— Нет. Все в порядке, — не заботясь о тоне, отвечаю я. Все равно она услышит лишь ровное монотонное бормотание.
— Твои марсиане ушли? Бой закончен?
— Пока — да. Тебе надо спуститься вниз. Заправить скафандр. Поесть. Вымыться, в конце концов.
— А ты пойдешь?
— Мне тут надо кое-что сделать, — уклончиво отвечаю я.
— Тогда и я с тобой.
— Это надолго. Иди вниз. Краб тебя проводит.
— Нет.
— Как хочешь.
Я так устал, что у меня уже нет сил спорить. Я иду собирать наших мертвых. Негоже им валяться под солнцем. Всех мне не найти. Кто-то похоронен глубоко под землей. Кого-то растерло в пыль чудовищной силой взрыва. Но кого смогу, я утащу подальше от места будущего боя. Когда-нибудь сюда прилетит очередной корабль. Парней заберут. Они вернутся в Легион. Легион не оставляет своих. Лиз послушно плетется следом.
Тень падает сверху. Избитый «Шельф» распахивает корму. Морпехи, давешний мой конвой, чертиками выскакивают наружу.
— Слышь, Ролье! Мы тут своих собирали, ну и твоих до кучи подобрали. У кого опознаватель отзывался. Куда их теперь?
Я тупо смотрю на штабель искореженных скафандров, стиснутый грузовой сеткой. В зеленом свете бортовых плафонов кровь не видна и наши мертвые выглядят набором сильно побитых запчастей.
— Эй, Ролье! Заснул? Так куда их?
Я поднимаю глаза. Громила, брата которого я убил в подземельях «Зонтика», вопросительно смотрит на меня. У него еще куча дел, а тут этот тормоз никак не отзывается.
— Сгрузи вон там. У кратера, что на два часа.
Вместе с Лиз я осторожно принимаю тела и аккуратно складываю их рядами. Даже после смерти они лежат в строю. Потом приходит черед неполных фрагментов. С белым лицом, прикусив губу, Лиз осторожно принимает от меня руки, ноги, головы и ботинки с торчащими из них ледяными осколками.
Морпехи встряхивают опустевшую сеть, очищая ее от брызг замерзшей плоти.
— Спасибо, парни, — через силу выдавливаю я.
— Да мы-то что — это кэп распорядился, — отвечают смущенно.
Ближайший ко мне морпех звонко хлопает меня по плечу. «Шельф» обдает меня облаком мелких камней из-под дюз.
Лиз заглядывает мне в лицо. Ее большие глаза совсем рядом. Она что-то шепчет. Не разберу, что именно. Она забыла тронуть носом выключатель переговорного устройства.
— Пойдем вниз, — наконец, долетает до меня.
Я покорно бреду вслед за ней по бесконечным норам.
В кубрике уже теплится дежурный свет. Лицо обдает потоком смрадного воздуха — вентиляция работает.
— Воздушная система неисправна, сэр, — докладывает испачканный смазкой истукан. — Перебиты магистрали. Резервуары недоступны. Камеры регенерации завалены породой. Воздуха всего на сутки. Потом фильтры переполнятся.
— Ладно. Больше и не надо. Покормите людей и поешьте сами. И пускай нового старосту назначат.
— Есть, сэр!
Нелепая фигура убегает плавными прыжками. Тени опасливо обступают меня.
— Что с нами будет, сэр? Куда нас теперь? Мы умрем, да? Скажите нам, сэр…
— Завтра вас всех заберут отсюда. Поедете в Новый Китай. Будете жить там. Свободными. Кто не хочет — дело хозяйское, — подыхайте тут. Пока — прием пищи, и сон. Экономьте воздух.
— Почему в Китай? Не имеете права! Объясните нам! Сэр, что это значит?
Я сталкиваю с нар чье-то тщедушное тело. Нары стонут под моим весом. Меня теребят со всех сторон. Голоса плывут цветными бумажными кораблями по весенней воде. Вода эта нежно укачивает меня. Я позволяю телу расслабиться. Я закрываю глаза.
— Все назад! Отойдите, или буду стрелять! Отойди от него, ты! Кому сказала! Назад! Не смейте его трогать!
Кто это раскомандовался над ухом? Чей это тонкий голосок? Такой странно знакомый. Я поворачиваю голову и сквозь пелену тяжелой дремы вижу белое пятно высокого лба. Маленькая, глупая, отчаянная крошка Лиз… Я проваливаюсь в сон, не успев погасить улыбку.
Когда я просыпаюсь, то первое, что вижу, это встревоженное лицо Лиз, склонившееся надо мной. Пока я спал, она так и сидела на краю нар, зажав тяжелый карабин между коленями. Я снова улыбаюсь ей.
Воздух в кубрике тяжел до невозможности. Ломит виски. Вокруг все покорно лежат, экономя кислород. В тусклом свете лица имеют землистый оттенок. Скорей бы прилетали эти китайцы.
Сейчас, много месяцев спустя, я удивляюсь, что за всей этой суетой у меня не было времени задуматься о себе. Меня просто несло по течению.
— Корабль Флота Республики вызывает капрала Ролье.
— Ролье на связи.
— Прибыл ваш транспорт, капрал. Давайте маяк.
Погрузка живого товара прошла как по маслу. Коренастые люди в скафандрах незнакомой конструкции развили деловитую суету, нося вниз пачки дешевых скафандров из комплекта спасательных шлюпок и выводя назад вереницы одуревших от страха и углекислоты революционеров. Спасибо, господин… Пожалуйста, господин… Как вам будет угодно, господин… От их улыбок и одинаковых раскосых глаз у меня кружится голова.
— Шестьдесят один штука, господин. Пожалуйста, приложите палец, господин.
Я тупо смотрю на странную конструкцию, что протягивает мне невысокий человечек. Его идиотская приклеенная улыбка сводит меня с ума.
— Что это? — подозрительно интересуюсь я.
— Расписка, господин. Вы передаете эти люди под наша юрисдикция. Вы есть официальный лицо, господин. Надо палец. Моя читать биометрический код, господин.
Я тычу пальцем в перчатке, едва попадая в гнездо считывателя.
Китаец коротко кланяется.
— Спасибо, господин.
Его улыбка растворяется в солнечном мареве. Древняя обшарпанная шлюпка, стартуя, выжигает под собой добрый кратер.
Остается самое трудное. Бот марсиан прохлаждается неподалеку. Я поворачиваюсь к Лиз. Отмечаю, как быстро она освоилась в незнакомом скафандре. В ней снова появилась стать. Достоинство. Взгляд огромных глаз потерял жесткость. Я впитываю ее улыбку.
— Нам туда? — спрашивает она надоевшим механическим голосом.
— Нет. Только тебе. Я остаюсь.
— Почему, Жос?
— Я думал, ты поинтересуешься, куда тебя повезут, — усмехаюсь я.
— Стоило меня спасать, чтобы после отдать на съедение, — отмахивается она.
— Вдруг я продал тебя в бордель?
— По сравнению с нашим склепом любой бордель сойдет за курорт. Ты не ответил мне.
— Иди, крошка Лиз. Тебя ждут.
— Не называй меня так, чертов ребенок. Почему ты остаешься? У тебя ведь ничего нет. Ни воздуха, ни еды.
— Если бы я мог тебе объяснить…
— Не бросай меня, Жос.
Оказывается, даже синтетический голос может оказаться выразительным, подкрепленный слезами прекрасных глаз. Это ощущение ново для меня. Женщины с «веселых транспортов» не умеют плакать. Только с готовностью улыбаются.
— Ей-ей, Лиз, — говорю я. — Ради твоих слез стоило постараться.
— Упертый, самоуверенный убийца! — зло кричит она сквозь слезы.
— Не стоит плакать в этом шлеме. Могут забиться воздушные фильтры, — с улыбкой советую я.
— Слушай, тебя что — плющит от крутости? Почему ты так поступаешь?
— Лиз, перемирие заканчивается. Пожалуйста, иди.
— Жос, прошу тебя! Это глупо. После того как… после всего… — слезы душат ее.
Я легонько касаюсь ее плеча. Она тянется ко мне, хрупкая взъерошенная птица с доверчивыми серыми глазами. Я улыбаюсь ей. Мне становится легко. Я подталкиваю ее к ожидающим морпехам.
— Я буду ждать тебя, Жос!
— Прощай.
— Жос, я не шучу. Возвращайся. Разыщи меня. Слышишь?
— Слышу. Удачи тебе, крошка Лиз.
— Не называй меня так!
Я киваю морпехам.
— Пока, сыны природы!
— До встречи на небесах, жмурик! — весело кричат в ответ.
Я запускаю обогрев на полную мощность. Я лихо стартую под оценивающими взглядами марсианских морских пехотинцев. Крабы образуют вокруг меня оборонительный строй. Я лечу на юг, туда, где давеча присмотрел несколько приличных подземных каверн. Мы еще повоюем, придурки. У меня еще осталось вам на закуску.
За моей спиной угловатая туша «Шельфа» мягко отрывается от красной пустыни. Медленно поднимается к небу. Прощай, Лиз Гельмих. Мы ведь даже ни разу с тобой не поцеловались. Знаешь, у меня никогда не было настоящей женщины. Такой, как ты.
Яркое цветение над головой. Звезды падают за близкий горизонт. Мне салютуют осветительными зарядами. «Пижоны», — улыбаюсь я.
Через час гравитационная боеголовка с орбиты поднимает в небо тучи камней. В недоумении, я высовываю нос из своего укрытия и разглядываю облако на горизонте. Накрыли покинутые вспомогательные отсеки. Что они там, стрелять разучились? Я же чувствую излучение их систем наведения! Они пеленгуют меня на раз-два! На всякий случай я выпускаю пару СНОБов на поиски десанта и снова ныряю в пещеру. Выбираюсь на поверхность далеко к северу. Высовываю нос. Никаких помех, кроме обычного треска статики. Никакого десанта. Никакого обстрела. Визуально над головой тоже чисто. Следов систем наведения не зафиксировано.
Злясь на изощренного противника, я мечусь в темноте узких пещер добрых три часа. Пока не понимаю, наконец, — эсминец покинул орбиту. Красивый жест со стороны потомственного флотского офицера Чон Му Хена. Его марсианское начальство получит доклад об уничтожении гарнизона на Амальтее. Потомственный офицер станет героем. Трупы морских пехотинцев закопают в красный марсианский песок. Пальнут в воздух по старой традиции. И даже дадут какую-нибудь красивую клятву над могилой. А с наших высушенных в вакууме тел обдерут то, что еще годится для использования. И зачитают имена перед строем.
И тогда я собираю с трупов товарищей уцелевшие емкости с воздухом, ставлю спасательную палатку, и приступаю к чистке оружия. Затем плотно обедаю литром консервированного бульона, найденного в ранце убитого. Меняю контейнеры для фекалий и начинаю ждать. Чего, не знаю сам. Я прикидываю, что смогу продержаться не меньше пяти суток. Всего пять суток. Целых пять суток.
Оставшись один, я безумствую. Хохочу, с хрипом вдыхая невкусный воздух. Некому остановить меня — я один.