К месту вчерашнего боя после занятия был послан Генка, снова безоружный, к его неудовольствию. Парамонов устал объяснять, что сейчас, когда парень бродит один, его лучшая защита не ствол, а безобидный вид. Еще бы плакать научиться хорошо и слезы кулаками размазывать. Но Генка категорически отказался учиться этому полезному навыку, хреновый он разведчик.
Ближе к обеду разведка вернулась и доложила, что никакой активности врага не наблюдал, а проехавших крестьян на телеге вроде трупы не заинтересовали. Во всяком случае, они не стали останавливаться, а поторопили свою лошаденку.
Поскольку местность никто не знал, а идти было по факту всё равно куда, лишь бы на восток, то устанавливать контакты с местным населением Парамонов запретил. И пояснил, что народ тут живет разный, могут сдать немцам, могут помочь — не угадаешь. А то и вообще, могут сами грохнуть.
— Да зачем нас убивать, что ты жуть-то наводишь, председатель! — Возмущался Алексей.
— Не, тут он прав, Лёха. Лошадка вроде справная у нас, полезная в хозяйстве. Может и еще чего нужного в телеге спрятано. А власти сейчас никакой, сейчас крестьянин особо никому тут не нужен. Разве что ограбить его. Коли его грабят без закона, чего ж ему это не дозволительно? — Разложив по полочкам всю текущую обстановку, Василий начал себя обхлопывать по карманам в поисках курева, а потом разочарованно крякнул. — Дурак я, бросил же курево! И чего бросил?
— Верно ты всё сделал, Василий. Сейчас еще денька три покашляешь, из легких старая дрянь выйдет, а дальше: свобода!
— Какая такая свобода, от чего?
— От вредной экономически невыгодной и демаскирующей привычки. Сам потом увидишь.
— Так понятно, что дешевле не курить. Но вот сядешь, посмолишь, и вроде это время, пока с цигаркой вдвоём, всё хорошо и думать ни о чем не надо. Мир в душе.
Парамонов не стал объяснять суть наркотической зависимости, сам он не курил, но относил себя к сочувствующим курящей братии. Он любил немецкие машины, они — курево. У каждого свои слабости, скрашивающие жизнь. Но вот сейчас, в той заднице, в которой бродит их отряд, немецкие машины и курево могут сильно испортить жизнь. Особенно машины, вернее их экипажи.
И снова мерное глухое постукивание копыт по грунтовой дороге, снова пыль под ногами. Лошадь берегли, лишь изредка подсаживаясь по очереди на телегу. А уж Генка, тот и вовсе делал два конца, будучи передовым дозором. Сзади тоже кто-то мог их нагнать, но тут не до хорошего, надеялись на авось. Опять же машину тут не пустят, не та это дорога, совсем не та, чтоб гонять по ней важным людям. А нагнать их на лошади или пешком — это надо быстро идти. Отряды и колонны быстро не ходят, если ни за кем не гонятся. Солдат любой армии мира спешит только в одном случае, если впереди комфортное размещение на ночёвку в стационарном пункте. А так — чем дольше идешь к назначенному месту, тем меньше устанешь, тем позже на тебя навалится следующая порция тягот и невзгод воинской службы. А то и сражение, не приведи Создатель.
Даже дышать стало легче, когда дорога снова нырнула в лес — определенно эта дорога нравилась Парамонову. Путешествовать по открытой местности хорошо, когда ты полк или хотя бы рота. Тогда тебя никто не застанет врасплох, поля по обе стороны гарантируют, что никто не начнет стрелять из зарослей. А если еще и сверху никакой опасности, то голые пространства — ваш выбор! А когда ты партизан, даже когда ты назвался обществом травников или энтомологов, начинаешь тихо ненавидеть всякое открытое место. Чувствуешь себя тараканом посреди кухни. Вроде темно, но свет могут включить в любой момент. И тапок сверху — хренак! Так что да, все передвижения только по плинтусу, между ножек табуретов, за шторой. Опытные тараканы строем не ходят.
— Чего сказал, москвич?
— Говорю, опытные тараканы строем не ходят. Это я про нас. Наше спасение: прятаться и ползать. А потом превращаться в клопа и кусать, пить кровь, пока жертва спит. Вот только страшновато, разучатся фрицы с гансами малыми группами по нашим местам бродить, кого кусать будем?
— Погоди бояться, вон Генка опять вертается, никак углядел что.
Подбежавший парень был в меру взволнован и докладывал деловито, явно стараясь спрятать эмоции. Растет человек, в бойца превращается.
— Товарищ председатель общества любителей природы, — завел шарманку Генка, — находясь в передовом дозоре, выявил большое количество живой силы противника примерно в десяти минутах пешего марша отсюда.
— Нормально рассказывай, не чуди. — Прервал поток пустых слов Парамонов. Разведчик должен уметь докладывать коротко, емко по существу.
— Короче. Впереди поле, окопы, какие-то легкие укрепления. Видимо, наши стояли. Сейчас там копаются немцы, собирают трофеи. Много, человек двадцать видел, с машинами. Всё раскладывают по кучам. Меня не заметили.
— Не заметили или не обратили внимания? Это важно.
— Не, я на открытое место не выходил. Из кустов разглядывал. Не заметили.
— Вот, Алексей, как я и говорил, налицо типичное поведение боевого таракана. Смертоносного и умного.
На Генкином лице читалось непонимание. Сравнили с тараканом, то есть обозвали нехорошо. Сказали, что боевой, смертоносный и умный. Похвалили, выходит?
— Не замирай, Генка, ты всё правильно сделал! Купил бы тебе пирожное с кремом, но до ближайшего кафе далеко идти. И патронов жалко. Молодец, что не полез ближе. Выражаю благодарность от всего нашего общества со всей искренностью.
Парамонов общался совершенно не по уставу, ломая шаблон. То прямо как командир планирует бой и командует, учит обращаться с оружием. А то у него тараканы, общество любителей природы и вообще непотребство. Форму надевать нельзя, немецкие сапоги — нельзя. А прочее барахло гребет и не морщится. Даже мертвецов обыскивает как мародер. Или это военные трофеи? Генка мечтал быть частью партизанского отряда или бойцом Красной армии, а не боевым тараканом. Но опять же, врага они бьют так, что не ложатся и не встают. Значит, так тоже можно? Без героизма и атак с примкнутым штыком, чтоб командир впереди на коне с шашкой и пистолетом… Кони это прошлая эпоха, это Гражданская война. Сейчас все красные командиры на танках. Вот только где они? Почему не бьют врага здесь, где тоже советская земля. Почему кругом немцы?
Глава 9Караул устал
И снова ныряет в лес отряд любителей природы, в этот раз было особенно неудобно это сделать вместе с телегой. И спешка ввиду опасения, и кусты по обочине разрослись, так что пришлось еще побегать, посуетиться, выбирая удобный съезд с учетом того, что надо не только свернуть с дороги, а еще и углубиться подальше от возможных прохожих или проезжих. Кое-как утянули лошадь через заросли, потом Парамонов лично походил, убирая следы телеги и лошади. Кобыла особенно неудачно наследила, пока тащила через мелкий кустарник свою телегу. Насчет «свою» — она бы не согласилась, но Дуняше этот текс никто почитать не даст, так что пишу что хочу. И вообще, класть кобыла хотела на все наши мысли и планы, что она и сделала буквально. Пришлось Парамонову бежать за лопаткой и откидывать конские яблоки подальше в лес, а потом и заметать срубленными прутьями всякие следы пребывания отряда на этой земле.
Получилось вроде. Если никто не будет целенаправленно ползать по дороге и искать следы партизан. Александр очень надеялся, что партизан здесь еще нет, не нужны ему конкуренты. Прежде всего безголовые и морально упертые. Или наоборот, те которые партизанят исключительно в своих интересах. Как самостийные банды в гражданскую войну. Сейчас в этих лесах могут встретиться разве что окруженцы, подумал Парамонов. В книжках про попаданцев их на каждом шагу как грязи. Куда не пойди, обязательно окруженец, а то и целая группа. Ага, сам себе ответил он, в романах не пишут, что приходится за лошадью навоз убирать. Там вообще как-то проще. И жрать не хочется постоянно, и патроны вечные, как в простеньком шутере. И враги промахиваются. А тут первый бой на твоих условиях, а у товарища дырка во лбу. Как так выходит, блин⁈
Поле было обработано не всё. Осматривая его, Александр чётко ощутил нехватку бинокля. Эта самая бинокля сейчас бы очень пригодилась для подсчета противника. А так сказать сходу, десять или двадцать человек приходится на одного члена его общества, было невозможно. С другой стороны, а чем поможет сей оптический прибор? Ну увидел ты, что их дохералиард, дальше что? Расстройства больше и вероятность, что блик срисуют — вот и вся польза от бинокля. И благо, что без оптики ничего не разглядеть, меньше шансов, что именно в их кусты пойдут гадить враги.
На той стороне длилась вся движуха, там на дороге стояли три бортовые машины, к которым свозили хабар. Вот уж где трофеев было немеряно. Под присмотром немцев гражданские сносили в окопы тела бойцов Красной армии, когда окоп заполнялся, его закапывали, обрушивая на тела землю бруствера. Опытному глазу было бы видно, какое подразделение тут приняло последний бой, но такового среди любителей природы не было. И вообще, а кто сказал, что для какого-то подразделения это был последний бой⁈ Может, они отступили ночью, оставив свою позицию. По приказу или кто умный командовал — могло такое быть? А мертвые, не всегда есть время и силы о живых позаботиться, а вы говорите — мертвые. «Мертвые сраму не имут» — сказано было кем-то умным.
Через вас наблюдений и бессильной ярости общество откатилось назад, в гущу леса. Дебаты, открытые его председателем, проходили в конструктивной атмосфере, лишь изредка прерываясь матюками и резкими восклицаниями. Распробовав вкус вражьей крови, не сильно веря в то, что смогут дойти до манящей цели — баньки на окраине деревни Куты, где блаженство и самогонный аппарат захован женой Василя, члены общества хотели мстить. Но так, чтобы самим в этот раз остаться в живых, чтоб была возможность мстить дальше. Кого-то воздушные налеты делают безвольным и бессильным, а кому-то добавляют злости. Председатель же был в этом плане фигурой непонятной. И не выказывал сильной злобы, и не демонстрировал жалости к гансам, как он их называл. Наоборот, все свои и товарищей устремления направлял на максимальный урон врагу. У него получалось, это все видели.