Такси не проблема, они уедут вместе, дикая тоска оставит его.
Хелен пела что-то в ванной, доносился шум воды. И Яну показалось, что вода шумела жизнеутверждающе.
Идея ему очень нравилась – они поедут в Снэйк, в дом, унаследованный Линдой. Три этажа. Спальня наверху. Никаких статей и портретов. Никакой музыки. Никого не будет. Ничего не будет. Будет только милая Хелен с сыром, вареньем и толстыми ляжками. Кстати, надо купить какой-то еды по дороге, там же пусто.
И есть гарантия, что Линда там никогда не появится. За два года, прошедших со времени смерти ее родителей, она навещала дом всего дважды. И оба раза внезапный ужас одиночества и тоска, овладевавшие ею в отцовском доме, заканчивались длительным лечением от депрессии.
Ян явно начал приходить в себя, ощущение фатального невезения испарилось. Он улыбнулся.
XIII
Суета аэропорта, посадка в самолет уже позади. Линда летела в Амстердам.
Спасибо Жакобу, организовал блестяще, как всегда. Что бы она без него делала?
Милый толстяк Жакоб! Она представила его реакцию на предстоящие события. Расследование. Газетные статьи, когда бриллианты найдут у Дэвида. Реакцию беззаботной Полины. Да, наверное, желтая пресса ухватится, посыплют подробности, грязные детали, которые Линда опровергнет с возмущением, или демонстративно удивляясь. Никакой радости она не ощущала, даже если в результате получится так, как она хотела.
Зачем она это затеяла? Странно, но она раньше не думала о конкретике: что будет потом? До сих пор в ее жизни все было просто и понятно, так чисто! Напряжение, в котором она жила, постоянно преодолевая глухоту, отбирало силы, остальное не имело значения. Значит, все правильно – то, о чем говорили и писали. Правы, когда спрашивали, как именно она слышит.
Она богата и знаменита. И почему-то решила, что стала нормальной. Нормальные женщины не играют на перкуссии, не бегают босиком по сцене. Они слышат ушами. Вернее, просто слышат и не задумываются, как именно. И оттого у них есть время и силы на глупости, называемые любовью. На постоянно ускользающих мужчин, которые сами не знают, чего они хотят.
Почему она решила, что кто-то может ее любить? Что она кому-то может быть интересна?
Умирая, отец повторял, что боится оставлять её одну. Линда убеждала, что она взрослая и все сама понимает. Теперь она осознала правоту Джона. Ничего-то она не знает, и это просто везение, что жизнь терпит ее капризы. Она должна быть благодарна! «Кому благодарна?» – усмехнулась она. Глаза вспыхнули привычным вызовом. Она всего добилась сама, ей никто ничего не дарил – любимая фраза, которую она часто повторяла.
Начались обеденные хлопоты в самолете, стюардесса наклонилась к ней, предлагая выбрать блюдо.
– Салат, пожалуйста, стейк с рисом и воду без газа, – ответила Линда.
Она была зверски голодна. От усталости, наверное.
Потом Линда ухнула в дремóту, уснула – и увидела себя дома. Рядом был Джон, они бродили по обновленному строению и болтали. Безо всякой цели, обо всем. Он повторял, что гордится ею, мечты сбылись. Как жаль, что он умер. Он бы помогал Линде, защищал ее.
– От кого ты хочешь меня защищать, папа? – спросила она.
– От людей, Линда. От всех людей, которые тебя не понимают. Ты ведь такая маленькая девочка, Линда.
– Но ты же не умер. И никогда не умрешь. Мы всегда будем вместе, – сказала Линда, и вправду сделавшись маленькой девочкой.
– Да, – сказал он печально. – Мы всегда будем вместе.
Линда проснулась. Справа сосед, седой мужчина средних лет в клетчатом пиджаке и сбившемся в сторону красном галстуке, посапывал во сне. Слева – иллюминатор. Как замечательно, что сейчас двенадцать часов дня, они вот-вот приземлятся. Прорезались п олоски каналов, озера с поднимающейся над ними дымкой. Поля, среди которых она выросла. Такие красивые сверху. Еще немного – и она разглядит пасущихся коров.
Линда решила, что из аэропорта она поедет не в Амстердам, а в Снэйк. Ей нужно многое сказать Яну, но потом. Позже. Он снова станет единственным, они начнут сначала, переедут из Амстердама в Лондон, он ведь хотел этого. У них будут новые хлопоты, новая жизнь, он ощутит, как Линда нуждается в его нежности. Но все это потом, позже. Сейчас она не в состоянии никого видеть.
Кроме отца, который ждет ее в Снэйке. В огромном доме, где она необходима, и где совсем не бывает. Она поедет туда, где все началось.
Линда почувствовала, что готова только к встрече с самой собой.
Снова аэропорт. Как много их за эти дни! Элегантный Shiphol, полный деловито снующих людей. Они ищут посадочные терминалы, ждут багаж, встречают друг друга, она суетятся и торопятся.
Линда тоже торопится. Формальности прибытия пройдены. Коробочку от бриллиантов она выбросила в обычную урну. Кончено. Теперь ей нужно найти такси до Снэйка. Это несложно, первый же водитель согласился с радостью. «Выгодная поездка!» – он мгновенно погрузил чемодан в багажник и вырулил на дорогу.
Линда взбудоражена решением. Смотрела по сторонам – как она соскучилась по этим местам! Джон всегда говорил, что Голландия создана для артистических личностей. Чтобы они уезжали отсюда, творили на расстоянии, а потом, приезжая, плакали от умиления.
– Ах, Джон – ты во всем прав, всегда прав! Я так люблю тебя! – она воскликнула это вслух. Таксист обернулся к ней вопросительно, но она отшутилась, что вспоминает слова из песни своего детства.
Легко завибрировал, óжил мобильный телефон. На дисплее блестящего аппарата она увидела имя и очень обрадовалась.
Привет, Жак! Я долетела без приключений, все замечательно. Только я еду не домой, а в Снэйк. Да, в дом моих родителей, это пятнадцатая линия, восемь. Дом на отшибе, но найти легко. Не волнуйся, я завтра буду в Амстердаме. И все будет замечательно, как обычно, я обещаю! Даже лучше будет, вот увидишь!
Жакоб в Нью-Йорке попал в очень сложное положение, объясняя исчезновение Линды. Он злился на себя, впервые за долгое время проклинал тот момент, когда связался с этой ненормальной. Но понимал, что сейчас ее лучше не тормошить.
Пусть успокоится. Хотя странно все это. Что-то в ее голосе очень насторожило. Какое-то неприличное возрасту возбуждение, как на детском утреннике. Его мучили нехорошие предчувствия.
– Пустое, образуется, – попытался он себя успокоить. Но волнение только усиливалось.
Таксист остановился перед большим серым домом с черной крышей. Линда попросила шофера поднести чемодан к крыльцу и отпустила машину.
Огляделась вокруг. Как все изменилось! Она давно здесь не появлялась, что-то все время останавливало, мешало почувствовать себя наследницей огромного дома. Слишком много такого, что хотелось помнить. А многое хотелось забыть. И не унималась дрожь в кончиках пальцев, затремолировавшая, как только она стала приближаться к дому.
Ключ. Она приготовила его еще в такси. Замок открылся легко, с еле слышным скрипом дверь подалась.
Линда подхватила чемодан, вошла в просторный холл. Огромное пространство – столовая, соединенная с кухней, она помнит. Здесь они с Джоном давали первые концерты.
Она сделала несколько шагов по деревянному полу и остановилась. Воздух вибрировал так странно и отчетливо! В доме кто-то был. И это не Джон, нет. В пространстве ощущалось присутствие чужих людей. Чьи-то запахи, Линде стало не по себе. Она сняла туфли, постояла немного. Звуки шли сверху, оттуда, где расположена спальня. Под самой крышей. У нее уже не было сомнений.
Линда вспомнила, что Джон говорил о пистолете, который всегда держал в кухонном ящике на случай вторжения. Он гордился своей предусмотрительностью – как и тем, что ни разу оружием не воспользовался.
– И ты сможешь защитить себя, в случае чего, дочка. Смотри, берешь пистолет в руку, проверяешь его исправность – вот так, потом нажимаешь. Но будь осторожна, меня не застрели по ошибке, – смеялся он.
Да, я буду осторожна, папа.
Она тихо выдвинула ящик, взяла пистолет. Крепко схватила его обеими руками. Пистолет помог унять дрожь в пальцах. Помог собраться с силами. Линда почти бесшумно поднималась по лестнице.
Места здесь тихие, никогда ничего такого не происходило. Но дом столько времени стоит без присмотра.
– Всякое может быть, папа.
– Всякое, дочка, – Джон отвечал, будто бы идя следом.
Линда осторожно ступала по деревянным ступенькам, часто останавливаясь и оглядываясь по сторонам. Шаг за шагом, она поднялась наверх и подошла к дверям спальни. Резко толкнула их и вскрикнула, потрясенная увиденным.
Она увидела два обнаженных тела на постели. Два лица обернулись к ней, когда она вошла и остановилась в дверях. Это были Ян и Хелен, виолончелистка из оркестра, Линда едва ее помнила, но узнала.
Застыв, она несколько мгновений вглядывалась в лицо Яна, глаза его выпучены от изумления.
– Ты меня предал! – выкрик и выстрел слились воедино. Она приближалась к ним, и стреляла снова. – Ты меня предал!
Все произошло быстро. Когда пули в барабане кончились, она поняла, что убила их обоих.
Перила были широкими, Линда уцепилась за них и держалась крепко – все время, пока спускалась по лестнице. У нее кружилась голова. Она чувствовала, что вот—вот потеряет равновесие. Если отпустит перила. Онемевшие ступни не подчинялись, Линда почти скользила со ступеньки на ступеньку. Она совершенно не отдавала себе отчета в том, что случилось.
Линда говорила с Джоном, который шел вместе с ней. Он держался позади, приходилось чуть поворачивать голову, обращаясь к нему.
– Джон, он меня предал, – говорила она.
– Да, моя девочка. Я говорил, что никто не будет тебя любить так, как я. И что мне за тебя страшно.
– Почему страшно, папа? Мы же вместе. Ты меня любишь. И я умею слышать музыку. Я научилась.
– Я всегда знал, что ты научишься.
– Хочешь, покажу тебе, как я умею?
– Конечно, хочу.
– Правда? Я поставлю диск. Наш любимый. И мы вместе будем играть. Я могу играть на всех инструментах. Посуда тоже оркестр – ложки, кастрюли – ты же знаешь.