— Рома, езжайте вместе. Здесь участковый и сторож, если нужно я пэпээсников вызову или ребят из местного отдела. А что там — вообще неизвестно, — сказала Глаша.
— Ты уверена? — покосился на неё Латунин.
— Да! Я полностью уверена. Мы сейчас уже просто будем долго и скучно заполнять бланки с Юрием Михайловичем.
— Ок, — проговорил Латунин и побежал догонять Погорелова.
Глафира оглядела печальное, мокнувшее под дождём кладбище, постаралась не думать о карте, о месте, где она её нашла, и подошла к криминалисту, возившемуся возле входа в склеп.
— Глаша, я тебе скажу, что, скорее всего, здесь орудовал вор, причём не очень умелый, — Юрий Михайлович, сощурив один глаз, аккуратно смахивал кисточкой пудру с косяка. — Я не знаю, что ему нарисовало его больное воображение, но знаю, что дверь вскрыта неаккуратно. Может, он подумал, что здесь склад какой-то раз дверь новая, — Казаков пожал плечами и взял фонарь из сумки. — Но в любом случае пойдём посмотрим, что там дальше.
— Да вряд ли мы там что-то найдём, — уронила Глаша, — просто нас нужно было как-то сюда вызвать.
— Ну, Глаша, мы-то свою работу должны сделать хорошо. А раз дверь вскрыта, то обязаны посмотреть, что внутри, — Казаков, поморщившись, посмотрел на серую высь неба, откуда без конца падал редкий дождь. — Погода, конечно, совсем не располагает к прогулкам по склепам.
С прошлого раза внутри усыпальницы ничего не изменилось. Такое же пустое, наполненное душной тишиной холодное пространство.
— Пошли вторую комнату глянем. Хотя даже пыль на полу не тронута. Точно внутрь не заходили. Конечно, может, и сторож спугнул.
— А вам не кажется странным то, что одновременно здесь что-то произошло и появилась карта?
— Ох, Глаша, мне много чего кажется странным, но мозг преступника не понять. Особенно если человек душевнобольной. С такими тягаться очень тяжело, они действуют по своей, только им известной логике, — Казаков разогнал лучом фонаря густую темноту, пожал плечами и сказал: — Глафира, пошли на выход, нечего здесь делать.
И вместе с этими словами с тяжёлым грохотом вдруг захлопнулась дверь. Между первым и вторым залом стояла толстенная перегородка, но даже когда в прошлый раз здесь кипела работа и всё внутреннее пространство освещали фонари, никто не посчитал, что она может захлопнуться. Створка стояла, снятая с петель и прислонённая к стене, но сейчас она закрылась без всякого внешнего участия.
Сначала Казаков и Глаша стояли недоумённо переглядываясь, потом Юрий Михайлович подошёл к двери и, проведя рукой по крохотному зазору, проговорил:
— По-моему, дверь можно только с той стороны открыть. С этой даже не подцепить, я, конечно, сейчас попробую, но вряд ли.
— Хорошенькое дело, — испуганно проговорила Глаша, — а что же нам делать?
— Главное — не паниковать, Глаша. Снаружи остался… — Казаков замолчал. — А кто там остался?
— Никого. Латунин с Погореловым уехали. Я им сказала, что они не нужны, там более важное дело было, — упавшим голосом сказала Глафира. — А сторож и участковый могут и не вернуться, они пошли какой-то инвентарь относить, который непонятно зачем приволокли.
— Ну вот это уже совсем хреновые новости, — выругался обычно сдержанный Казаков. — Телефон, — он вытащил мобильник, — здесь тоже не берёт.
Гнетущая, тяжёлая тишина легла поверх его последних слов, потом Казаков покопался в своём чемодане, вытащил оттуда менее мощный фонарь и теперь источника света хватало, только чтобы люди могли видеть лица друг друга.
Вдруг позади них что-то зашуршало, Глаша испуганно вскрикнула, но её голос перебил другой, тихий, спокойный и вкрадчивый:
«Ну что, Глафира, что ты выберешь сегодня? Чью смерть предпочтёшь?».
Визгликов, не успев доехать до матери, резко развернул машину после звонка Погорелова и помчался к месту встречи, попутно набирая Лисицыну:
— Аня, ты чего творишь? Ты понимаешь, что этот больной может по этим координатам Мишку прятать или ещё что-то, — несясь на полной скорости, проговорил Визгликов.
— Стас, пускай едут ребята, а ты должен приехать сюда. С ними поедет Ковбойкин, мы уже договорились.
— Какого ляда? — воскликнул Стас, обгоняя мешавший движению трактор.
— Станислав Михайлович, — железным тоном произнесла Анна Михайловна, — немедленно явитесь ко мне в кабинет, — и отключилась.
Визгликов в сердцах стукнул по рулю, резко вывернул баранку вправо и понёсся к зданию управления. Конечно, не в характере Визгликова было безоговорочно кого-то слушать, но за последнее время он неплохо узнал Анну Михайловну, и просто так она бы не стала устраивать ему выволочки.
Визгликов взлетел по лестнице, вошёл в её кабинет и увидел, насколько бледной была женщина, которая не отрываясь смотрела в монитор компьютера. Стас обошёл Анну и увидел, что на бледном пятне экрана нервно дёргается почти статичный кадр видеосъёмки. Когда Визгликов пригляделся, то увидел, что эта картинка живая и на кровати в пустой комнате лежит человек. И это был его брат, Андрей Лопатин. И у Андрея не было правой кисти.
— Аня, что это? — сдавленно спросил Стас.
— Мне ссылку прислали. Кирилл уже занимается с ребятами Ковбойкина, пытаются понять, откуда запись идёт, пока глухо.
Визгликов зажал рот рукой и опустился рядом с женщиной, теперь они вдвоём смотрели на то, как почти неподвижно на кровати лежит Андрей, как затухает его дыхание, и редкие конвульсии бьют тело.
Ковбойкин с оперативниками, прибыв на место, продирался через темнеющий от непогоды мокрый лес. Мужчины шли через бурелом, сигнал навигатора иногда пропадал, но вскоре установилась чёткая связь, и они вышли к небольшой лачуге, что стояла посреди поляны. Парни обошли сараюшку кругом, Ковбойкин оглядел входную дверь, но они не нашли ничего необычного.
— Ну что? — спросил Латунин. — Заходим?
— Аккуратно, — Ковбойкин поднял ладонь. — Погорелов, открывай дверь.
Сергей потянул за ручку, створка с тихим стоном отвалилась, Латунин по кивку Ковбойкина вошёл внутрь, но здесь было просто пустое пространство и больше ничего. Мужчины огляделись, походили внутри и уже собрались на выход, как у Погорелова вдруг зазвонил телефон.
— Стоять на месте! — орал Визгликов. — Не двигаться, не открывать дверь, окна не открывать. Стоять на месте!
Тем временем, пока Глафира с Казаковым пытались понять, как им выбраться из подземелья и какой Глаше сделать выбор, а Ковбойкин с оперативниками зашёл в сарай, картинка на экране, куда смотрели Лисицына и Визгликов, на секунду исчезла и появилась снова, только теперь перед их глазами было три видимых сцены. На одной из них в темноте метались Польская и Казаков, на другой — Андрей лежал на кровати, а на третьей картинке по периметру сараюшки бродили Ковбойкин, Латунин и Погорелов.
Вдруг посреди экрана всплыла надпись: «А кого выберешь ты? И пока ты не решишь, если кто-то из них покинет свой периметр, значит, выбрали за тебя. А чтобы тебе было веселее, у тебя есть сутки для принятия решения. Время пошло. Удачи!»
Надпись пропала, но картинки остались, и сейчас Стас, который увидел, что оперативники собираются на выход, стал бешено набирать номер Погорелова. Потом опустошённый рухнул на стул и, взглянув на Лисицыну, сказал:
— Аня, я даю тебе честное слово, что я удавлю его, когда поймаю. И даже не думай, что кому-то из вас удастся меня остановить.
Глава 6
Таймер на экране компьютера начал немедленно отсчитывать сутки, которые могли стать последними в жизни многих близких Визгликову и Лисицыной людей. Анна уже добрых полчаса не отрываясь смотрела, как ветер снаружи развозит капли дождя по стёклам окна, а Визгликов просто молча наблюдал за тем, что творилось в объективах трёх камер.
— Ладно, — наконец сказал Стас, — поехали в контору к Ковбойкину. Пока наш единственный шанс — это то, что компьютерщики смогут что-то нарыть.
— У нас совсем не осталось людей, — устало проговорила Анна. — Только мы с тобой и Кирилл. Новых сотрудников нужно вводить в курс дела и смотреть, чтобы не напортачили, и, возможно, ставить под удар, потому что, — Анна помолчала, — недочеловек, который всё это устраивает, сказал, что в этом безумии должны участвовать все, кто ведёт дело.
— Но Журавлёв-то вроде без проблем уволился, — проговорил Визгликов.
— Точно! Марк! — воскликнула Анна Михайловна и стала набирать номер оперативника. — Марк, это Лисицына. Я слышала, ты в Питере. Отлично! С твоим начальством я договорюсь, ты нам сейчас очень нужен. Я тебе скину адрес, приезжай.
— Одним Журавлёвым сыт не будешь, — Стас со вздохом встал со стула, задержал взгляд на картинке монитора и пошёл к двери.
— Ну хоть что-то, — Аня покивала головой. — Сейчас нужно максимально сосредоточиться на том, чтобы всех спасти живыми. И заметь, если Ковбойкин и ребята знают, в чём дело, то Глаша и Казаков не знают. И мы не знаем, как там обстановка.
— Ну да, — вздохнул Стас, — и сколько есть времени у Андрея? И где Мишка? Одни вопросы без ответов.
— Поехали. У нас осталось очень мало времени, — Анна подхватила сумку и вслед за Визгликовым вышла из кабинета.
После того, что Глаша услышала, она сидела словно оглушённая. Окружающее пространство буквально погрузилось в вакуум, и сквозь толстую прослойку боли, саднившей во всём теле, не проходил даже голос Казакова.
— Глафира, очнись. Глаша! Глаша! — Юрий Арсеньевич уже несколько минут пытался привести девушку в чувство, но Польская сейчас была словно тряпичная кукла.
После того как в склепе проявился голос, она словно впала в анабиоз. Девушка сползла по стене, сложилась на полу в калачик, закрыла лицо руками и не двигалась.
— Да что ж такое, — Казаков с досады несколько раз стукнул по каменной двери, потом махнул рукой. — Бесполезно.
Внутрь склепа не проникало ни звука. Сейчас здесь стояла густая неподвижная тишина, изредка нарушаемая судорожными вздохами Глаши. Девушка сидела тихо, но иногда всхлипывала и затихала снова. В Глашином живом воображение было видно, как прямо отсюда, из этого склепа тянется невидимая нить к могиле Ильи. К человеку, который погиб исключительно по её вине, и чья тёплая кровь лилась ей на руки. Глафира не особо распространялась обо всех обстоятельствах того случая, она старалась как можно глубже засунуть в закоулки памяти звуки, запахи, ощущения и молящие последние слова Ильи: