, что совершил ошибку. Как и ваш командир, — медленно продолжает офицер. — Я выполнял приказ по патрулированию сектора. Я рисковал, приближаясь к границам досягаемости ваших средств поражения. В этом моя ошибка. Ваш командир превысил полномочия, открыв огонь. Сумма этих ошибок дала уйму бессмысленных смертей, капрал Ролье.
Он смотрит мне в глаза, словно приглашая высказаться. Мне трудно противиться его умному открытом взгляду.
— Война — вещь бессмысленная сама по себе, сэр. Думаю, вам стоило знать это, надевая флотский мундир.
— Неплохо, юноша. Неплохо. Однако я потерял почти весь личный состав десанта. Десятки матерей на Марсе получат извещения за моей подписью.
— Мне значительно легче, сэр. У нас некому рассылать извещений. Мы рождены для войны. Все погибшие уже вошли в историю Легиона.
Я в легкой панике. Зачем я это говорю? Я ведь уже не имею отношение к Легиону? Будто кто-то вместо меня шевелит моими губами.