— А если не сядешь сколько надо? — Нахмурил он свое правильных черт лицо.
— Сяду. Выложусь на полную, но сяду.
Первые подходы были не очень интересные. Мы начали с двадцатки, потом переместились на двадцать пять и тридцать пять килограммов. Следующими были сорок, которые мы, впрочем, тоже преодолели.
Ребята, видя первоначальную рутину проходки, даже стали терять интерес: кто-то возвращался к разминке, другие уходили ждать тренера. Некоторые стали подходить к первым упражнениям из своих тетрадей для тренировки.
— Плохо дело, — обратился ко мне озабоченный Сережа, когда мы с Димой отдыхали между подходами.
— Чего?
— Никто почти не смотрит. Все разошлись. Неинтересно им стало. Так, никто и не увидит, кто из вас победит… — Сергей замялся. — Вернее, не увидит, как ты Димку сделаешь.
Я окинул спортзал взглядом. Задумался, как вернуть их внимание. А потом шепнул Сереже:
— Тут ты прав. Надо их внимание вернуть. И сейчас, я расскажу, как это сделать.
— Как? — Удивился Сережа.
— Очень просто. Только надо, чтобы ты с Артемием и Матвеем мне в этом помогли. Смотрите, что вы сделаете.
После я принялся шептать Сереже на ухо, а тот, внимательно прислушавшись, закивал.
— А точно поможет?
— Еще как, — сказал я.
— Но, Вов, если мы всем это расскажем, а потом ты не выиграешь, тебя вся группа станет считать хвастуном и вруном.
— Я понимаю. Потому проигрывать мне никак нельзя.
Сережа внимательно посмотрел мне в глаза. Потом решительно кивнул.
— Хорошо. Сейчас пацанам все объясню.
— Вова! — Крикнул Дима, — ну че, давай подходить?
Кивнув Диме, я пошел к стойке.
Рыков очень боялся возвращаться в свою квартиру, но другого выхода не видел. Из вещей у него с собой были только расческа, бритвенные принадлежности, спортивный костюм с курткой да белье на смену. А в бега с таким скромным скарбом подаваться он не хотел.
Поставив машину в своем дворе, быстро, даже не глуша двигателя, он побежал на этаж, к квартире. Когда ворвался внутрь, тут же полез в вещевой шкаф, стал комкать и совать в сумку свои вещи.
Он решил уехать из города. В Краснодаре были у него кое-какие друзья еще с армии, у которых можно было бы найти укрытие, хотя бы на время. А вот что делать дальше… Что делать дальше Рыков пока что не знал. Только одна мысль вертелась у него в голове:
«Надо, что б не поймали. А иначе все! Баста!»
Мечтавший о блистательной карьере Рыков, страшно боялся тюрьмы. Страшно боялся срока в пятнадцать лет, если обвинение докажет, что они с Гришковцом совместно занимались взяточничеством на соревнованиях разного уровня. Думал он, что жизнь его в таком случае будет кончина. А мысли о том, что никакой карьеры теперь ему не построить, хоть и крутились где-то на задворках сознания, но Рыков все же всячески гнал их прочь, стараясь не думать об этом.
Рыков старался занимать себя другими мыслями. Хотя они тоже были не сахар, все же думать о них не так тяжело, как о загубленной Медведем карьере. Мысли эти были о деньгах. Заначке, которую Рыков хранил в спортшколе, у себя в кабинете. Ста пятидесяти рублей, которые лежали сейчас в справочнике по тяжелой атлетике, должно было хватить, по крайней мере, на первое время. А там уж посмотрим.
С этими мыслями Рыков застегнул сумку, кинулся было прочь, но застыл напротив входа в спальню. На глаза ему попалась фотография, висящая на стене, в рамке. Там, еще совсем молодые, они с супругой нежно обнимались, улыбаясь зрителю. Рыков нахмурился, не отводя взгляда от черных глаз своей супруги, смотрящей на него с фотографии.
— Я что-нибудь придумаю, — прошептал он и вышел из квартиры.
— Семьдесят? Да Медведь свистит. Не сядет он столько никогда! — Хмыкнул Егор, наблюдая, как Дима закончил пятьдесят килограммов.
— Сядет, сядет. Вот увидишь. Он уже садился, — сказал Сережа убежденно.
— Да? А че ж я ни разу не видел?
— А вот сегодня и посмотришь!
План сработал. Большинство ребят, хотя и не все, вновь заинтересовались нашим с Димой соревнованием.
По моей просьбе Артемий с Сережей стали громко обсуждать при всех, что я легко побью Диму, присев семьдесят. Конечно, другие тут же вступили с ними в жаркий спор, мол, Медведь на тренировках сроду никогда столько не приседал, а максимум у него на штанге видели шестьдесят, ну шестьдесят пять.
Конечно же, мои друзья стояли на своем:
— Вот увидите! Сделает! Он при мне уже делал! — С ухмылкой отвечал им Сережа.
Вот только я не делал. Ни разу даже не подходил к семедисятке. Даже не пробовал снять ее со стоек, а тут надо было присесть, хотя всего на один раз.
Услышав разговоры про семьдесят, кажется, занервничал и Дима. Вида он, конечно, не подавал, храбрился. На разговоры про мой «максимальный» вес только и отвечал:
«Ну, посмотрим, как медведь столько присядет».
Тем не менее я видел, как время от времени мальчишка стал поглядывать на меня с настороженностью. Он еще сильнее занервничал, когда увидел, что я, относительно спокойно сделал шестьдесят.
— Ну что? Шестьдесят пять? — Спросил он с ухмылкой.
— Ну, давай. Ставим, — ответил я.
Матвей с одной стороны, и Егор с другой, подсунули к желтым пятнашкам и красным пятеркам, висевшим на грифе, еще два темно-синих блина по два с половиной килограмма. На штанге оказалось солидных шестьдесят пять килограммов.
Дима пошептался о чем-то с Егором. И тот кивнул с серьезным лицом. Потом пожал плечами, но уже немного растерянно.
Дима подошел к штанге, взялся за нее, оперся, повременив пару мгновений. Потом все же, решился. Он поднырнул под гриф, пристроил его на плечах. Вставив спину, с трудом взял вес со стоек. Пружинисто отошел на два шага, чтобы не мешали страховочные подставки.
Громко втянув воздух носом, он торопливо опустился в сед, а потом, с трудом, принялся подниматься.
— Давай!
— Давай, давай, давай!
— Поднимай ее, родимую!
Со всех сторон пацаны из забастовщиков принялись его подбадривать.
Дима задрал голову, покраснел. Гримаса сильного напряжения застыла на его лице. Выдохнув, он все же поднялся. Торопливо вернул штангу на место. Отступил от нее, глубоко дыша.
Вокруг раздался победный крик остальных забастовщиков, слившийся в один сплошной звонкий возглас. Пацаны кинулись хлопать Диму по плечам и спине, поздравлять со взятым весом.
— Ну давай… Медведь… — Угрюмо проговорил он, борясь с собственным дыханием.
Теперь я приступил к штанге. Взялся за скользковатый гриф. Не мешкая, поднырнул под него. Когда поудобнее расположил штангу на плечах, снял ее со стоек.
Ее вес немедленно отразился чудовищным напряжением во всей спине и ногах. Я покрепче стиснул гриф.
Друзья принялись подбадривать:
— Давай! Давай, Вова!
— Ну! Пошел-пошел!
— Щас ты ее! Ну?
А я просто отступал от стоек, понимая, что легко не будет. А на семидесяти — станет просто невыносимо.
Я медленно опустился в сед. Ноги заныли, крепко зафиксированные в нижнем положении. Собравшись с силами, я кратко вдохнул воздух, стал подниматься, стиснув зубы. Ноги задрожали под натугой. Спина так и норовила принять горизонтальное положение, а задница — задраться. Казлось, сделай я так, станет легче, ноги лучше отработают свое движение. Однако это был лишь обман. Мой собственный организм хотел обмануть меня, чтобы снять с мышц на ногах лишнее напряжение. Не знал мой организм, что сделай я так, как он от меня требует, то я просто завалюсь вперед с большим весом на плечах. Я поборол себя силой воли.
Коленки задрожали еще сильнее, когда я встал.
— О-о-о-о! — На возрастание крикнул Матвей.
— Сделал! Красавец!
— Молодца!
Эти слова зазвучали вокруг, но мне показалось, будто я слышу их приглушенными, будто мне кричат из-за толстой стены. Вернув штангу на место, я отошел от нее, почувствовав невероятную эйфорию. Это тело благодарило меня за то, что я избавил его от такой серьезной ноши.
— Молодчина! — Хлопнул меня Артемий по плечу. — Сделал шестьдесят пять!
— Впереди семьдесят, — сказал я, глядя на Диму.
Дима же вполголоса болтал о чем-то со своими новыми дружками. Потом оглянулся. Обеспокоенно посмотрев на меня, он потопал в нашу сторону.
— Я думал, ты с ней не встанешь, — деланно добродушно улыбнулся Дима.
— Как видишь, встал.
— М-да… — Он покивал, как-то грустновато хмыкнув. — Ну что? На семьдесят?
— Потянешь? — Ухмыльнулся я.
— А то, — растерянно засмеялся Дима и потер шею. — Только давай перекурим чуть-чуть. Вес большой. Еще больший уже за плечами.
— Ну давай, — беззаботно ответил я.
Решив сделать пятиминутный перерыв, мы разошлись. Дима пошел к забастовщикам. Стал что-то с ними обсуждать. Серьезный тон их разговора невпопад перемежался с детскими смешками кого-то из ребят.
— Он не встанет, — сказал я Сереже.
— Почему ты так думаешь? — Удивился Артемий, стоявший рядом.
— Не встанет, потому что устал. Видно по нему. Кажется, он тоже никогда к такому весу не подходил.
— А зачем же ты согласился на перерыв? — Удивился Матвей. — Надо было идти в отказную! Сейчас бы он и подавно не встал!
— Я хочу его одолеть, а не покалечить, — возразил я.
— Главное, Вова, — сказал Артемий, — чтобы встал ты. Если даже Дима проиграет, а ты не покажешь ребятам результата, о котором мы всем раструбили, это будет финиш.
— Покажу, — решительно ответил я. — Что бы ни случилось, обязательно покажу.
Когда перерыв кончился, Дима первым подошел к снаряду. Оглядев нагруженную семьюдесятью килограммами штангу, он положил руки на гриф.
Хотя мальчишка и старался выглядеть уверенно, мне все равно было видно, как он переживает. Как сомневается себе. В первую очередь я понял это по выражению лица. Хотя оно оставалось решительным, в глазах мальчишки стоял страх. Страх опозориться перед остальными.