— Мам, — Глаша отпила глоток кофе и поставила большую оранжевую кружку на стол, — остановись. Меня всё устраивает. Устану, надоест, почищу себе карму, значит, напишу рапорт об увольнении и приеду жить к вам. Так что покупайте большой и нормальный дом.
— Господи, спасибо, — мать сложила руки в молитвенном жесте, — у моей дочери начал расти мозг.
— Мама!
— Тихо, — Людмила подняла руку ладонью вверх, — ты в больницу сейчас поедешь?
— Да.
— В нашу районную? — мать быстро сполоснула тарелки и поставила их на сушилку.
— Да.
— Я с тобой, — сказала женщина и стала быстро собираться. — Папа просил передать, как он выражается, «для моих девчонок», сувениры, — развела руками Людмила. — Они там все сильно переживают, что он больше не консультирует и вообще переехал.
Суетное здание районного госпиталя было наполнено людьми, сновавшими по коридорам, в приоткрытые окна врывался летний ветер, размешивал густой дух лекарств, наваристого супа, жарко дышавшего на плитах в кухонном блоке, и сумрачное настроение людей. Глаша быстро нашла маме нужное отделение, чмокнула женщину в щёку и побежала по делам, клятвенно заверив, что обязуется вечером быть на даче.
Подойдя к белому полотну двери с надписью «Ординаторская», девушка несколько секунд помедлила, потом нажала на ручку, но комната оказалась пуста. Глаша подумала, что ей чертовски надоела эта больница и вечная игра «найди врача, если сможешь».
— Мне здесь рады, по-моему, только в морге, — пробурчала девушка, но потом, поняв двоякость своего заявления, тихонько рассмеялась.
— Хорошо, что в этих стенах хоть кто-то способен улыбаться.
Глаша услышала знакомый голос и, развернувшись, крайне удивилась.
— Марк?
— Собственной персоной, — молодой человек легко поклонился.
— А ты что здесь делаешь?
— Работаю по делу, — оперативник, склонив голову, посмотрел на Глафиру. — Ты такая красивая.
— Ой, только давай не будем начинать всю эту ерунду, — выдохнула Глаша. — Я тебя просто не видела, а спросить забыла, куда ты делся.
— Посчитал далее невозможным трудиться рядом с девушкой, которая мне однозначно симпатична. Работа у нас опасная и нервная.
— Тебе, Журавлёв, не опером нужно быть, а сказочником, — пожала плечами Глафира. — Ты где теперь?
— В особом отделе. Честно говоря, теперь в Москве, сюда прилетел по делам. И вот встреча, — он развёл руками. — Может, сходим куда-нибудь?
— Не может, — Глафира покачала головой, — однозначно нет. У меня больше нет времени на эти занудные любовные игры.
Девушка махнула ему на прощанье и пошла по коридору в направлении палаты Ани Нефёдовой. Зайдя в тишь равнодушного пространства, Глаша остановилась на пороге. Девочка стояла перед окном и смотрела на улицу, она тихонько водила пальцем по подоконнику и что-то неразборчиво шептала. Слова мгновенно рассыпа́лись, были неясными, но однозначно прослеживалась стройная ритмика, и через секунду Глафира поняла, что девочка молится. Глаша стояла тихо, боясь напугать ребёнка, и в голове вертелась только одна мысль: «Как же она здесь совершенно одна?». Глафире казалось, что возле ребёнка кто-то неотлучно должен быть, ведь она пережила страшный шок и потерю, а сейчас в период восстановления ей просто необходима рука помощи. Потихоньку выйдя за дверь, девушка отправилась на поиски врача и вскоре обнаружила его в столовой, мирно пьющим чай.
— Здравствуйте, — с нажимом сказала Глаша и села напротив без приглашения.
— Что вы хотели? — недовольно пробормотал врач, отрывая взгляд от экрана телефона.
— Да вот, искала вас минут двадцать.
— Бинго. Вы меня нашли, — устало сказал мужчина.
— У вас там больные, а вы чаи гоняете. А мне нужно про Аню Нефёдову узнать. А ещё я не понимаю, почему она в палате одна.
Доктор выдохнул, покосился на чашку, допил последний глоток и вставая проговорил:
— Приёмные часы начинаются через двадцать минут. Советую занять очередь заранее, чтобы долго не ждать.
— Вы, может быть, не поняли? — Глаша достала удостоверение. — Я из следственного комитета.
— Да вы что? — всплеснул руками мужчина. — Товарищи! Товарищи! — вдруг громогласно заявил он. — Барышня из следственного комитета, срочно бросайте свои дела и падайте ниц.
— Вы с ума сошли? — прошипела Глафира.
— А вы? — понизив тон, спросил доктор. — Я врач. Я должен отвлекаться и есть, иначе моё внимание ослабевает, и я могу упустить что-то важное. Но вам, как я полагаю, всё равно, — мужчина развернулся и вышел, а Глаша осталась стоять с чувством странной тяжести на душе.
— Наверное, столько весит стыд, — прошептала она.
Развернувшись, Глафира вышла в коридор под укоризненные взгляды окружающих.
«Сегодняшний день словно вода, налитая в мутный стакан. Вроде проснулась с чистыми помыслами, думала сотворить маленькое чудо справедливости и раскрыть преступление века, а в результате в твой мир ворвалась мама, потом тебя прилюдно выполоскали в навозной жиже, а теперь нужно ползти и умолять врача, чтобы он дал заключение о здоровье маленькой девочки. Причём сама себе должна лгать, что это всё только в защиту ребёнка. Но ведь это не так! Аня сейчас как раз нуждается в том, чтобы её оставили в покое, но а Глаше нужно раскрывать преступление. И что делать, непонятно, и в угоду чьих интересов жить — неясно», — с такими тяжёлыми мыслями Глаша тащилась по коридору, пока не упёрлась в человека, стоящего посреди коридора.
— Что, Польская? Ты наконец-то осознала свою никчёмность и решила переехать в больницу насовсем? — громко спросил Визгликов.
— Нет, — устало пробормотала Глафира. — Я пытаюсь работать.
— Вот в этом, Польская, твоя главная проблема. Ты пытаешься, а не работаешь.
— Станислав Михайлович, вы получили свой заряд бодрости и хорошего настроения? — промямлила Глаша.
— Ну так, — покривился Визгликов, — на троечку, ты как-то неактивно огрызаешься, а это не интересно.
— Вы-то что здесь делаете?
— Ищу, кому Мишаню Лопатина пристроить, дабы ему мозг, как лампочку, прикрутили на место и он мог что-то дельное сказать.
— А о том, что это не профильная больница по расстройствам психики, вы не подумали? — скептически заявила девушка.
— Польская, оказывается, у тебя есть мозг! — воскликнул Визгликов.
— Слушайте, ну хватит. У нас дел не продохнуть, какой-то ужас творится вокруг, а вы всё шутите, — вспылила девушка.
— Глафира, от того, что я сейчас начну рыдать и паниковать, дело с мёртвой точки не сдвинется и очень сильно упадёт коэффициент полезности моих действий. Так что извини, не смогу разделить с тобой тоску и душевную слякоть, ты уж как-нибудь сама.
— Правда, вы зачем сюда Мишу привезли?
— Чтобы физическое состояние обследовать. Странный он какой-то. Потом будем дальше решать, к кому из специалистов направить.
— Может быть, к Соболеву? Он же хороший специалист. Ну или хотя бы посоветоваться с ним, — Глаша вздохнула и достала телефон. — Ой, меня Лисицына вызывает. Стас Михайлович, а может, вы сходите вместо меня к лечащему Ани Нефёдовой? Спросите, что и как.
— Чё, накосячила? — довольно улыбнулся Визгликов. — А теперь боишься идти?
— Да с чего вы взяли-то? — вспыхнула Глаша, но сразу же погасла и проговорила, глядя в пол: — Ну да, — она вскинула глаза на Визгликова. — А вы откуда узнали?
— Я бы мог распинаться, что я самый лучший-прелучший следователь, но это и так все знают, — расплылся в улыбке Стас. — Знаешь, Польская, почему у меня такое хорошее настроение?
— Не уверена в ответе.
— Потому что я сидел за колонной в столовой, пил чай, трескал сырники и наслаждался шоу «Трёпка Польской». Я полностью прослушал всю мизансцену и остался очень довольным. Поэтому я, безусловно, сам схожу к доктору и пожму его руку.
— Это офигеть как смешно, — фыркнула Глаша.
— Польская, в моей отравленной работой жизни очень мало светлых моментов. Так что да, мне смешно. Я пошёл к врачу, ты сиди здесь и сторожи Мишку, чтобы не сбежал. Он в кабинете, — Визгликов указал на дверь с табличкой «Процедурная». — У него сейчас кровь возьмут, а ты придержи его здесь, чтобы он не свалил. А то он реально… — Стас покрутил пальцем у виска.
Глаша села на один из ряда стульев, скреплённых между собой длинной деревянной рейкой, и, уткнувшись в телефон, приготовилась ждать. Никто её не выводил так из себя, как Визгликов, даже встреча с Журавлёвым была не такой мерзкой, как словесная перепалка с начальником.
— Девушка, вы в процедурку последняя? — вдруг прозвучало у неё над ухом.
Глаша перевела взгляд с экрана на стоявшую рядом бабульку в синем берете и покачала головой.
— Нет, но там пациент.
— Да? — старушка пошлёпала губами и уселась рядом. — А лампочка горит, словно входить можно.
Глафира перевела взгляд на неаккуратно окрашенный в зелёный цвет светильник и на секунду задумалась.
— И когда уже это крыло в порядок приведут? — посетовала старушка. — То уже какое красивое, прям как заграничное.
— В вашей хвалёной загранице медицинское обслуживание на очень низком уровне, — отрезала Глаша и встала.
Девушка нерешительно подошла к кабинету, потянула за ручку и увидела медсестру, быстро печатавшую на клавиатуре.
— Вы следующая? — с милой улыбкой спросила сестричка.
— Где Лопатин?! — гаркнула Глаша.
— Что вы кричите? — лицо девушки вдруг перекосилось, и она бросила невольный короткий взгляд в другую комнату процедурки, а потом снова посмотрела на Глафиру. — Вы его девушка? Он сказал, что вы его преследуете. Это так с вашей стороны некрасиво.
— Чё-ё-ёрт, — буквально взревела Глаша и бросилась в направлении взгляда медсестры.
Но соседняя комната была пуста, и Глаша заметила лишь то, что подтвердило её опасения: Миша Лопатин куда-то свалил. Здесь был ещё один выход, небольшая неприметная дверь, куда сразу же побежала Глафира. Открыв выкрашенную синей краской деревянную створку, девушка оказалась в тесном коридоре, зажатая с двух сторон бетонными стенами. Вскоре кишка прохода закончилась, и Глафира остановилась в пустом полутёмном помещении с зарешеченными окнами. Позади себя она услышала тяжёлые шаги и голос Визгликова.