Потом директор опустил взгляд ко мне. Добавил:
— А тебя, Вова, буду лично рекомендовать в ряды новой сборной по тяжелой атлетике.
— Спасибо, конечно, — я улыбнулся, — но я рассчитываю попасть туда собственными силами.
— И обязательно попадаешь. Но участники сборной должны быть не только отличными спортсменами. Они должны также являть собой пример высоких морально-волевых качеств. Высокой порядочности. И теперь, в этом вопросе, я буду за тебя ручаться. Как никак, вы будете лицом нашего спортивного общества на грядущих зимой соревнованиях.
— Ну в таком случае спасибо, — сказал я.
— Это тебе спасибо, Вова. И тебе, Константин Викторыч.
Председатель обратился к зрителям и зааплодировал. Те немедленно разорвались овациями, поддерживая руководителя спортивного общества.
— А я, грешным делом, думал, нас будут ругать, — шепнул мне дядя Костя.
— Тут нет первого зама, — сказал я. — Обратили внимание?
Константин Викторович нахмурил брови.
— И правда, нет. Я почему-то сразу и не заметил. А где ж он делся? Если б его с должности сняли, я бы знал.
— Странно это, — сказал я задумчиво. — Очень странно.
— Согласен. Да только давай пока мест не думать о нем. Ну его куда подальше.
Константин Викторович всмотрелся в свою грамоту, держа ее на вытянутых руках, проговорил:
— Вон как все хорошо сегодня обернулось. Давай этому порадуемся.
— Давайте, — ответил ему я с улыбкой.
В этот момент. Отделение краснодарской школы спортивного мастерства при Устье-Кубанском политехе
— Вот списки по тренерскому составу сборной. Тут по всем возрастам.
Владимир Еременко — руководитель отделения потянулся к первому заму Наменяйло через стол, сунул ему листок с приказом о назначении.
Евгений Федорович Наменяйло — низкий, полноватый мужчина поправил крупные очки. Лысоватый, с обрюзгшим лицом, он внимательно всмотрелся в документ, несущий в себе список фамилий заявленных тренеров. Были там отмечены как главные тренеры каждого состава, так и обычные.
В колонке общего тренерского состава его сразу смутила одна фамилия. Фамилия человека, по вине которого Наменяйло лишился, скажем так, дополнительного дохода, которым с ним делился Гришковец, проводя договорное судейство на соревнованиях.
Доход этот был столь значительным, что всего за год Неминяйло построил себе чудесный домик в пригороде Усть-Кубанска. Построил, естественно, через местную строительную контору по подложным документам.
Неменяйло не переживал о том, что пойдет по делу о взяточничестве вслед за Гришковцом. Он понимал, что если Гришковец приплетет его, то накинет себе пару десятков новых эпизодов, а вместе с тем и более тяжелый приговор суда. Дело тут было в другом, в самой потере такого сладенького источника доходов.
Неменяйло не брал взяток непосредственно у спортсменов. В этом союзе он, по большей части, подчищал за Гришковцом следы, чтобы сложно было подкопаться с бюрократической точки зрения. А Неменяйло был бюрократом до мозга костей.
Еще в школе, будучи старостой класса, а потом и комсоргом, Наменяйло научился, как правильно обращаться с тем, кто стоял ниже и выше в вертикали власти. Научился давить на подчиненных и пресмыкаться перед вышестоящими. На его счастье, в жизни Неменяйло попадалось немало начальников-самодуров, к которым он умел находить подход.
Его талант в полной мере раскрылся на войне, где он служил штабным писарем в артиллерийском полку. Надо ли говорить, что на протяжении всей Великой Отечественной, Неменяйло ни сделал не единого выстрела. Зато написал целую кучу докладов, записок, отчетов и штабных приказов. А еще он пресмыкался, пресмыкался и еще раз пресмыкался перед командиром полка.
После армии Неменяйло увлекся лыжами. Даже получил КМС по этому направлению. Много лет проработал в Таганроге, на одном из тамошних предприятий.
Когда отец его супруги — инженер станкостроительного дела, живущий в Устрь-Кубанске скончался, Неменяйло перебрался в его просторную трехкомнатную квартиру из своей старой коммунальной. Тогда же он и поступил на работу в еще молодое спортивное общество «Машиностроитель». Тогда же познакомился с Гришковцом. Спустя несколько лет они и начали свое «дело». Активно занялись взяточничеством сначала в районе, а потом и за его пределами.
Теперь же это «дело» было разрушено. Пожилой уже Неменяйло был этим ошарашен. Ошарашен потому, что понимал — сил восстановить схему заново у него нету. Времени тоже, ведь попробуй найти еще одного такого надежного человека, как Гришковец. У Неменяйло были надежды на Рыкова, но и тот сплоховал, оказавшись на соседних с Гришковцом нарах.
Потому как только первый зам увидел в приказе фамилию Константина Викторовича Перегудина, тут же испытал неприятную смесь досады и злости, слившихся в один гремучий коктейль.
— Вы тщательно подумали по поводу Перегудина? — Неменяйло изобразил задумчивость.
— А что не так с Перегудиным? — Удивился Еременко. — Он хороший тренер, опытный. На последних соревнованиях его воспитанник, Вова Медведь, показал неплохие результаты, учитывая срок тренировок. Группу этот тренер ведет складно. Я видел ведомости по прогрессии весов группы. Ребята растут.
— Может, и растут, да только…
Устремив нарочито задумчивый взгляд в потолок, Неменяйло почесал гладко выбритый подбородок.
— Что, только?
— Только хорошая ли идея делать тренером детской сборной дебошира и пьяницу.
— Пьяницу?
— Пьяницу. Есть за Перегудиным грешок. Его не раз ловили за бутылкой прямо на рабочем месте, — приврал Неменяйло.
Ему было известно только об одном случае, да и то со слов директора «Надежды». Тогда Перегудина пьяным нашел Рыков. Конечно, документально такой проступок нигде зафиксирован не был. Есть только приказ о дисциплинарном замечании с пространной формулировкой о нарушении рабочей дисциплины. Однако Неменяйло не видел в этом проблемы. Ведь документы можно подготовить и задним числом.
— Это серьезное обвинение, — кивнул руководитель отдела Еременко. — Я изучал документы Константина Викторовича и не видел никаких приказов о выговорах или замечаниях по подобному поводу. Откуда у вас такие сведения?
— Если я добуду вам доказательства его пьянства, мы с вами сможем пересмотреть назначение? — Ушел от ответа Неменяйло.
— Если все так, как вы говорите, Евгений Федорович, мы обязаны будем это сделать.
— Гля, выздоровел уже, — сказал мне Артемий, кивнув на вход в спортивный зал.
Ребята переоделись и теперь, привычным делом, болтали о своем, о детском. Ожидали, пока тренер придет и даст команду на разминку.
Погода была неважная: сонная серость воцарилась этим темным ноябрьским вечером, и видно было, что юным атлетом тяжело раскачаться перед тренировкой, что нужен им пинок со стороны, от тренера. Только он и мог бы настроить коллектив на рабочий лад.
А рабочего ладу поубавилось еще больше, когда в дверях появился Марат. Он не ходил на штангу несколько месяцев. Это, а еще отказ от таблеток Рыкова, сказались на его форме. Если раньше Марат был крепким, широкоплечим мальчишкой, сейчас же его сложно было узнать. Исхудавший, похожий на обычного дворового пацана, он вернулся в спортзал едва ли ни как новичок. Во всяком случае форму ему придется набирать заново. А в честную это дастся ему непросто.
— О-о-о-о! — Крикнул сразу Егор, как только увидел своего приятеля. — Какие люди!
Вся их компания кинулась к Марату. Тот, по началу хмурый, заулыбался, увидев друзей. Не спешил к Кайметову только Дима Чирков. Пока Марата не было, именно он взял на себя роль лидера их компании. Он стал заводилой и собирал вокруг себя ребят. Теперь же, видя, как всеобщее внимание переключилось на Марата, Дима явно был недоволен.
Однако он все же пошел знакомиться. Кривовато улыбаясь, протянул руку Марату.
— Станет к тебе цепляться, — сказал Сережа, поднимаясь с лавки.
— Пусть попробует, — буркнул Матвей. — Мы его быстро на место поставим.
— Да подождите вы, — ответил я, затягивая штангетки потуже. — Посмотрим, как пойдет. Чего раньше времени дергаться?
По правде сказать, я тоже предполагал, что у нас с Маратом назреет какой-нибудь новый конфликт. В конце концов, парень считал, что именно я виноват в том, что он получил травму и пропустил несколько месяцев штанги. Злопамятный Марат вряд ли так просто это оставит. Да только не хотел я заранее настраивать друзей на враждебный к нему лад. Если завертится, сначала попробую решить все сам, чтобы не раздувать.
Я понял, что мои мысли оказались правильными, когда Кайметов, в сопровождении своих друзей, направился сеть на лавку. При этом он бросил на меня мимолетный взгляд. Выцепил из всей группы именно меня, причем безошибочно. По его злым глазам было видно — он затаил серьезную обиду.
— Ну что народ! — Вошел Константин Викторович. — Чего расселись⁈ На носу соревнования! А-ну! Давай разминочный круг!
— Прикинь, вот баран, да? — Смеялся Марат, рассказывая что-то своим дружкам.
После заминки вся его компания и несколько заинтересовавшихся рассказом Марата ребят, окружили Кайметова, внимательно слушали.
Чирков же, то ли нарочно, то ли нет, подзапоздал с заминкой, и все еще висел на железном турнике, навешенном наверху шведской стенки.
— Ну и че он? — Спросил кто-то
— Да че, ни че. Теперь прячется от них, как может, — смеялся Марат. — Ну и поделом. Нечего было такими пакостями заниматься.
Я направился к их компании. Пошел не потому, что заинтересовался его рассказом. Дело было в том, что один из ребят, слушавших Марата, одолжил у меня отцовский пояс на последнее упражнение. А заслушавшись, забыл вернуть. Так и оставил его висеть у себя на плече.
Я приблизился к ним, ненароком услышал продолжение истории.
— Так откуда ты все это знаешь? — Спросил Егор у Марата.
— Ну так пацан один со двора рассказал, — похвастался Марат. — Сказал, пришел тот баран к ним, мол, заступитесь за меня. Надо, мол, какого-то пацана из класса проучить, а то он больно мурый.