представлял, какой ценой. А еще он по-прежнему не видел себя в победившей стране. Его встреча с окруженцами очень хорошо показала — проканает за гражданина Страны Советов он только при условии своей полной неподсудности и секретности, защищенный фальшивым статусом очень секретного разведчика и диверсанта. До первой проверки. «Как зовут жену товарища Калинина? Сколько стоит батон ситного? Прочти Символ веры!» Ах да, Символ веры сейчас можно не знать, хоть в чём-то он не обмишурится.
Глава 19Никто не любит ГАИ
— Ген, тебе там видно, есть кто возле сгоревших машин?
— Никого там! Или я не вижу.
— Что, мужики, может прогуляемся тогда до пепелища? Пошукаем чего полезного, что не вывезла немчура?
— Прогуляемся, в смысле поползаем, председатель?
— Василий, вот прямо в точку! Именно поползаем со всей нашей осторожностью, чтоб не потерять столь дорогие жизни от глупой жадности.
— Дядь Саш! Не получится! На перекрестке немцы!
— Едут?
— Не, стоят. Пост поставили. Мотоцикл с пулеметом, вроде два человека. Или три, не видно толком, мельтешат.
— Мотоцикл! С пулемётом! — Мечтательно протянул Парамонов и заработал косые взгляды товарищей. — Чего? Я ж не сказал еще ничего такого!
— Так понятно, что еще не сказал! Генка, слезай уже! Председатель речь говорить будет! — Высказался за себя и Алексея Василь.
— Так понятно! — передразнил его Парамонов. — Обидно просто, мужики, ей-богу, обидно! Эти гады стоят втроём тут, словно бессмертные. Мы что, мимо пройдем теперь?
И они не прошли мимо. У Александра было понимание, что спешить некуда, что эти трое на мотоцикле будут стоять весь день до заката, когда немцы прекращают шариться по белорусским дорогам. В том числе и стараниями общества, между прочим, у фашистов за месяц выработалась тактическая боязнь темноты.
Маскировочные накидки стали непременным атрибутом вылазок, как и боевая раскраска. «Тотальная трусость» взрослых мужчин тоже была в плюс. Всем отрядом они не доползли до перекрестка сотню метров, оставшись лежать в низких ржаных колосьях. А Парамонов пополз вперед. Когда он замирал, то становился похож на островок бурьяна среди пожелтевшей нивы, пропущенный нерадивым механизатором. А вот в движении маскировка сбоила. Одна надежда — кусты между полем и дорогой, вернее перед перекрестком. Иначе он бы и не пробовал подползти ближе.
Крестьяне отличаются хорошо прокачанным терпением, без этого навыка на земле не выжить. Так что они совершенно спокойно лежали в хлебах, пожёвывая вылущенные зерна, как сделала бы Дуняша на их месте. С той разницей, что она бы делала это стоя. Вода во фляжках была, но ею никто не злоупотреблял — больше выпьешь, сильнее станешь потеть. Больше пота — больше грязи, а еще слепни, оводы, мухи. Генка мужественно перенимал сложную науку ожидания и не прекословил, только изредка подрыгивая ногой. Проезжающие периодически через перекресток машины их не напрягали. Председатель умный человек, подставляться не станет, а их самих тут никто с дороги не разглядит. Так что они совершенно не устали лежать, когда через три часа к ним подполз москвич.
— Расклад такой, мужики: это пост фельджандармерии. Вооружение: один пистолет-пулемет, две винтовки и пулемет на мотоцирке. Тьфу ты, на мотоцикле. Стоят и никого не пропускают на ту дорогу, которую мы вчера распахали. Боятся, что она дальше заминирована.
— Ты ж немецкого не знаешь!
— Слово «минен» и ты бы понял. Думаю, вдарить можно, если разом и с разных сторон приползти. Они по сторонам головами не крутят, только на дорогу пялятся, как мне показалось.
— А если ты ошибся?
— Тогда из пулемета причешут, прижмут и хана. Домой ползем?
— Не, получится, что мы зазря весь день на пузе ползаем. Я не согласный! — Высказал общее мнение Алексей.
— Раз так, ты туда, вы двое обползаете с той стороны, а я напрямки полезу.
— Хитрый москвич, меньше всех ползти тебе.
— А ничего, что пока вы лежали я уже туда-сюда слазил?
Пока они так пререкались, их план дал трещину. На перекресток въехал какой-то невзрачный грузовичок с кабиной как газетный киоск и встал рядом с жандармами. Спустя пару минут, мотоцикл завелся и поехал в сторону воронок, а за ним грузовик. Оба транспортных средства зарулили к взорванным машинам, среди которых и встали, заглушив двигатели.
— Ну что ты будешь делать! Теперь нам что, снова ползти за гансами?
— А ты предложи что-нибудь иное, Василий. Раз домой неохота вертаться.
— Да чего там, пошли. Тем более, там место удобное, накроем разом всех.
От перекрестка было видно, что ту сторону, на которой сейчас находился отряд вооруженных гражданских лиц, от немцев прикрывает остов грузовика. Шансы подобраться незамеченными были.
— Вот и ладно, заодно гранату испытаю.
— Нас самих с твоими изобретениями не зацепит?
— А посмотрим.
Дело в том, что в один из дней, когда общество занималось чисто хозяйственными делами, то есть запасало продовольствие, стирало и училось пользоваться оружием, Парамонов затеял обучение немецкой гранате-толкушке. Оказалось, что самые удобные в переноске, которые с крючками на корпусе и одновременно самые старые, они не взрываются. Горошинка выпадает штатно, терочный запал срабатывает, а сама граната взрываться отказывается. Те, что поновее — те срабатывают штатно, даже жалко стало потраченную просто так толкушку. А старые — фиг.
Принятое решение было гениально по своей «простоте». Александр срезал у оставшихся трех гранат «не той системы» крышки, словно это были консервные банки, и выскреб всю начинку. Кстати, отсыревшую. А потом залил пустую в консервную банку от тушенки расплавленный тротил. И еще до его застывания сунул в банку пустую гранату. Когда тол застыл, в руках у Парамонова оказалась заметно потяжелевшая перекормленная граната «М24-Магнум» с примерно тремястами граммами взрывчатки. И была надежда, что теперь она взорвется. Всего в вещмешке у Парамонова таких гранат было две. Плюс одна классическая М24. Плюс по одной у его товарищей.
Чем хороши кусты, они не падают при взрыве с такой же готовностью, как деревья. Худеют, теряют часть листвы, становятся полупрозрачными, но не падают напрочь. Вот и эти, отделяющие дорогу от поля, честно выполняли свою функцию. Они прикрывали поле от ветра и общество любителей природы от взоров чужаков. Полчаса упорного поползновения с мыслью «Лишь бы эти не уехали обратно», и отряд уже на позиции. СВТ-40 у Генки, один автомат в руках у Алексея, второй за спиной у Александра, мосинка в мозолистых дланях Василия. Остальные винтовки отложены в сторону. Генка сильно справа, впереди по дороге, Василь слева, и тоже в готовности простреливать полотно повдоль. Автоматчики прямо перед грудой машин.
— Смотрите, только нас не подстрелите по запарке! — Это была последняя инструкция, выданная Василию и Генке, когда они уползали на свои позиции.
Сигнал к атаке должен подать председатель путем заброса гранаты между машинами, туда, где сейчас что-то изучали или пересчитывали фашисты. Трое на мотоцикле, трое вылезли из грузовика — все сейчас примерно в одном месте. Единственное, чего не хватало Парамонову для начала операции — еще одного Генки на березе, желательно с рацией. Он вынужден был тянуть шею вверх с риском быть замеченным, чтоб его мероприятие не оказалось в поле зрения лишних людей, которые могли в это время ехать через перекресток. Эта вечеринка назначена для шестерых клиентов, еще десяток его бригада не обслужит — силенок не хватит!
«Да чего там! Или пан, или пропан!» — решил для себя Александр, в очередной раз вытянув голову и никого не узревший на перекрестке. Он привстал, почувствовал вес гранаты в отставленной руке, покачал ею пару раз… и снова сел. Страшно. И начинать вообще, и страшно будет, если граната полетит не туда, а скатится обратно к ним, к примеру. Или не взорвется. Он вытащил все свои гранаты из мешка, выкрутил колпачки и освободил шарики на веревках. «Не рванет эта, кину следующую. А потом третью. А если и эти не рванут? Да ну нафиг, не могут все три не сработать!» — благословил он сам себя и дернул шарик терочного запала.
Граната полетела так, как и задумывалось, а потом скрылась между машин. Оба, Александр и Алексей, тут же упали на землю. Вслед за ними среагировали два других мужчины. А потом между грузовиками опять рвануло. Опять — если иметь в виду вчерашнюю феерию взрывов. Для фельджандармов это было не опять, а фаталити.
Двое из них успели среагировать на упавшее неподалеку недоразумение. Классическая консервная банка с приделанной к ней рукояткой от немецкой гранаты вызвала недоумение и фразу: «Вас ис дас? Шайзе…» Кто бы спорил, триста грамм — это триста грамм. Если сто пятьдесят способны вызвать у регулярно пьющего человека здоровый оптимизм, то резко опрокинутые триста грамм водки — это уже грогги! А тут тринитротолуол, да без закуски, да в двух метрах от твоих ног. И уже неважно, что кустарная расфасовка, а ручка была выточена аж в семнадцатом году. Выскочившие на дорогу, на то, что от неё осталось мужики с автоматами первым делом осознали, что рановато выскочили.
Проморгались, дождались, когда улеглись пыль и дым, а потом произвели контроль. МП-40 это ультимативное оружие, особенно против контуженного противника. Александр с Алексеем лазили по обломкам и делали контроль короткими очередями, пока не проштемпелевали всех шестерых. А потом полазили еще, чтоб убедиться, что никаких дополнительных немцев тут нет.
— Председатель, честно говоря, не верил в твою самоделку! Зря.
— Нормально всё, Лёха. Я сам не верил. Вон на обочине все гранаты разложил на всякий случай. А ведь хорошо бабахнуло. Василий! — Парамонов вышел туда, где его мог увидеть крестьянин. — Оставайся там, смотри за подходами! Мы пока пошмонаем немного. Как свистну, сразу к лесу возвращайся!
У Парамонова не было лишних рук, чтоб тащить трофеи, но и оставаться без наблюдения за перекрестком не хотелось. «Жадность фраера сгубила» — напомнил он сам себе. По-хорошему, надо было и Генку оставлять на той стороне, но по опыту они знали, оттуда обычно никто не едет. Так что парень был вызван на место короткого боя для навьючивания всего того, что могло найтись. Хотелось хабара, хотелось, чтоб его было много, причем полезного. Но сначала Парамонов решил, что надо навести порядок во вверенном судьбой бардаке. А именно: поставить на своё место табличку «Минин» рядом с памятником Пожарскому. Фашисты аккуратные люди, они если видят подорванные на дороги машины, тут же начинают предполагать наличие мин. А когда они подозревают мины, то обязательно ставят ту самую табличку на палке, которая сейчас валяется в пыли, опрокинутая взрывом гранаты. «Видимо, осколок прилетел неудачно» — подумал Парамонов, поднимая её и втыкая на своё место. Пробоина в металле намекала именно на осколок.