После музыкального колледжа в Гааге, Ян поступил в Амстердамскую консерваторию на композиторский факультет. Ричарду сочинение музыки казалось более надежным путем к славе, Ян много занимался. Подавал ли он надежды – неизвестно. К нему были внимательны. Его ценили, но в основном за вежливость и отзывчивость. Растрепанные рыжие волосы, короткий вздернутый нос, светло-голубые глаза с бесцветными ресницами. Долговязый и очень худой юноша с горлом, всегда перевязанным длинным шарфом. Ян был подвержен простудам и вызывал сочувствие. Особого честолюбия в нем никто не подозревал. Славный парень. Переведет старушку через дорогу, поможет девушке нести тяжелую сумку.
За такую славу не награждают, но и помех она не создает.
Когда Ян встретил Линду, он тут же понял – это его шанс. Ян занимался сочинительством, но старательная музыка восторга не вызывала, его уважали, не более того.
Странную перкуссионистку в консерватории знал каждый, и каждый знал, что она совершенно сумасшедшая. Она одинока, как и он сам. Ян и Линда будут работать вместе! Перкуссия делает звучание и значение музыки особенным. Он будет писать для нее! не так много композиторов пишут специально для ударных. Они подружились. Постепенно стали неразлучны, а это уже нечто большее, чем просто совместное музицирование.
Линда не вызывала у людей особого желания приближаться, но приблизившись – от нее невозможно было отстраниться.
Яна затянула бездонная глубина глаз, молчаливая трепетность очаровывала. Линде надо было видеть источник звука. Видеть говорящего, чтобы его понять. Она прекрасно читала по губам. Если что-то шумело или звенело – в общем, звучало, Линда тут же поворачивала голову, она ощущала необъяснимые импульсы и реагировала мгновенно. Впечатление, что она вот-вот взлетит, если не спугнуть.
Ян Петерсен и Линда Макдорманд поженились.
Вскоре Ян собрал небольшой оркестр камерной музыки, стали репетировать. Играли композиции в небольших залах, записывали диски. Стали известны среди музыкантов, которые делали то же самое. Сочинениям Яна не доставало широты и размаха, аудитория тоже собиралась узкая.
Немассовая.
Но Линду заметили. Она так явно выделялась на фоне группы музыкантов, творила совершенно несусветные вещи, воплощение неведомого Яну абсолютно чистого творческого состояния.
Ее приглашали на гастроли с другими оркестрами, для нее писали все более и более известные композиторы, а семь лет назад у Линды появился собственный импресарио, начались фантастические сольные выступления. На грани безумия. Всегда на грани. И овации – в ответ.
Сейчас внушительные количеством и весом наборы инструментов перкуссионистки Линды Макдорманд, «киты» – стоят наготове в семи странах мира, методично распределенные по всему земному шару. Для перемещения артистки в нужную точку света в кратчайший срок. Линда не только состоялась творчески, она стала очень состоятельной дамой. Они жили в огромной квартире, купленной на ее деньги, Ян ездил в машине, купленной на ее деньги. И когда для его оркестра (теперь уже просто струнного квартета) понадобились новые инструменты – он должен был просить Линду о помощи. Он стал просто ее мужем. И законченным неврастеником.
Муж знаменитой Линды Макдорманд. Ирония судьбы.
Перепуганная девочка, которую Ян встретил когда-то в консерваторском коридоре, превратилась в celebrity. И он сам ей в этом помог. Собеседник и слушатель, когда ее еще никто не хотел слушать. Успокаивал встревоженного воробушка Линду, когда к ней относились иронически, считая ее одаренной, но смешной. В конце концов, он стал для нее писать!
Кто и когда бы ее услышал, если бы не он? Профессора, певшие дифирамбы ее таланту, палец о палец не ударили!
В глубине сознания он понимал, что если ты гений, то признание рано или поздно приходит. И неважно, кто тебе помог. Легче от этого не становилось.
Пора. Ян расплатился, поднял воротник плаща и стремительно покинул временное убежище. Ветер ударил в лицо, он на какое-то время зажмурился. Резким движением остановил такси, и поехал в «Ритц». Спешил, надеясь смыться оттуда до возвращения Линды. Выйдя на Пикадилли, он прыгнул в распахнутую швейцаром дверь, мгновенно преодолел просторы холлов и – о, удача! – пустой лифт ждал его. Оказавшись в гостиничных апартаментах, Ян прошмыгнул в ванную комнату, бросил в дорожную сумку бритву и тюбик с пеной, нашел пару туфель и рубашек в огромной спальне, нащупал в стенном шкафу пальто, и надел его, едва не запутавшись в рукавах.
Уже в дверях – остановился, на листке гостиничного блокнотика нацарапал несколько слов, метнулся в спальню и оставил записку под лампой, чтобы уж точно увидела.
На ходу обматывая шарф вокруг шеи, Ян подхватил сумку и выбежал из номера.
IV
Линда, Дэвид и Брет Нильсен, автор музыки, которая произвела фурор на фестивале, еще долго оставались на сцене. Весь ритуал успешной премьеры торжественно соблюден – оркестр приветственно встал, принимая аплодисменты огромного зала, бесконечные корзины, охапки цветов от организаторов, зрителей, друзей. Поклонники таланта. Смущенная девушка с огромным букетом, от неловких движений упала высоченная микрофонная стойка, что вызвало новые овации и слезы умиления.
Рукопожатия и поцелуи длились бесконечно.
На фуршете, устроенном по случаю успеха, Линду тут же атаковал энергичный представитель «Дэйли Телеграф», совсем еще мальчишка, кстати сказать. Он коротко заметил, что ее игра – главное событие фестиваля и тут же спросил, как именно она слышит оркестр, ведь столько пишут о ее полной глухоте.
Ну, вот, началось. Она почувствовала внезапный приступ ярости:
– А почему вы не спрашиваете, как именно я слышу вас, если столько пишут о моей глухоте? – резко оборвала его Линда и, как всегда в таких случаях, перешла в наступление, отрывисто и нервно жестикулируя. – А почему вы вообще говорите на эту тему? Если вы что-то обо мне читали, то прекрасно знаете: на такие вопросы я не отвечаю. На месте вашего редактора я объяснила бы персоналу, что после концерта неплохо поговорить о музыке, которую вы слышали. Если слышали, конечно. Во всяком случае, о вашей глухоте я нигде не читала.
Линда с негодованием отошла от опешившего журналиста, ища глазами Дэвида в разношерстной толпе собравшихся в баре. Картина на удивление пестра. Музыканты, продюсеры, герои светской хроники, манерные редактрисы глянцевых журналов, люди из публики, труженики из прессы. Ну, конечно. Общественное мнение в лицах, которые мелькали перед ней, сливаясь в единое целое.
Настроение непоправимо испортилось. Всегда одно и то же. Она может быть гениальной, сколько ей угодно. Творить чудеса, импровизировать, вести за собой оркестр, придумывать новые инструменты, звуки. А они снова будут задавать вопросы о глухоте, будто это ее единственная особенность. Они снова напишут о том, как именно она преодолевает проблемы со слухом. Еще она найдет снисходительные замечания о своей манере одеваться – ну, как же без этого! Бархатные юбки, блузки со складками, вычурные драпировки платьев, изобретенные самостоятельно.
Линда – худенькая грациозная брюнетка с огромными смоляными глазами. Всегда широко распахнутыми. Но взгляд их направлен внутрь, как на портретах Модильяни. Избранный стиль одежды, по ее глубокому убеждению, подчеркивает неповторимость личности.
Писали, что она выглядит так, будто каждый раз закутывается в новую занавеску. С исключительностью дарования соглашались. Но никогда не признавали в ней женщину, заслуживающую чьего-то внимания. Это непреодолимо.
Линда так и не нашла Дэвида. Он исчез. Возможно, она его пропустила, не видит. От дурацкого вопроса ли, от усталости или перенапряжения, Линда ощутила себя раздавленной.
Праздничное ожидание встречи после концерта начисто испарилось. Знакомое ощущение загнанности в угол, про которое она никому не рассказывала. Только Ян знал, что с ней происходит, когда вот так опрокидывается ее взгляд. Только он. Остальные верили, что это нормальное для Линды творческое состояние.
Сегодня Ян жаловался на простуду, странно выглядел. Жаль, не представилось времени поговорить. Наверное, Ян уже в номере, пьет чай, переключает телевизионные каналы. Ждет ее. Неважно, что их отношения в последнее время изменились, Ян понимает ее без слов, он ни о чем не будет спрашивать.
– Грандиозная вечеринка – не находишь? – толстяк Жакоб, импресарио, подошел к ней с шампанским, черные усы топорщились от возбуждения. – Завтра у меня важная встреча, норвежцы предлагают концертное турне по северным странам в следующем году. Нам это интересно?
– Жакоб, ты все знаешь. На твое усмотрение. Потом. Сейчас я не хочу об этом говорить. И будь добр, сделай так, чтобы через десять минут я уехала в отель. Завтра не тревожь меня, пожалуйста. Я устала.
Линда поднялась по мраморной лестнице в комнату с ее именем на двери, сняла концертный наряд и переоделась в привычное серое платье с широкой длинной юбкой. Села в кресло перед зеркалом, задумчиво провела щеткой по темным волосам, одна мечта – расслабиться! Но пульсирует в висках напряжение, ставшее привычным. Ей не хотелось никого видеть.
V
Дэвид показался на фуршете только на одно мгновение. Его успел запечатлеть фотограф в обнимку с Бретом Нильсеном, пожаты руки двух-трех знакомых, легкий комплимент умильной референтше женского журнала, автограф на концертной программке для чьей-то мамы и – бегом в гостиницу. Полину будить.
Черный лакированный лимузин, присланный за ним, пробуждал сравнения с катафалком. Но Мэрил понравится, без сомнения. Внушительное авто, ничего не скажешь.
Швейцар распахнул перед ним дверь и Дэвид быстрым шагом направился к лифту.
А Полина не спала. Она разбирала вещи, привезенные на это короткое время и казалось, она собирается жить в Лондоне долго-долго: набор одежды на любую погоду, невероятное количество косметики – готовность к неожиданностям номер один.