Класс снова зарокотал, ученики загудели, споря и перешептываясь.
— А можно мне сказать? — Донесся вдруг мягкий девчачий голосок.
Это встала кареглаза с темным каре — моя соседка.
Все тут же уставились на девочку, а та, явно скромная, даже засмущалась от такого количества внезапного внимания.
Когда никто не возразил, девочка продолжила:
— Мы с Вовой тоже очень хорошо знакомы. Соседи мы. И дружили с самых яслей. Так, я тоже хочу сказать, что для меня было полной неожиданностью, когда в школе заговорили, будто он взял наши деньги. Признаюсь, я бы никогда не поверила в такое. Если честно, я и сейчас не верю. Вова — добрый и мягкий мальчик. Он бы никогда такого не сделал.
— Ну, сейчас его мягким не назовешь, — хмыкнул Сережа, присаживаясь на место. — Вон как стоит, имя свое отстаивает. Честно, не ожидал от тебя, Володя. После того, что ты тут нам зарядил, даже мне кажется, что есть во всем этом бойкоте какая-то несправедливость.
— Да какая несправедливость⁈ — Крикнул ему Гриша. — Сергей, ну ты че? Он же выкручивается!
— Мне кажется, — ответил я. — Что выкручиваешься здесь только ты, Гриша.
— Так ты что? Считаешь, что я взял⁈ — Рявкнул на меня он. — Что я вор⁈
Он кинулся на меня грудью, и мальчики с первых рядов тут же бросились его держать, чтобы не случилось драки.
— Ну вот пойдем и выясним, — спокойно сказал я, заглядывая в его злые глаза.
На мгновение между нами повисла тишина. Он неотрывно сверлил меня взглядом. Губы его скривились в бессильной злобе.
— Пустите, — наконец сказал он, вырывая у Семена свою руку. — Пустите, говорю! Не буду я его тут бить. Не буду, ясно⁈
Мальчишки отступили, а я так и продолжил смотреть на белобрысого с ухмылкой.
— Ну что? Мы идем? — Снова донеся голос Сережи.
— Идем, — хмуро буркнул Гриша. Потом уставился на свои наручные часы «Юность», которые носил на черном кожаном ремне. — Только не сейчас.
— Как это не сейчас? — Хмыкнул я. — Твоя идея, а ты капитулируешь?
— И ничего я не капитулирую! — Зло крикнул Гриша. Потом сказал уже тише и как-то смущенно: — забыл я, со всеми вами, что у меня в три часа тренировка по футболу. Нельзя мне ее никак пропускать. Соревнования скоро. Но в понедельник… В понедельник ты, Батон, ну никак не отвертишься от очной ставки!
— Хорошо, — ответил я с ухмылкой. — В понедельник, после уроков, ты меня батоном уже называть не будешь.
— Что-то ты долго, Володя, — сказал мне Константин Викторович, когда мы встретились.
Физрук ждал меня на школьном дворе, внутри расчерченного под игру в пионербол участка. Константин Викторович сидел на синебокой люльке своего мотоцикла Юпитер-3. Когда я шел к мужчине, мальчишки кружились вокруг него, рассматривая его железного коня, засыпая физрука вопросами. Когда я подошел к мотоциклу, старик разогнал детишек, строго прикрикнув на них, что ему надо ехать.
— Задержали после уроков, — пожал я плечами.
— Понятно. Ну что? Поехали? Запрыгивай в люльку, — сказал Константин Викторович, пересаживаясь на седло. — Поедем.
Я закинул портфель внутрь синей коляски, ветровое стекло которой, куда-то делось. Потом не без труда, забрался сам.
М-да… Тяжелое для его лет тело мальчика, хоть и намного подвижней старческого, но все равно нуждалось в серьезных тренировках. А тренировки, кстати, я уже начал. Например, сегодня утром, после подъема, первым делом я занялся просто зарядкой на растяжку и подвижность суставов.
Однако даже такие легкие упражнения дались мне не без труда. В статичных фазах неподготовленные мышцы мальчика просто горели от напряжения.
Оказавшись в люльке, я увидел на ее застеленном линолеумом дне кое-что интересное. Там лежал спортинвентарь: две желтые гири по шестнадцать и тридцать два килограмма, да набор черных гантелей, самая тяжелая из которых оказалась весом в двенадцать килограмм.
— Ваше? — Спросил я, указывая взглядом на гири, примостившиеся со стороны колеса.
— Что? — Мужчина хотел было дернуть лапкой мотоцикла, но отвлекся. — А, это? Гантели с гирями, что ли? Ну да. Мое. Я в зале тяжелой атлетики школьников тренировал. Да только там было негусто снарядов. Кое-что привез из дому. Но теперь оно там безнадзорности. Зал-то закрыли.
— Почему закрыли?
— Маленький был, неудобный, — пожал плечами Константин Викторович. — Снарядов мало. Да и группа у меня была небольшая. Сейчас ребята все в спортшколу перевелись. Там будет попросторнее.
Выходит, физрук был не просто физрук, а еще и тренер по тяжелой атлетике? Вот так удача. Тренер, да еще и знакомый семьи. Через него я и решил начать свой путь в спорте.
— Значит, вы теперь будете тренировать в спортшколе? — Спросил я.
— Так, я и тренирую в спортшколе, — вздохнул старик. — Вернее, тренировал. Теперь буду только в школе работать. Физруком.
— А почему?
— Тебе, Вова, и правда интересно?
— Интересно, — кивнул я.
Физрук замолчал, снял с руля синий шлем с белым пластиковым козырьком. Принялся надевать. Когда закончил, наконец ответил:
— В школу к нам, в прошлом году, пришел новый тренер по тяжелой атлетике. Вадим Сергеевич. Молодой, энергичный. Дали ему сначала группу ребят разных возрастов. А он возьми, и сделай из них за полгода разрядников. Результативность, я тебе скажу — ого-го.
Я нахмурился. Все потому, что Константин Викторович говорил о новом тренере так, будто совсем и не хвалил его. Говорил он о нем с каким-то скепсисом что ли. Кисловатое выражение не сходило с лица старого физрука.
— Ну к нему ребята и стали переводиться. Новенькие поприходили. С других групп, от других тренеров тоже поперли к нему. А у меня в спортшколе и без того группа была небольшая. А потом и вовсе сократилась. Осталось шесть человек — самые преданные ребята, которые со мной дружили.
— А чего ж? Все остальные убежали к Вадиму Сергеевичу?
— Преимущественно, — ответил физрук. — Да только…
— Что, только?
— Только я не совсем согласен с его подходом к тренировкам.
— Почему?
— Ай, — отмахнулся старик. — Долго объяснять. Да и, ты, Вова, как, прости, конечно, далекий от спорта человек, наверное, так просто и не поймешь.
— Почему же? — Пожал плечами я. — Пойму. Мне это интересно.
— Спортом интересуешься? — Удивился будто бы Константин Викторович.
— Тяжелой атлетикой.
Физрук помрачнел. Тяжело засопел через широкие ноздри своего большого краснокожего носа.
— А мамка твоя на это как смотрит?
— Негативно, — беззаботно пожал я плечами.
— Ну еще бы, — он кивнул. — Из-за папки пади?
— Ага.
— М-д-а-а-а-а… — протянул физрук. — Обозлилась она на тяжелую атлетику. Будто бы… — Мужчина замолчал, горестно поджал губы. — Будто бы она виновата в том, что мы с Сережей попали в ту аварию. Ну ладно. Давай уж ни тебе, ни себе сердце бередить не будем. Поехали.
Вот как выходит… Значит Константин Викторович вместе с Володиным отцом ехали, видимо, на соревнования и… попали в аварию… Константин Викторович выжил, а Сергей, стало быть, нет.
Видя, что старику тяжело вспоминать эту трагичную историю, я решил напомнить про молодого тренера из спортшколы.
— Так а почему вы не согласны методами этого Вадима Сергеевича?
— Какой ты, Володя, любопытный, — сердито нахмурился Константин Викторович. — Все-то тебе надо. Вот не согласен, и все. Мой тебе совет: решишь идти в тяжелую атлетику, если, конечно, мама позволит, не записывайся к нему. Побереги свое здоровье. Все, не хочу я на эту тему разговаривать. Это только больную мозоль себе ковырять.
— Ну, тогда расскажите, почему ваш зал закрывают, — сказал я. — Может, я к вам пойду тренироваться.
— Ко мне? — Ухмыльнулся он. — Нет. Я решил с этим делом закончить. Хватит. Устал я и с директором школы воевать, и с этим Вадимом, язви его…
— Зацепились с ним? — Спросил я. — С Вадимом?
— Из-за него, — сердито продолжил тренер, — перекинули меня в зал поменьше, сюда, в ПТУ, что стоит за школой. Отобрали у меня нормальное место для тренировок.
Мужчина словно бы сначала разозлился, когда речь зашла про Вадима Сергеевича, но потом взял себя в руки, выдохнул.
— Ты прости. Говорю ж, мозоль больная… Да и… Ребята у меня были все старших возрастов. Выпускаются в этом году. Кто учиться идет, кто в армию. А новой группы ко мне на следующий учебный и не набралось. Некого мне тренировать. В том числе и поэтому я решил с тяжелой атлетикой покончить.
— Знаете, Константин Викторович, — начал я, — атлеты бывшими не бывают. И тренера тоже. Зря вы решили закончить с тренировками.
Физрук снова вздохнул, начал было:
— Так, может если б хоть один записался, я бы и… Ай… ладно. Поехали.
— Может, быть один и запишется, — проговорил я вполголоса.
Константин Викторович, конечно же, не услышал моих слов. Он привстал, несколько раз топнул лапкой стартера. Когда двигатель Юпитера звонко затарахтел, физрук уселся на седло, прибавив газу, тронулся.
Мы аккуратно покатили по двору, полнящемуся учениками второй смены, выехали на пустое беговое кольцо дорожки, опоясывающее широкий школьный стадион. По нему, под сенью давно зазеленевших каштанов, покатили кругом, к небольшому диковатому парку.
Въехав в парк, мы запрыгали на своих сидениях, когда мотоцикл принялся преодолевать бугристую от древесных корней грунтовку парка.
Внутри парка развернулось большое белостенное сдание районного ДК. По его маленькой площади, выложенной брусчаткой, спешили к школе дети. Перед фасадом, украшенным мозаикой, прятался в тени деревьев памятник Ильичу.
Выскочив из парка, юркий Юпитер застыл на перекрестке, пропуская гужевую повозку из местного совхоза. Потом выехал на главную, вклинился в скромный, на окраине города, поток автомобилей. Погнал между ними по асфальтированной, узковатой улице.
Двигатель мотоцикла весело трещал под Константином Викторовичем. Ветер усилился, когда Юпитер набрал скорость. Поток бил мне в лицо, трепал волосы. Заставлял щуриться.