Глава 24Самааборона
Подвал под подвалом по взаимному разумению был восстановлен. Доски, которые перекрывали тайник, сбили в один щит, положили на место, а сверху накрыли рогожей. Естественно, тайник закрыли не пустым: все излишки оружия, включая пулемет «Максим» были смазаны и опущены туда. В лесу выкопали еще один тайник, постаравшись его защитить от воды, в нём сложили еще один комплект вооружения, включая ручной пулемет, бывший танковый. Не хотелось лишиться всего оружия разом, если на хутор придут нежеланные посетители в силах тяжких, от которых придется убегать.
Демонстрация неслыханной жадности пополам с безосновательной самоуверенностью случилась буквально через день ближе к вечеру, когда на двор зашло аж четверо незваных гостей под предводительством Гната. Были они с белыми повязками, на которых чернела кривыми буквами надпись «самааборона». Видимо, у писавшего был избыток букв «а» в словарном запасе. У двоих из вторгшихся, из-за спин выглядывали винтовки Мосина, еще один нес на плече охотничье ружьё вниз стволами, а третий шел налегке. Гости на правах старых знакомцев не просто открыли калитку, а сразу начали распахивать ворота, дабы ничто не мешало общению.
Дуняша невежливых людей проигнорировала, Ольга Ивановна только высунула голову из хаты и сразу втянула обратно, уподобившись испуганной черепахе. С той разницей, что черепахи не запирают двери на засов. Василий в чем-то был солидарен с Дуняшей, во всяком случае вербально он никак не прореагировал на появление людей во дворе. Продолжая заниматься чем-то, крестьянин отошел вглубь конюшни, как гордо именовал сарай он один. Видать, какой-то инструмент понадобился.
Навстречу им вышел тот наглый, который с бритой рожей, назвавшийся Александром Кутьиным, который и в прошлый раз вел разговор от имени всех хуторян. Новый костюм, брюки по моде заправлены в сапоги, приличная чистая рубаха, руки в карманах пиджака — явно ждал гостей. Еще и запел, хотя лучше бы промолчал:
— А мы не ждали вас, а вы припёрлися! — Потом оценил свои вокальные способности и продолжил уже нормальным голосом, — здорово, Гнат! Какими судьбами?
— И тебе по здорову, Лександр! Поговорить зашли, на бедность свою пожаловаться да вспоможения просить.
— Бедность не порок, хоть и стыд немалый. Только не пойму, чем я вам помочь в силах.
— Не знаю, сам скажи. Можа, оружием?
Парамонов только хотел заявить, что лишнего у них не водится, как его товарищи не вовремя высунулись, опровергая смысл еще не сказанного. Ольга Ивановна высунула из приоткрытой двери ствол пистолета, а Василий продемонстрировал пистолет-пулемет. Оба оказались настолько неловкими, что нечаянно направили стволы оружия на гостей, словно угрожая им. Смотрелась эта картина так неоднозначно, что заглянувшие на хутор самааборонцы начали скидывать с плеч ремни своих винтовок, а тот с двухстволкой уже навел её на Александра. Никто не мог сказать, в какой момент он снял её с плеча.
— Тихо! Никто ни в кого без моей команды не стреляет! — Гаркнул Парамонов так, что проняло и гостей. — Видишь, Гнат, какие мы нервные. Так что говори скорее, с чем пришёл. А после уходите.
— Ты нас не пужай своими пукалками, вы всё равно окружены уже.
— Были бы окружены, в лесу б уже стреляли. Не звезди, мужик. Четверо вас.
— Да уж, всё-то вы городские знаете, всё умеете. Ладно, давай отойдем, погутарим промеж собой. В кармане небось пистолет? Да и ладно, может и к лучшему так-то. Мужики, успокаиваемся, садитесь вон на то брёвнышко, — обратился он ко своим, — не воевать шли, разговоры разговаривать.
Гнат, который единственный был без оружия, во всяком случае не напоказ, смело подошел к Александру, так и не вынувшему руки из карманов:
— Может, в хату от лишних ушей? А жинка твоя чего-нибудь нам спроворит для уважения.
— Ну пошли в дом. — Парамонову не хотелось поворачиваться спиной к малознакомому и малосимпатичному типу, так что он мотнул подбородком вместо приглашающего жеста. А потом всё-таки вынул револьвер из кармана и сунул спереди за пояс. Ходить в таком виде неудобно, сидеть больно из-за упирающегося в самое дорогое ствола, зато руки свободны и достать легко. А то, что его видно, пускай. И так все уже поняли, что он вооружен. Да тут каждый при стволе, кроме кобылы.
— Для начала, товарищ Кутьин, вот тебе документ мой. Смотри, думай. — Гнат выложил на стол партбилет члена ВКП(б). — Я, между прочим, член партии с девятнадцатого года. Гражданскую войну прошёл.
— Убери эту книжку и до конца войны никому не показывай, — произнес Александр, посмотрев её страницы. — И ты у нас, оказывается, никакой не Гнат.
— Ну так и ты, как я понимаю с Иваном Аполлинариевичем не был знаком. Чего, нашел их тайник, да? Документы были?
— Только фотографии.
— Полковник умер за два года до присоединения западных областей. Так что пообщаться ты с ним мог, только если сам из Преисподней. Жена его и сын со своей, вот они жили тут, да. Как слух пошел про отца, так они и намылились в неизвестные дали. Это тебе для общего понимания своего вранья. Теперь главный вопрос: у вас рация имеется?
— Даже если б и была, сказал бы, что нет. Только откуда у нас ей быть, мы люди сугубо штатские.
— Ну да. Мы за вами осторожно приглядываем. Ходите группами, всегда с оружием, уходите налегке, возвращаетесь всегда навьюченные что твой ишак.
— Так времена такие нынче, на дорогах много чего найти можно. Сами-то чего не собираете всякое полезное? Чем за нами следить, лучше бы кладовочку набивали.
— Нет у моих людей пока ни оружия в достатке, ни опыта боевого навроде вашего. Ага, я помню, вы все штатские, — махнул рукой фальшивый Гнат, не дав Парамонову напомнить, что он не военный. — Слухи ходят, кто-то трофейные команды немцев уничтожает. И на колонну большую не так давно напали. Я так понимаю, что это тоже не вы?
— Где мы, а где та колонна! Это ж за сколько километров от хутора!
— Так я не сказал, где это было.
— Так и я не сказал, за сколько километров, я спросил: это за сколько километров от хутора?
— Слушай, Александр, хорош комедию ломать. Поделишься оружием? Хоть что-нибудь дай, а. А то сам видишь, с чем ходим.
— Вижу. И меня такой вопрос мучает, у вас надписи на повязках по-белорусски сделаны или просто с ошибками?
— С ошибками. Ежели б по-белорусски писали, то было бы «самаабарона». А здесь и так неверно, и эдак. Нарочно сделано. Чтоб всерьез не принимали. Ну и знак тем, кто в курсе про наш отряд, мол те самые.
— А когда полицаями обзовут и заставят по-немецки повязки подписывать?
— Думаешь, дойдет? Тогда и по-ихнему с ошибкой напишем. Но я не думаю…
— А ты думай. Наверху есть понимание, — председатель ткнул указательным пальцем в потолок, чтоб было понятно, где верх, — война будет затяжная, Белоруссия под оккупацией будет года три находиться.
— Ну нихрена ж себе!
— Вот то-то и оно, что «нихрена ж себе». Немец к Москве прёт со страшной силой. Пока остановят, сколько сил потрачено будет. Еще и заводы надо успеть эвакуировать и производство наладить. А имеющаяся военная техника, то есть имевшаяся, сам знаешь, где. Сколько всего гансам осталось!
— Да уж, мало мы контры расстреливали. Не я лично, но Советская власть.
— Думаешь, кругом одна контра виновата? Самую главную дичь дураки да неграмотные совершили. Говорил Ленин, что учиться надо больше, хрен кто послушал. Имеем, что имеем.
Партизану очень не понравилось такое заявление, кидающее тень на Красную армию и партию вообще, но с Лениным не поспоришь. В самом деле говорил, и ведь верно говорил Вождь, не хватает знаний командирам. Да чего там, по ситуации видно. Техника есть — топлива нет. Есть топливо — нет боеприпасов или специалистов. Вообще всё есть — нет приказа. Столько предателей враг просто физически не смог бы внедрить в наше командование. Значит, что? Грамотности не хватает. Этот вот сидит и чешет как по писаному — грамотный гад.
Через полчаса, когда Ольга убирала со стола немудреную снедь, выставленную по традиции, она вполголоса доложилась, что Алексей с Генкой вернулись, всё в порядке. Парамонов кивнул, никак не прокомментировав.
— Так чего, подкинешь оружия? — Затянул знакомую песню дядька.
— Подкину. Вам какого, нашего или немецкого?
— И того, и этого. И автоматов парочку.
— А кто им воевать станет? Ежели не умеете. Вот дам я вам пулемёт, что вы с ним делать почнете?
— Обучу всему. А с пулеметом я хорошо знаком, с «Максимом».
— Вот и ладушки, «Максим» у меня есть, автоматов самому мало, не дам. А ты пока думай, как вы три года тут обитать станете. Скоро вас грабить в ноль начнут, немцам наше население без надобности.
— Продразверстка, про которую ты говорил тогда? И что делать?
— Ищите склады, и обычные, и стратегические на случай войны, которые у вас организовывали. Прячьте как следует всё, что можно. Людей на станции устраивайте, железнодорожники всегда нужны. Ничего взрывать не надо, хватит просто информации о переброске фашистских войск. Если она у нашего командования окажется, то будет много больше пользы, чем от одного убитого часового.
— А диверсии?
— Только точечно, по заранее разведанным объектам. С пониманием, что твоё нападение есть смертный приговор какому-то числу мирного населения. Так и будет скоро.
— А вы чего творите? Вы ж всё по-другому делаете.
— Наша задача — поддерживать хаос там, где порядка еще нет. Вы не мы, вы местные.
— Еще одна просьба тогда, — староста даже взял его за локоть, приподнявшись над столом, — подальше от нас буяньте, пожалуйста. Вы и так уходите, молодцы. Вот и дальше так делайте. В смысле ходите дальше. И не по системе, чтоб кому-то из фашистов в голову не пришло проверить серединку круга, в который диверсии укладываются.
Какие продуманные тут селяне водятся, подумал Парамонов. Ему бы такое в голову вряд ли бы пришло. Что значит, воевал товарищ.