— Может мне ещё и жениться на ней вместо вас, ребята? — со вздохом спросила она вслух, провожая взглядом бегущего по дороге Латунина.
В утреннюю тишину кабинета ворвался Погорелов, помахал Визгликову и, опрокинув стакан воды, задыхаясь проговорил.
— Стас, где твой телефон? Там машину дэпсы срисовали. Ну, которая второй на семье числится.
— Телефон, — Визгликов полез в карман и удивлённо воззрился на экран, — сдох, по-моему. Заряжал с ночи. Короче, говори.
— Час назад был отклик по ориентировке. Поехали, — Погорелов развернулся в дверном проёме, — Стас, быстрее, Латунин уже внизу. Опера районные сторожат машину, она во дворе стоит.
— Так, может, она там припаркована давно.
— С хрена ли? Её вчера вечером оставили двое взрослых и ребёнок. Соседей аккуратно допросили.
— А у вас мозгов не хватило дежурному позвонить, а не за мной сюда переться? — крикнул Визгликов.
— Мы мимо ехали, — буркнул Погорелов, скатываясь с лестницы.
Визгликов выскочил наружу, краем глаза увидел удивлённое лицо идущей Лисицыной.
— Аня Михайловна, есть совпадение по машине. На связи. Звони операм, мой сдох.
Лисицына остановилась на пороге, проводила отъезжающую машину и покачала головой.
— Если утро начинается так бодро, то что же будет дальше?
— Доброе утро, — к Лисицыной подошла Глаша. — Что случилось?
— Какое оно, к ляду, доброе? — выдохнула Анна Михайловна. — Один балаган кругом. Пошли кофе попьём, и нужно структурировать дела, — Лисицына открыла дверь. — Глаша, завтра к Соболеву съезди, пожалуйста, я с ним вчера вечером встречалась. Мне нужно, чтобы он дал тебе все свои материалы по моему давнему делу.
— Меня этот ваш Соболев пугает, — сказала Глафира, поднимаясь по лестнице за Анной Михайловной.
— Нам не всегда удаётся работать с теми, кто симпатичен, — резко ответила Лисицына.
Женщины молча вошли в кабинет. Глаша налила из бутылки воду в чайник, включила его и повернулась в Лисицыной.
— Я же не о том, Анна Михайловна, — отозвалась Глаша. — Я когда с Ильёй там сидела, — тихо добавила девушка, — я словно в вакууме была. А потом меня как накрыло, что даже когда закончится это дело и мы найдём, — она вздохнула и задумалась, — этого больного человека, то я всё равно не уйду. Кому я теперь нужна со сломанной душой? — тихо обронила девушка.
— Знаешь, Глаша, — Лисицына задумчиво на неё посмотрела, — мне в такой ситуации очень помог Владимир Иванович. Он товарищ очень своеобразный, но умеет правильно выстроить вертикаль в твоей голове. Наша работа очень важна, но жизнь тоже должна оставаться, иначе от тебя ничего не останется.
Утренний Петербург летел за окнами автомобиля пока ещё пустыми улицами, блестел Малой Невкой, играющей мелкими волнами, утопал в зелёных островках парков. Вскоре дорога привела машину, в которой ехали Визгликов и оперативники, в спокойные оазисы спальных районов, где как раз сейчас зарождалась суета Северной столицы. Энергичные граждане мелькали по дворам, толпами шли к метро, вели детей в садик, а собак на прогулку. Именно сейчас здесь легко было затеряться среди снующих во все стороны людей. Визгликов вышел чуть раньше из машины и вошёл в нужный двор через арку, Погорелов обошёл дом с другой стороны, а Латунин припарковался за несколько метров от нужной машины, открыл окно, развалился на сиденье и сделал вид, что кого-то ждёт.
— Ну что у вас? — спросил Погорелов у одного из местных оперативников, который откликнулся на просьбу помочь и занял позицию, чтобы не пропустить Веселову и её подельников.
— К машине никто не подходил, — сказал молодой человек. — Свезло, потому что я сам собачник, вечером пошёл Дрея выводить и наткнулся на знакомых. Чё-то разговорились, и тётки мне сказали, что они пошли в ту сторону за пустырь.
— А там что?
— Ну как везде, — пожал плечами оперативник, — дома стоят. Ну ещё промка есть.
— Понятно. Ладно, пока что здесь ждём, хотя они могут и не вернуться, — вздохнул Погорелов.
— Я своим ханурикам инфу закинул. Они, если кто чужой появится, сразу же мне сигналить начнут.
День медленно разгорался, дворы пустели, на площадках стали появляться мамаши с карапузами, но к автомобилю так никто и не пришёл. Визгликов, уставший слоняться без дела, подошёл к Латунину.
— Гиблое дело, не придут, скорее всего. Да и мы здесь уже глаза намозолили. Было б время, можно было бы хоть с кем-то из квартир договориться.
— Ну, давайте я ещё посижу, а вы по делам, — проговорил Латунин.
В этот момент к машине быстрым шагом подошёл Погорелов.
— Мужики, есть информация. Сейчас в промзоне на одной из автомобильных стоянок замечено, что в гостях у охранника одна девушка и двое мужиков. Девочки нет, но она могла не выходить. Может, и не наши, но проверить нужно.
Глава 4
Ветер лениво катал пустую пластиковую банку по рваным ранам старого асфальта, перекидывал её через глубокие трещины в покрытии, потом терял интерес, отвлекался, чтобы сдуть песок к обочине грунтовки, проходившей рядом, а потом снова возвращался к своему занятию. Вскоре банка докатилась до мусорных контейнеров, стукнулась о ботинок одного из притаившихся здесь оперативников и остановилась. Погорелов с Латуниным сидели возле разогретых на солнце и чадивших ядрёными ароматами помойных баков уже сорок минут. Нельзя сказать, что им здесь особенно нравилось, но вокруг не было другого сносного прикрытия, чтобы они могли безопасно наблюдать за происходящим в сторожке.
— Такое впечатление, что там вообще никого нет, — тихо проговорил Рома, отмахиваясь от особенно назойливой мухи.
— Собаковод-любитель обещал сейчас какого-то особо идейного алкаша найти, который раньше покорял сцены больших и малых театров. Он полицию и следственные органы сильно уважает, поэтому пойдёт типа проведать сторожа и глянет, что там внутри происходит, — отозвался Погорелов.
Латунин медленно перевёл на него взгляд и проговорил:
— Это тебе какое-то озарение свыше пришло или вы уже на уровне телепатии общаетесь. Я что-то не видел, чтобы ты даже телефон доставал.
— Нет, это мне опер из отдела сразу сказал. Просто у артиста как раз в это время перерыв на опохмел и найти его не всегда легко, поэтому ждём.
— А, — Латунин покивал головой. — А сразу-то чего не сказал? Я сижу, башку ломаю, как нам туда пробраться.
— Ничего, брейншторм ещё никому не навредил, — вяло отмахнулся Сергей.
— Что? — нахмурился Латунин.
— Рома, ты кроме Уголовного кодекса ещё какие-нибудь книжки читал?
Тихий шум ленивой перебранки вдруг затих, потому что оперативники увидели, как по грунтовой дороге широким шагом по направлению к стоянке идёт огромный седовласый мужик. Его сальные чёрно-серые кудри летали вслед за ветром, полы несвежего синего плаща трепыхались позади, он был обут в рваные сандалии и опирался на ободранную, слегка косую трость. Странный субъект проследовал мимо застывших Латунина и Погорелова, еле заметно кивнул им, показывая, что он в теме, и, обойдя сетчатый забор, направился прямиком к сторожке. Поднявшись на ступень, он согнутым пальцем несколько раз стукнул о рифлёное железо двери, дождался, когда ему откроют, и распахнул объятия:
— Моё почтение, Николай Васильевич. Вот решил навестить старого друга и лично принести приглашение на банкет.
— Здорово, Натаниэль. Выйдем, у меня не прибрано, — сказал сторож и сделал шаг вперёд.
Актёр послушно спустился обратно и стал шумно расписывать прелести предстоящей вечеринки.
— Так что, сам понимаешь, целый гараж в нашем распоряжении, — закончил он свою речь, — кстати, будут дамы. Танька с проходной и Лариска с продуктовой лавки.
— Не смогу, Натанчик, — скорчил горестную гримасу работник стоянки. — У меня это, — он потёр давно небритый подбородок, — ну, типа, гости.
— Наш щедрый стол открыт для всех. Их бери с собой.
— Не, — покачал головой собеседник. — Правда, я сегодня пас.
— Печальные речи, но не настаиваю. Ты знаешь, я за полную свободу, ибо только она и имеет смысл в этом ограниченном условностями мире! — громко сказал Натаниэль и, откланявшись, стал удаляться.
Сторож скрылся внутри, а добровольный помощник подошёл к мусорке и стал лениво ковырять тростью в одном из баков.
— Спасибо, что попытались, — тихо сказал Погорелов. — Я понимаю, что он вас не пустил, но, может, хоть что-то заметили.
— Юноша, — отозвался актёр, — чтобы что-то заметить, не обязательно куда-то входить. Дедуктивное умозаключение есть самый короткий путь к искомой цели, — покачав головой, сказал мужчина. — Наш Николаша — мужчина, поверженный алкогольной болезнью, и посему у него должны быть архиважные причины отказаться от халявного пойла. Он бросил бы даже родную и больную мать на смертном одре, но не отказался бы от вечеринки. Значит, всё непросто, ему, скорее всего, угрожают путём отъёма его единственной и никчёмной жизни, которой он по какой-то причине дорожит.
Натаниэль заинтересованно остановился на каком-то объекте среди мусора и продолжил:
— Кроме того, все свои и не свои денежные знаки он пропивает, поэтому у него в активе летнего варианта одежды имеется одна майка, одни портки, одни башмаки да драные тапки. А в его жилище сейчас дополнительно стоит ещё четыре пары обуви. Две из них женские. Николашей брезгует даже Наташка с овощной базы, а она — дама неразборчивая в связях. Так что женщины там не для приятного времяпрепровождения, а исключительно вынужденно, потому что его жилище больше напоминает нужник, нежели обитель человека. Так что, кроме него, там ещё четыре человека. Сейчас двое мужчин спят на полу, возле окна сидит молодая дама, а напротив девочка. Желаю удачи.
Закончив свой монолог, актёр так же медленно удалился, а Погорелов процедил сквозь зубы:
— Придурок, сразу не мог сказать, что там четыре человека.
— Человеку просто не хватает свободных ушей. Чего делать будем? — спросил Латунин.