Джоанна села за стол, взяла лист бумаги и вывела четкими большими буквами: «Завещание», – и впервые отчетливо поняла, что завещать состояние некому. Забавно звучит: «ни ребенка, ни козленка, ни мужа, ни матери». Вроде как нормально. Привычная шутка одиноких дам, которые много работают. А ведь правда! Ни ребенка, ни козленка, одна. Кругом одна. Полноценна или неполноценна – чушь, не имеет значения. Деньги реальны.
Действительно, в случае внезапной смерти – кому достанутся миллиарды? Не отцу же, гуляке и игроку! С милыми детками и добропорядочной женой. Да, он остепенился в последнее время, но какое это имеет значение? Это он от безденежья остепенился. Свалятся на него миллионы – обезумеет.
Уж лучше завещать университету, в котором она учредила стипендию. Она войдет в историю как человек, который посвятил жизнь работе на благо людей и составил завещание в пользу молодых ученых. Талантливых, полных сил! Внезапно вспомнился Кеннет Томпсон. Он тоже талантлив и полон сил, без сомнения. И вот такие Кеннеты Томпсоны, – безжалостные, произносящие лживые лозунги, – будут учиться на ее деньги?
Напишут слова признательности на какой-нибудь мемориальной доске, единожды в год будет устраиваться нечто вроде поминального бала, «День памяти Джоанны Джойс», например. Ужас. Нет, никогда.
Все нужно организовать правильно. Пит Кончевски? Он может организовать все, что угодно. Но завещание на его имя – полная чушь! Кто знает, как он поведет себя? Он умен, хитер – он, в конце концов, так и не высказал вслух чувства, которые испытывает! Если только он вообще что-то испытывает. Кто знает, что будет делать верный пес, оставшийся без хозяина?
И кстати – любое завещание составляется в присутствии адвоката, заверяется соответствующими подписями. По всем правилам, иначе это лист бумаги, на котором что-то написано. Нет, это невозможно. Не время думать о самоубийстве. Вначале нужно привести в порядок финансовую сторону вопроса, в этом нет никакого сомнения. Иначе, – как она будет выглядеть в глазах людей? Что о ней скажут?
Она все наладит, она начнет заново, она исправит ошибки, найдет хорошего мужа, помирится с Дэрриэл, успеет закончить полезные начинания. Как мать Тереза, с любовью к людям. Добьется принятия поправки к закону «Обязательное и бесплатное лечение детей – наркоманов». Создаст и возглавит Фонд спасения от наркотической зависимости. Деятельность, вызывающая уважение, скептики онемеют. Она знает, что делать, она в порядке!
В воображении опять возникла толпа гостей юбилейной вечеринки. Лица из скорбных превратились в радостные. Оживились. Приглашенные улыбаются, наперебой произносят комплименты, желают счастья и долгих лет. Восторг, поздравления, пусть неискренние, пусть. Главное – восторг!
Ей снова захотелось виски.
Она потянулась к стакану, забытому на столе, поднесла его к губам, и одним глотком выпила, пришлось даже слегка откинуть голову назад. Какой резкий и странный у виски аромат!
Она поняла, что запах у виски неестественный, но поняла поздно, когда увидела дно пустого стакана. Пронеслись в памяти слова высохшей черной старухи, вручившей пузырек с таинственным соком:
– Не открывай пузырек понапрасну. Только пока он закрыт – ты жива. Откроешь – выпустишь смерть наружу. Помни, дочка. Это спасение и погибель, одновременно.
Шум собственного падающего тела показался ей далеким и гулким. Просто звук – она ничего не почувствовала. Нет тяжести, нет веса, и где-то очень высоко звенит легкими колокольчиками умиротворяющая тишина. Она хотела смеяться от ощущения беззаботной легкости. Но смеяться не получалось. Она снова пыталась, но губы оставались неподвижны.
– Это спасение, – последняя мысль растеклась в сознании Джоанны. Раздирающие душу откровения исчезли, рассеялись, она почувствовала освобождение. Боль будто оборвалась. Блаженное состояние истинной свободы и счастья.
Джоанна, впервые за долгие-долгие годы судорожной маеты, ощутила мир и покой.
Убей меня, Джонни, в зелёной долине,
Где розу целует оса,
Убей меня, Джонни, в цветущей долине,
Где духов слышны голоса,
Убей меня там, где качаются ивы,
Где вереска светлая муть,
Убей меня, милый, ведь люди унылы,
Убей, помоги мне уснуть!
В зелёной долине,
Где осы да ивы…[1]
У нее все-таки получилось просто улыбнуться.
Знаменитая улыбка Джоанны Джойс появилась на лице, потом будто впечаталась и застыла. Уже навсегда.
Таечка сновала вверх-вниз перед медленно угасавшим изображением изображением, словно не могла наглядеться.
А я вдруг вспомнила, что случилось там, на Бруклинском мосту. Но вначале я оказалась на Спринг-стрит, прогулявшись немного по Бродвею, в Сохо проспект чудес продолжается как достаточно оживленная, но довольно обычная торговая зона, без гигантских рекламных постеров и театрального ажиотажа. Как и Спринг, но там еще и лавочки на колесиках с поделками-погремушками под тентами, с обеих сторон, если с Бродвея свернуть направо, как это сделала я.
Угловое кафе приютило на несколько минут, я продолжила прогулку без цели, как мне казалось. Рассматривала безделушки разложенные на передвижных прилавках, так много ерунды – бусы, браслеты, шляпы и панамки, сумки и кошельки, разноцветная мешанина, любопытно, кто все это покупает. Дешевые сувениры для туристов, в бутиках Сохо цены несусветные. Смуглый бритоголовый паренек протягивает мне пластмассовый брелок «в память о Нью-Йорке», купите, недорого. Я отмахиваюсь с улыбкой, объясняю, что не ищу ничего конкретного, просто гуляю здесь разве нельзя? – Можно, конечно, здесь люди прогуливаются, но по ходу покупают сувениры, ведь всегда есть, кому их подарить. – Мне некому дарить сувениры, – печалюсь в ответ, и смотрю на него рассеянно, почти перешла к следующему лотку. Почти.
Торговец явно арабских кровей, смешно, что я думаю о нем, как о лошади… Простенькая белая майка с короткими рукавами, открывающими накачанные бицепсы, на шее – клетчатый платок, небрежно накинутый, а не повязанный специальным образом, как принято у мусульман. Жарко, наверное. И вдруг я застыла, не в силах сдвинуться с места. На крепкой шее паренька сверкнул необычный кулон на тонкой цепочке, я всмотрелась машинально, походя. Крест и круг, бриллианты с сапфиром посредине. Мой потерянный анкх – на шее уличного торговца. Ошибки не может быть, второго такого не существует, Марии я верю. Взгляд у меня странный, видимо, торговец глядит на меня с беспокойством, оглядывается по сторонам, к нему тут же подбегает приятель, они перешептываются, к ним спешит еще один…
– Это мой знак, откуда он у вас? – кричу я, вцепившись в украденный анкх, так нелепо выглядящий на этом ублюдке с крепкой шеей, меня не заботит, что вокруг паренька уже несколько его товарищей по нехитрому бизнесу, меня вообще ничего не заботит, я хочу вернуть свой амулет, исчезнувший, как только я о нем позабыла. Теперь найден, и все снова будет здорово, я верну удачу, верну!!! – Вы меня обокрали, верните немедленно, я полицию позову!
И вот уже какие-то люди обступили меня, я в кольце парней, точь—в-точь таких же, как торговец с моим талисманом на шее, или это мне кажется – некоторые из них бородаты, тот, первый гладко выбрит, но все они лопочут на арабском языке, жаль, я не могу различать диалекты, но через миг я ощутила чью-то ладонь за затылке, и в тот же миг – колющую боль в шее, как после укуса шмеля, дальше не помню ничего.
– Постарайся вспомнить, сейчас у тебя есть такая возможность – увидеть со стороны.
Таечка говорит спокойно, я тоже успокаиваюсь. Сверкание золотых крылышек делает меня бесконечно счастливой, наверное, это ее психотерапевтический прием. – Это важно, чтобы ты сама вспомнила.
И я снова вижу те же лица вокруг, но мы в тесной комнате, прижаты друг к другу, как селедки в банке, а может, это автомобиль, куда меня запихнули, потому что я слышу рев мотора. Меня тискают чужие липкие руки, я почти не вижу их лиц, но слышу пыхтение, гортанные крики, смех. Они смеются мне в лицо, и снова проплывает перед глазами анкх, но я уже не хочу обладать им снова, я отчетливо помню, что с ним хоронят. А я не умру так нелепо и страшно, нет!
Последнее, что помню – это радостное возбуждение, прилив сил и отчаянное желание жить. Я на мосту, никогда не гуляла тут раньше, и теперь не прогулка, я убегаю в ночную свежесть и темень все дальше, посредине широченного моста карабкаюсь вверх, меня почти настигают, но я взбираюсь по балкам на широкие стальные перекрытия, отливающие зеленым в темноте, я балансирую, сохраняю равновесие, перепрыгивая с балки на балку, и вот я уже на перилах, у меня есть возможность держаться за руками за те брусы, что стоят вертикально, конструкция фантастическая, американская гигантомания, супердизайн, а еще говорят, голландцы по этой части впереди планеты всей; и сзади снова слышу голоса, гогочущие возгласы, и кто-то лезет за мной, я не понимаю – зачем? чтобы столкнуть или сграбастать?
И снова вернуться к моим мучителям, нет, не вернусь!
Я помню этот невероятный ураганный восторг, мой восторг, я так хочу жить, и знаю, что все поняла, я теперь смогу, во мне сила и страсть, я буду бороться! Передо мною волшебными струнами вытянулись и висят где-то вдали огни огромного города, который я так люблю, они переливаются, отражаясь в темных спокойных водах Гудзона, и я лечу, лечу туда, то ли вверх, то ли вниз, не понимаю – лечу туда, где огни.
Таечка спокойно смотрела на меня из углубления в молочной нежности шара, она угомонилась и словно уселась поудобнее перед долгим разговором.
– Да, все было именно так. И хорошо, что ты вспомнила именно так. Оптимистически. Слабых и отчаявшихся мы отправляем с трансфер. Психологические срывы, не смогла то, не смогла это, обессилела, лишилась разума от переживаний. Пустое, таких мы списываем. Наташа и Линда, добрая дурочка и гениальная фанатичка. Обе не выдержали предательства. Но исходники достойные, они могут пригодиться в нашей работе.