– Ну, на отсутствие стабильности ты не можешь жаловаться, – Дарриэл обиженно поджала губы.
– Дэрриэл, ты знала о настроениях в коллективе. Почему ситуация так запущена? Почему ни разу не сообщила, что есть недовольные, мы бы что-то придумали! Уволили бы некоторых, в конце концов!
– Я работала, Джоанна. Работала изо дня в день. Ты не любишь вникать в детали, я это знаю. Можешь считать, что я тебя берегла от волнений. Тебе вредно.
– Дэрриэл, ты профи высшего класса. Но общение с людьми – не самое сильное твое качество.
– Джоанна, общение с людьми прекрасно получается у тебя. Я выполняла черную работу. Ты красавица и умница, обаятельна и мила – а я держала тыл, чтобы не исчезала возможность проявлять душевность на экране. Все делалось четко, вовремя и без проблем. Для тебя. Телевидение не самое подходящее место для добросердечия. Это производство. С планами и железными сроками выдачи в эфир. Мы делаем пять – шесть шоу в неделю. Мы держим рейтинг много лет. За кадром проливается много невидимых миру слез. Это нормально, к сожалению. Хорошо, что эта дурочка оказалась соседкой Денизы. Иначе бы и впрямь отравилась.
– Не была бы она соседкой Денизы, никто бы не узнал, почему она это сделала, вряд ли бы кто-то озаботился. Шума бы не было. Коллектив спокойно трудится, крикунов мы бы тихо уволили, постепенно. Если бы ты вовремя сообщила мне «о настроениях». Ладно, мне нужно успокоиться и подумать, как это уладить. Ты свободна, Дэрриэл. Спасибо за информацию о Томпсоне. Ты ее просмотрела, кстати?
– Немного, что успела. Сволочь он, конечно, редкостная. Ты с ним завтра поосторожней, – предупредила Дэрриэл, уходя.
Джоанна сидела неподвижно, размышляя, действительно ли так серьезна ситуация, сложившаяся в студии. Но долго размышлять не пришлось, неожиданно позвонила секретарша Женни:
– В приемной Роберто Санчес. Просит срочной аудиенции. Как представитель коллектива.
– Да конечно, пусть войдет, – коротко ответила Джоанна.
Дверь отворилась размашистым движением. Роберто – невысокий молодой человек, очень пропорционально сложенный. Горящие глаза на смуглом лице выражали волнение. Судорожный какой-то, когда она предложила сесть, чуть не уронил стул. Таким она его и припоминала, таким и должен быть борец за права коллектива. Другое дело, что его в коллективе быть не должно. «Ах, Дэрриэл, Дэрриэл, дорогая, – не все так просто. Да и я хороша. – Запоздалые прозрения мешали обрести необходимое для беседы спокойствие. – Доверяй, но проверяй. Моя студия, мое шоу. И этот нелепый испанец со страстями в самый неподходящий момент.»
– Я вас слушаю, Роберто.
– Весь коллектив собрался в студии, мы ждем вас, чтобы объяснить, почему работать в таких условиях больше не можем ни одного дня. Я говорю о постоянной несдержанности, о грубости ответственного продюсера Дэрриэл Кахина. Она не уважает людей, с которыми работает. Случай, возмутивший коллектив, стал последней каплей, переполнившей чашу терпения.
– Да, Роберто, я знаю, – Джоанна говорила медленно, будто слова давались ей с трудом. – Этот случай заставляет задуматься, я с вами совершенно согласна. Я уверена, что Дэрриэл пересмотрит свое поведение, и это никогда больше не повторится.
– Нет, мы говорим не об одном случае. Есть много примеров, когда она вела себя презрительно, высокомерно. Люди не намерены больше с ней работать ни одного дня. Мы объявляем забастовку. Коллектив ждет вас.
– Да, конечно, сейчас мы спустимся в студию. – Джоанна поняла, что разговора не получится. Вернее, возможен только один сценарий. – Я готова выслушать каждого.
Я понимаю, что чувствуют люди. Возмущение. Но сейчас я хочу, чтобы на одну минуту вы услышали меня. Конкретно вы, Роберто. Скажите, вам нравится ваша работа?
– Да, без сомнения.
– Вам нравится наше шоу? – она не сказала «мое», подчеркивая важную роль большого коллектива.
– Да. И то, что вы делаете – тоже.
– Вы ведь не хотите, чтобы даже на один день выяснилось, что мы не в состоянии работать? Вы хотите сделать лично мне подарок к юбилею – не так ли?
– Я готов сделать для вас все, что в моих силах, – Роберто говорил искренне.
– Вот и отлично, – лицо Джоанны засияло улыбкой, которая обыкновенно адресовалась только очень важным для нее персонам. Улыбкой, противостоять которой невозможно.
– Тогда я тоже сделаю подарок вам – и коллективу. Каждый получит бонус в десять тысяч. В честь моего юбилея. Запись завтра пройдет в обычном для студии режиме под началом Дэрриэл. В понедельник она уйдет на пенсию. Вы займете ее место. А шум и возмущение прекратятся сейчас же, у всех много работы. И вы поможете сделать так, чтобы люди вернулись на рабочие места, занялись выполнением своих обязанностей. У нас производство, Роберто. Вам, как будущему ответственному продюсеру, это важно помнить.
– Но я вовсе не боролся за должность, поверьте, – смущенно сказал Роберто.
– Вы показали, что умеете организовать коллектив, это главное. Мы давно искали замену Дэрриэл, она жаловалась на усталость. Не могли найти подходящего человека, и вот теперь случай помог. Надеюсь, мы сработаемся, и вы станете моей опорой. Как Дэрриэл. Идите в студию. Через несколько минут я спущусь.
Смуглолицый Роберто удалился, совершенно сбитый с толку, и одновременно очарованный Джоанной. Хотя, вполне возможно, ему просто нравилась его новая должность. Он даже мечтать не мог, что все произойдет так быстро. Вернее, только мечтать и мог. У Роберто появились основания для гордости.
– Дэрриэл, поднимись ко мне в кабинет, пожалуйста, – Джоанна произнесла эти слова легко, даже радостно. Хотя никакой радости не чувствовала. Она пыталась сосредоточиться, найти нужные слова. «Нелепость какая», – только и крутилось в голове. Прошло несколько минут. Вошла Дэрриэл.
– Дэрриэл, я побеседовала с молодым человеком. Мы договорились. У меня есть несколько минут перед тем, как я спущусь в студию. Вернее, мы вместе спустимся.
– Что ты хочешь сказать? – голос Дэрриэл звучал насмешливо. Эта насмешливость вывела Джоанну из задумчивости. В конце концов, мы ошибаемся – и это нормально. И платим за ошибки. Это тоже нормально.
– Дэрриэл, так сложилось, что завтра мы с тобой работаем последний день. В понедельник ты уходишь на пенсию. С почетом и вечеринкой на прощание. Ты прекрасно знаешь, что для меня значит расстаться с тобой. Ты единственный человек, который понимал, что и зачем мы делаем, без лишних слов и напоминаний. Срывов не было никогда – люди, съемки, костюмы, доставка, замены в последний момент. Срывалась ты, и никто не понимает, в каком напряжении мы постоянно находимся. Я не могу работать без тебя. Но у меня нет выбора. Пойми меня.
– Я не понимаю, Джоанна. Отказываюсь понимать.
– На этот раз проблема серьезней, чем я думала. Этот мальчик. Он не остановится. Он разрушит мою репутацию, история попадет в газеты, начнется публичное перетряхивание грязного белья. Ты же сама взяла его на работу! Прости, что я это говорю.
– А что ты собираешься потом делать? Без меня? – только и смогла сказать Дэрриэл.
– Не знаю. После юбилея – уеду на неделю, на две. Потом будет видно. – Она вынула чековую книжку, посмотрела на Дэрриэл. Размашисто начертала цифры, буквы, подпись. – Это чек на три миллиона долларов. Надеюсь, мы сможем сохранить молчание о наших проблемах. И подробности работы студии не станет жевать пресса.
Дэрриэл молча взяла чек. Она смотрела отстраненным взглядом куда-то в пространство между столом и окном. Или просто в окно.
– Я все поняла, Джоанна.
– И я жду тебя на юбилейной вечеринке. Ты будешь гостем номер один. А завтра у нас запись с Кеннетом. И мы ее проведем вместе. Я очень тебя прошу. Ты понимаешь, как это важно? И что для меня нет никого ближе тебя? И я понятия не имею, как смогу работать без тебя? – подбородок Джоанны дрожал, она плотно сжимала щеки ладонями, пытаясь успокоиться.
Дэрриэл слегка откинула голову назад. Ее тонкое лицо выглядело обескровленным.
– Завтра все будет нормально, обещаю. А насчет вечеринки… Ты знаешь, я просто не могу представить себе следующий день. Прощальная запись. Если буду в порядке – буду гостем. Не волнуйся. Я всегда тебя поддерживала в трудную минуту.
Прозвучало двусмысленно. Иронично. Джоанна подумала, что если б не эта идиотская ситуация, они бы расхохотались.
– Тогда мы вместе спустимся в студию и сделаем хорошую мину при плохой игре. Прости меня, Дэрриэл. Без тебя у меня никогда бы ничего не получилось, я это знаю и помню. Всегда. – Джоанна внезапно порывисто и крепко обняла ее и разрыдалась. На какое-то время они застыли, обнявшись.
– Ну, что ты, Джоанна. Люди делятся на тех, у кого не получается и на тех, у кого получается – остальное и остальные ни при чем. Пойдем. Мы должны это сделать, – она это сказала без пафоса. Пафос она не любила. Поэтому чужую сентиментальность воспринимала, как неуместное манерничанье.
Впрочем, сентиментальны только люди жестокие. Или те, кто ни на что не пригоден.
Когда они вошли в студию – увидели коллектив в полном составе. Голоса из-за двери звучали громко. При появлении начальства ропот сменился на шепот и вскоре наступила полная тишина.
Для Джоанны первое появление в студии, где уже собрались люди, означало, что она проводит трактовую репетицию. Или запись. Поэтому она тренированно улыбнулась и – автоматически – заговорила голосом хозяйки шоу. Это ей помогло найти нужную интонацию и не сорваться. Человечная, полная сострадания Джоанна Джойс собственной персоной. Олицетворение доброты и сердечности. Она обращалась к людям, которые ей близки.
– Я приветствую вас, я очень рада вас видеть! Сегодня непростой день, я знаю. Непростой он и для меня. Я вижу глаза Ренаты, Арчи, Терезы, Анны. Всех, кто мне так дорог, благодаря вам мы держим высокий рейтинг, и не стыдимся того, что делаем. Спасибо вам всем. Каждого ждет маленький сюрприз – бонус в 10 тысяч. Мой юбилей – просто повод, а причина одна: вы прекрасно работаете.