ций.
— Вернуть бы то время, — прошептал я, погрузившись в собственные мысли. — Уж сегодняшний я бы вывел тебя на чистую воду, Николай Владимирович Черенков…
От этих мыслей заныла левая кисть, пальцы будто бы вспомнили тяжелый разрыв сухожилий, после которого путь в большой спорт стал мне закрыт.
Из мыслей меня вырвал телефонный звонок. Смартфон вибрировал на рабочем столе. Я сел на стул, ответил. Звонила бывшая жена.
— Вася, — раздался в динамике ее голос. — Ты не забыл?
— И тебе привет, Таня, — сказал я. — Если ты звонишь по поводу денег Лене на обучение, я уже перевел их ей.
На том конце провода на секунду повисла тишина.
— Почему ты отправил их ей? Мы договаривались, на мою карточку.
— Если деньги предназначены моей дочери, пусть она их и получает.
— Вася… Мы же договаривались… Ты же знаешь, какое у нас положение сейчас…
— Поэтому я и перевел деньги сразу Лене. Я не собираюсь гасить долги твоего мужа, как получилось в прошлый раз.
— У Коли сейчас проблемы в бизнесе… Но…
— А в девяностые был такой перспективный. «Новый русский», — проговорил я. — Ты сама сделала этот выбор.
— Вася, тогда, на своих трех работах, ты совсем про семью забыл! Мне было тяжело!
— Я работал, чтобы содержать тебя и наших детей, Таня. В девяностые всем было тяжело. Не одной тебе.
— Ну, хватит! — Разозлилась Татьяна, — я уже сто раз слышала и про твои сложности, ты еще про свое больное сердце начни мне рассказывать!
— Больное сердце, которое я посадил, стараясь прокормить вас, — напомнил я. — Я все сказал. Деньги Лена будет получать от меня напрямую. Разговор окончен.
— Вася! У нее семь пятниц на неделе, она…
— Все, пока, — перебил ее я и положил трубку.
Отложив телефон, я тронул прикрытые веки. Обернулся, снова взглянул на свои медали.
«Будь у меня шанс на вторую жизнь, — подумал я, — я не допустил бы всех тех ошибок. Все было бы по-другому».
В субботу стояла привычная уже серая погода. Всю ночь лил обильный весенний дождь. Старенький школьный автобус ПАЗ-4234 немного натужно тарахтел своим поношенным двигателем. У открытой кабины стоял старичок-водитель Степаныч. Вместе с молодой классной руководительницей Мариной Ивановной они наблюдали, как дети грузятся в машину, готовятся ехать в Невинномысск.
В то утро сердце у меня шалило с самого утра. Наевшись таблеток и решив, что мне все же полегче, я собрался и поехал в школу на велосипеде.
— Василий Николаевич, — позвала меня Марина Ивановна, когда я подошел к автобусу, — у меня тут недобор по ученикам. Пятерых нету.
— Не пришли? — Спросил я.
— Да нет, бегали тут где-то, — пожала она плечами. — Да только в автобус не сели. Вы их нигде не видели?
Я глянул на свои старенькие часы «Луч», которые ходили у меня еще с советских времен. До отправки оставалось минут двадцать.
— А кого нет? — Спросил я.
— Так, — учительница заглянула в свой смартфон, в котором, видимо, хранила список учеников, — Нет Никиты Трофимова, Сергея Барышникова, Артема Сиренко, Вадима Мельникова и Федя Островного. Я пробовала звонить мальчика, но не берут. Наверное, телефоны на беззвучный поставили.
Понятно. Значит, у ребят очередные разборки. Ну ладно. Щас уладим.
— Постойте здесь, — сказал я. — Я их поищу. Наверняка где-то тут, на территории школы балуются.
— Я с вами, Василий Николаевич, — выступила вперед классная руководительница.
— Будьте здесь, — возразил я.
— Я догадалась, в чем тут дело, — не унималась девушка. — У этих пятерых снова драка! Я наблюдала за Никитой и Федей. Они явно не дружат.
— Надеюсь, вы не вмешивались? Не читали им нотации и не воспитывали? — Нахмурился я.
Девушка хотела что-то сказать, даже открыла рот, но замолчала. Опустила взгляд.
— Будьте здесь. Я все улажу сам, — сказал я.
Ребят было найти несложно. Я почти сразу наткнулся на них у приземистого здания старого уличного туалета, которым никто не пользовался уже много лет. Пацаны собрались в кучку за ним, и галдели, выясняя отношения.
Я аккуратно подкрался со стороны задней, дальней от мальчишек стены, стал слушать их звонкие голоса. Хоть и не совсем разборчиво, но кое-что уловить я мог.
— И что ты сделаешь, сопля? — Надменно проговорил Федя Островной, — Опять заплачешь?
Окруженный четверыми мальчишками Никита, опустив голову, стоял у стенки.
— Что вы стоите? — Прошептала мне неизвестно откуда взявшаяся у меня за спиной Марина Ивановна. — Вы же видите, они его щас побьют! Что, боитесь вмешаться⁈ Тогда я сама!
Девушка попыталась было выйти из-за стены, но я остановил ее.
— Я велел вам оставаться у автобуса.
— Но я…
— Не вздумай ходить туда, девочка, — покачал я головой строго. — Если ты вмешаешься, то Никите не будет жизни в этой школе. Он должен разобраться сам.
— Я… да вы что?..
— Все будет хорошо, — заверил я. — Если что-то пойдет не так, я вмешаюсь.
— Да его же щас побьют… — пискнула девушка.
— Я много лет работаю с мальчишками. Своим вмешательством ты только навредишь Никите. Навредишь так, что всю оставшуюся жизнь он будет трусом. Будет самой жизни бояться.
Удивившаяся девушка молчала.
— Просто доверься мне, — добавил я.
Отвернувшись, Марина Ивановна кивнула.
— Хорошо, — кивнул я в ответ. И глянул на ребят, которые, занятые своими делами, даже и не замечали нас.
— Отойди от меня, — решился сказать обидчику Никита.
Слова мальчика заставили меня улыбнуться. Сам факт, что он пришел, не побоялся Островного, многое говорил об этом пацаненке.
— А то что? — Хмыкнул Федор.
— А то я тебя ударю.
— Что⁈ — Рассмеялся он, и его дружки поддержали своего лидера мерзковатыми смешками. — Ты? Меня?
Он толкнул Никиту в грудь.
— Ну, давай. Бей. Чего ты?
Толкнул второй раз.
— Чего не бьешь?
— Василий Николаевич… — Обеспокоенно шепнула мне на ухо учительница.
— Тихо, — Шикнул я на нее.
— Ну⁈ Чего ж не бьешь⁈ — Распалялся Островной, в очередной раз, пихая Никиту. — Че? Трусишь?
— Отвали от меня, — проговорил холодным тоном Никита.
— А то че? — Он заглянул в глаза Никите, стал пихать его грудью в грудь. — Че ты сделаешь, сопля?
Внезапно Никита сам оттолкнул Остравнова. Опешивший от этого хулиган уставился на мальчишку дурными глазами.
— Ну, — проговорил я себе под нос. — Давай, Никита.
Никита смело шагнул к обидчику и дал ему кулачком прямо в глаз. Островной бухнулся на попу, уставился на Никиту, а потом искривился, стараясь не заплакать. Дружки Остравнова удивленно и даже изумленно смотрели на вставшего над Федей Никиту.
— Не лезь ко мне больше, понял⁈ Ни то получишь! — Зло крикнул Никита.
Остальные ребята даже отступили, попятились от мальчишки и не зная, что делать.
— Ты… Да я тебя… — Всхлипывая, встал Островной. — Я тебе сейчас врежу!
— Только попробуй, будешь тогда знать!
— Федя, да пошли, — сказал один из мальчишек. — Мы на автобус опоздаем. Ехать надо.
— Подождите! — Крикнул Островной. — Я его так не оставлю!
— Да харе, Остров, — поддакнул второй. — Ты че, Николаича не знаешь? Он щас возьмет да и без нас уедет. А я эту поездку ждал.
— Ну, — добавил третий. — А че ты вообще до Никиты докопался? Он же нормальный пацан вроде.
Мальчишки поддержали третьего и один за одним потоптали из-за туалета. Островной, в бессильной обиде еще пару мгновений смотрел на Никиту, а потом встал и ушел. Последним, с улыбкой на лице, отправился к автобусу и Никита.
— Вот видишь? — сказал я, оборачиваясь к Марине, — он справился сам.
— Василий Николаевич? — Учительница нахмурилась. — Вам плохо? Вы какой-то бледный.
— Все хорошо. Сердце с утра пошаливает, — отмахнулся я. — Возвращайся к автобусу. Я сейчас приму таблетки и подойду.
— Ну че? — Спросил я у белого, как смерть мальчишки. — Полегчало?
— Ага, Василий Николаевич, — покивал мальчик, только что вернувшийся в автобус.
Ребенку стало плохо, и пришлось остановиться, чтобы его не вырвало прямо в салон.
— Витя, — Выпрямился я и глянул назад, на заполненные детьми места. — Тебя как, укачивает в автобусе?
— Нет, Василий Николаевич!
— Поменяйся с Вадимом местами. Ему нельзя над колесом сидеть. Плохо становится.
Отправив мальчишек меняться местами, я занял свое.
Автобус остановился в полях, на обочине узкой трассы, пролегающей между морем зреющей пшеницы и редколесиной посадкой.
— Двигай, Степаныч! — Крикнул я шоферу.
Водитель хрустнул передней передачей, дал газу. Автобус было натужно двинулся, но вдруг забуксовал, мы услышали, как грязь грохочет в коленных арках. Степаныч еще несколько раз попытался тронуть автобус, потом выбрался из кабины. Пошел к заднему мосту, посмотреть, в чем же дело.
Вернувшись в салон, он заявил:
— Обочину размыло дождями. Мы застряли.
— Сильно? — поднялся я с трудом.
— Порядком. Задний мост завяз. Мы там нихилую такую колею выкопали.
— И что делать? — Растерянно заозиралась вокруг Марина Ивановна. — Нам до Новиномысска еще сорок минут дороги. А соревнования начнутся через час!
— Я, конечно, могу еще погазовать, — пожал плечами старый шофер. — Но мы можем так завязнуть, что только трактором вытянешь. А если обочина поедет, так вообще, в кювет скатимся.
— Не надо газовать, мы пихнем, — сказал я. Обернулся на ребят, кто был постарше: девятые, десятые классы. — Ну что, мужики? Подтолкнем нашу ласточку? Мне надо человек пять добровольцев.
Вызвались несколько парней, все крепкие, из моей группы тяжелоатлетов.
— Может, нам всем выйти? — Спросила Марина Ивановна.
— Нет, оставайтесь. Вы своим весом утяжеляете автобус, — сказал я. — Сцепление с грунтом будет крепче.
Выбравшись наружу, мы пошли к заднему мосту и налегли. Степаныч поддал газу, и колеса стали бешено вращаться, разбрасывая грязь.
Ребята упирались как надо, я тоже толкал изо всех сил. Даже почувствовал, как больно кольнуло сердце. Больнее, чем раньше. Автобус же, даже и не думал сходить с места.