– Ах, вчера я так устала! Надеюсь, отоспалась. Рада тебя видеть.
– Начнем? – спросил он, усаживаясь у рояля.
– Не торопись, мне надо все проверить. – Она раскрыла ноты. – Тут во второй части виброфон, концертные колокольчики и деревянные пластины. Практически одновременно! И высота звука прописана. Я должна переместить страницы, минуту подожди. Вот так, – она установила ноты на пюпитр и посмотрела на него, улыбаясь.
Ее лицо прямо перед ним, в просвете между крышкой рояля и струнами.
– Я готова. Приступим.
Дэвид потрясен, не ожидал от Линды такого самообладания. Она совершенно естественна! Он боялся, что придется что-то объяснять. Вид абсолютно спокойной Линды его сбил с толку.
Он сыграл вступление струнных, поддерживаемое репликами духовых.
– Линда, если ты слышишь, – начал Дэвид, но она не дала ему договорить.
– Я слышу.
– Эту фразу я бы предпочел ритмически расширить, сделать только флейты акцентированными – и тогда твое вступление будет почти из тишины, но тембр важно подчеркнуть. Та же краска, тот же звук. Начиная с пятой цифры, – он заиграл кусок партитуры, подготавливая ее вступление. Девятый такт – малеты задвигались по поверхностям маримбы, полилась звуковая волна. Как точно она поняла его! Следующая фраза. Еще одна, еще. Перекличка струнных и духовых – и вот одновременно ожили виброфон и барабаны с там-тамами, бонгос и металлические цимбалы, в завершение. Глуховатый стон гонга – звук обессилел, угасая.
Воцарилась тишина. Совершенно другие люди в студии, переживание изменило обоих. Репетиция все больше напоминала акт безраздельного слияния.
Никогда и ни с кем Дэвид не чувствовал такого взаимопонимания в музыке. Так необъяснимо. Так прекрасно. Он вдохновился, пылающие глаза Линды помогали играть, вести за собой. Или это она вела за собой – трудно понять. Они чувствовали совместно.
– И в пятой части у меня были вопросы, седьмая цифра. Тремоло нарастает, духовые становятся настойчивее. Я себе это плохо представляю. Давай попробуем.
Он дал вступление, Линда заиграла – и Дэвид воспроизводил синкопированный ритм струнных, очень сложный в данном случае, у него не выходило, и он заново расстраивался.
– Снова седьмая цифра, пожалуйста.
Ее глаза отвечали каждому его жесту. Пушистые наконечники палочек, розовые и голубые мелькали над металлическими пластинами, как трудолюбивые бабочки. Нет, как беззаботные бабочки. Как восхитительные и беспечные бабочки. Она прижимала щепотью ладони края тарелок, и звук сникал. Она касалась коровьих колокольчиков – плоских, полых внутри раковин из дерева с отверстиями в форме губ – и получался инструмент, которого еще не знали оркестры мира. Движения казались колдовским наговором над предметами. Черная магия. Но она играла по нотам, это написано композитором! И Линда дьявольски точна.
Звуковая линия становилась яснее, но еще шесть раз они возвращались к началу этого эпизода.
– Спасибо, снова – и если все получится, попробуем пройти весь финал. Нагнетание зловещего ритма – фейерверк у Ларсски мрачный, эмоциональное развитие от позитива к негативу.
– А ты не думаешь, что это не надо подчеркивать? Сделаем беззаботно, игриво даже, настроение сарказма только усилится. Вот смотри, – она показала ему кусок своей партии. – Как ты думаешь?
– Пока не согласен, но давай попробуем. Десятая цифра, шестой такт.
Дэвид начал мелодию. Басами показал пунктиры контрабасов. Подключилась Линда. В том месте, где мелодия оркестра и перкуссии сливались воедино, ему показалось, что они играют на одном инструменте, он перестал слышать разницу. Они дышали и двигались вместе. «Как она это делает? – подумал он. Хотя – как я это делаю? Непостижимо. Главное – ее не потерять!» – подумал он, имея в виду общую линию развития музыки, но получалось, что он боится потерять Линду. Это наваждение, но он снова думает о ней, как о женщине.
Финальную каденцию она сделала блестяще. Считанные замечания, скорее дирижерские корректировки. Для игры с оркестром партитура размечается особым образом.
Они прошли четвертую и пятую часть «Фейерверков». Неожиданно Дэвид понял, как именно он будет делать эту музыку. Его переполняло чувство восторга. Линду он обожал.
– Пожалуй, все на сегодня, – сказал он. Ты не возражаешь, если я тебя провожу?
– Дэвид, я не возражаю. Это так трогательно с твоей стороны – ты забыл, что мы живем в одной гостинице.
– Нет, я не забыл. Попросту не хочу с тобой прощаться. Превосходная репетиция, спасибо!
Они вышли на улицу и он поднял руку, останавливая такси. Машина остановилась, он помог Линде сесть.
– Где тебя ждут твои дамы?
– Они сейчас в театре. На Пикадилли дают «Мэри Поппинс». Дочка обожает мюзиклы. А завтра мы улетаем, билеты уже заказаны.
Линда даже обрадовалась. Но все-таки спросила:
– То есть, завтра я репетирую одна? Без оркестра и без дирижера?
– Мэрил капризничает, говорит, что она хочет видеть меня на ее концерте, послезавтра она поет в детской опере. Зверушку какую-то. Забавно, я и не слышал ее поющей, а она полгода занималась в детском театре. Мы сегодня так много сделали! Я мог об этом только мечтать, спасибо тебе, Линда. Моя дорогая Линда.
Как бы радовалась Линда, если бы все это происходило днем раньше. Вчера! Ее бы не угнетала безысходность. Они направляются в номер – и никакой радости. В жизни вообще нет радости. Ни в чем, кроме музыки. Как хорошо, что она заставила себя ее слышать.
– Дэвид, проходи, я тебя не задержу, но кофе мы заслужили. Я сама тебе его сделаю, здесь прекрасный кофейный аппарат! Садись в это кресло, удобно?
Линда отправилась в ванную, наполнила кофейник, включила машину.
Внезапная идея потрясла, это красивое решение, ей вдруг стало весело – да-да, именно так! Пряча мстительные искорки в глазах, Линда прошла к шкафу и достала из саквояжа заветную коробочку.
– Дэвид, посмотри, я так давно никому не показывала. Это… это мой талисман, – добавила она, будто посвящая его в тайну своего успеха, и разложила сверкающие камни на столике, прямо перед ним.
– Я получила их в подарок после концерта, и не ношу. Иногда друзьям показываю, нравится? – Она примерила колье.
– Какая красота! Но ведь это миллионы, я уверен! – воскликнул Дэвид.
– Красота ценится высоко, не так ли? – Линда, повернулась к нему спиной. – Помоги!
Дэвид напряженно возится с застежкой. Получилось – и он, не удержавшись, поцеловал Линду. Сейчас она кажется ему божественно прекрасной. Он забыл обо всем.
Линда неповторима, это ожерелье – мистика! Он не владел собой, растворялся в обожании ее сути.
– Линда, милая Линда, я не могу без тебя! Прости меня, что я несвободен, но я… я всегда с тобой искренен! Всегда искренен, и когда говорил тебе о любви, поверь!
– Да, конечно, Дэвид, – ответила Линда, задумчиво проводя рукой по его волосам. – Но почему я должна тебе верить?
– У меня есть чудный дом в Джерси-сити. Я объясню как найти, дам тебе ключ. Когда прилетишь – сделай милость, приходи туда. Жди меня. Или я буду тебя ждать. Обещаю. Там никто нам не помешает, я…. В общем, я нарисую план, как найти. – На одном из листков, лежащих на столе он начертил схему с названиями улиц, обвел кружочком место, где расположен дом.
– Видишь, очень просто. Удобней всего от метро, идешь прямо, потом сворачиваешь налево и третий от угла – мой дом. Наш дом, любимая. До встречи.
Потрудился, но высвободил темный ключик со связки, передал ей. Глаза Линды сияли, Дэвид подумал, что от любви.
– И помоги мне снять брильянты, пожалуйста. – Медленно проговорила она. Будто нехотя. – Здесь такой сложный замок.
Дэвид расстегнул колье, осторожно вынул серьги из ее ушей. Она протянула ему коробочку, он сам положил туда драгоценности, щелкнул крышкой.
– Ты так аккуратен! – Линда не удержалась, отметила это вслух.
Чуть помедлив, Дэвид поднялся с кресла.
– Мне пора, но я буду тебя ждать. Мы превратим наш концерт в грандиозное событие. Ты великолепна!
Она стояла в дверях, провожая пристальным взглядом героя своего неудавшегося романа. Двери лифта сомкнулись.
«Он еще раз повторил, что мы замечательно сыграем вместе!» – подумала Линда устало.
Совсем позабыла о кофе! Как кстати, и чудесно – еще не остыл! Захлебываясь, быстрыми глотками опустошила чашку, потом вернулась к столу, схватила клочок бумаги, оставленный Дэвидом. Ровные старательные линии, как у отличника на экзамене по геометрии.
Странно. Мужчины всегда расчерчивают то, что женщины без труда объясняют словами.
IX
Бизнес-класс «Боинга» почти пуст. Тишина, нарушаемая только гулом мотора. Даже Мэрил угомонилась: они направляются в Нью Йорк, все в порядке. Мама и папа летят домой вместе.
Полина тихо уснула – суета со сборами ее всегда утомляла. Дэвид хорошо это знал, но за появление в Лондоне был ей несказанно благодарен. По сути дела, она спасла его от опрометчивых поступков. Хотя и не от всех. Зачем он дал Линде ключи от дома в Джерси-сити? Это невозможно объяснить. Линда притягивала каждый раз, когда он ее видел. Потом он вспоминал о ней лишь иногда – или не вспоминал вовсе. Письма – просто беспечность, озорная виртуальная шутка, энергетический заряд. Как и любая интрижка «в реале», Он вполне счастлив с Полиной, он дорожит дочерью, но ничего не может с собой поделать.
Женщины являлись непременным условием его существования. Эмоциональные штормы переплавлялись в творческие откровения. Глаза горели бесовским огнем, когда он увлекался – неважно, музыкой, которой дирижировал, или женщиной, вызвавшей его интерес. Чувства Дэвида не были безответными – музыка и женщины отвечали ему взаимностью.
Полгода назад он вот так же возвращался в Нью Йорк в полупустом самолете. Его соседка – известная критикесса из «Нью Йорк Таймс» Джулия Гранет, коротко стриженая шатенка тридцати пяти лет. Раньше он и не пытался с ней флиртовать, гордячка и стерва. Так, обычная учтивость Дэвида по отношению к привлекательной журналистке, известной феминистскими взглядами.