— Надя, ты как-то попроще можешь? Анна Михайловна имеет непосредственное отношение к анализам. Это трупы с её дела. Переведи с медицинского на человеческий, — укоризненно сказала Нинель Павловна.
— Да не страшно, я послушаю, — возразила Анна Михайловна.
— Аня, это ты послушаешь. А потом у меня здесь куча оперов и следаков будет толпиться, когда вот такая юная докторица начинает сыпать терминами, — Нинель Павловна пожала плечами. — При этом дело-то стоит на месте. Потому что нарушены коммуникативные связи, и патологоанатом толком не может донести свою мысль. А ведь порой от этого зависит раскрываемость, — женщина откинулась в кресле, сняла очки и прикрыла на секунду глаза. — Я и студентов своих учу, и сотрудников. Я всегда говорю, что нужно учиться общаться. Надя, рожай уже свою мысль быстрее, и так дел много.
Девушка на секунду задумалась:
— Хронические болезни почек могут вызвать целый букет заболеваний головного мозга. В первую очередь, угасание когнитивных функций.
— Надя, едрит твою налево! — воскликнула Нинель. — Анна Михайловна — высокообразованный сотрудник уголовного розыска. Но что, если тебе придётся общаться с простым опером, который забыл даже, какой краской были выкрашены двери в его институт? — она постучала по голове. — Ещё проще.
— Ну куда проще-то. Сказать, что если болят почки, то это может сказаться на внимании, концентрации и так далее? — возмущаясь, проговорила Надежда.
— Нет, — твёрдо сказала Нинель и повернулась к Лисицыной. — Аня, ищите пропавших среди пациентов психотерапевтов или психиатров. И судя по степени ухоженности, окраске волос и другим признакам, люди эти были не особо богатые. Поэтому вряд ли могли себе позволить кого-то из высокооплачиваемых специалистов. Скорее всего, сначала шли к терапевту в обычную поликлинику, потом получали направление в диспансер или к неврологу, — Нинель вздохнула. — Но всё это очень неточно.
— Хотя бы что-то в нашем нулевом поле информации.
— Я постараюсь ещё что-нибудь накопать: у нас в городе более ста пятидесяти поликлиник, и это я ещё не беру поликлинические отделения при больницах.
— Я думаю, нужно начать с диспансеров, — тихо сказала Надя. — Их значительно меньше, и пациентов вычленить проще. Ведь в обычной поликлинике человек может вообще не появляться годами. А если было обращение в диспансер, то проще отследить. Эти пациенты, — девушка осеклась, — точнее, умершие, вряд ли состояли на учёте, но их посещение, скорее всего, носило постоянный характер.
— Почему?
— Ну всё, конечно, зависит от степени расстройств.
— И Нинель Павловна получает новую головную боль и нагоняй от высокого начальства, — что-то набирая на клавиатуре, сказала заведующая.
— Почему? — снова спросила Анна Михайловна.
Нинель Павловна нажала на кнопку «отправить» и откинулась в кресле.
— Потому что я сейчас хочу облегчить вам работу. Я, конечно, не протащу эти тела через тотальный реестр анализов, но сейчас мы знаем, где можно поискать. Поэтому я закажу отдельные тесты, и мы увидим, что там было с когнитивными. Ну и я сама попозже более подробно у них в головах покопаюсь, может, что-то насмотрю и эпителий нарежу для исследований.
Конец рабочего дня согнал почти всех в кабинет, не хватало только Марка и Глафиры. К счастью Визгликова, до конца недели у них была возможность доработать на старом месте, но потом придётся перебираться в раздражающее своей сверкающей новизной здание.
— Журавлёв не звонил? — Визгликов сидел в кресле с закрытыми глазами и слегка покачивался.
— Нет, — почти одновременно ответили Лопатин и Погорелов.
— Плохо. Он у меня как-то ушёл с радаров, после того как сказал, что доехал до конечной остановки бабы этой заполошной, — задумчиво протянул Стас.
— Так, может, что-то случилось? — встревоженно спросил Лопатин.
— Случилось, — монотонно подтвердил Стас. — Точнее, случится. Завтра у него будет похмелье, и тогда с самого утра я ему вынесу мозг. Хотя нет. Более филигранно это сделает Анна Михайловна. Потому что, когда он мне звонил, то на заднем фоне кто-то пел развязанным женским голосом и слышалась музыка, а ещё звенели бутылки.
— Что мы имеем? — вдруг спросила Лисицына, оторвавшись от отчётов. — Мы имеем только то, что у нас ни хрена нет. Бегаем, пытаемся свести концы с концами, и ещё мы почему-то свято уверены, что мы руководим процессом. А мне кажется…
На этих словах Визгликов, который читал пришедшее сообщение, вдруг вскочил с кресла и, махнув рукой Погорелову и Латунину, гаркнул:
— По коням, Марк что-то нашёл. Анна Михайловна, я звякну с дороги.
— Хорошо, — проговорила Лисицына сквозь сомкнутые зубы.
Как только Визгликов и оперативники ушли, женщина встала, прошлась по кабинету и, взяв со стола салфетку, промокнула набежавшие слёзы. В груди было душно, как-то разом навалилась депрессия, хотелось просто перестать дышать и закрыться от всего мира где-нибудь подальше. Она подумала, что сейчас самое время поговорить с Владимиром Ивановичем, потому что очередной срыв приближался неминуемо.
— Анна Михайловна, — в кабинет зашёл дежурный, — там это…
— Что «это»? — прошипела Лисицына, пряча в кулаке салфетку. — Вас по форме не учили докладывать?
— Виноват. Разрешите обратиться?
— Слушаю, — Анна посмотрела на мнущегося лейтенанта. — Ну?
— Там женщина пришла. Нервничает очень. Говорит, что она родительница Глафиры Польской. Можно её к вам проводить?
— Зачем? — Анна чувствовала, что не готова ни с кем общаться. — Хотя, зовите, — Анна подумала, что Глаша рассказала о своём жутком приключении и её мать, как любой нормальный родитель, пришла убедить начальство дочери в том, чтобы Польскую уволили из органов.
Через несколько минут в кабинет вошла бледная женщина, она медленно приблизилась к столу Лисицыной, опустилась на стул и, подняв на Анну заплаканные глаза, чуть заикаясь, стала говорить.
— Поймите, я не знаю, как можно действовать. Может быть, это что-то по работе. Но я прихожу домой, а там бардак, дорожка в коридоре сбита в сторону, полотенце валяется. И Глаша не отвечает на телефонные звонки.
— Что случилось? — Лисицына не сразу поняла, о чём речь.
— А в ванной на полу вода и лужица крови. Я честно не знаю, что делать. Вызывать полицию как-то глупо, я поэтому к вам пришла.
— Поехали к вам на квартиру, — сказала Лисицына и набрала номер телефона. — Юра, надо на квартиру одну съездить. Пиши адрес. Хотя ты и так его знаешь.
Полицейский уазик ткнулся широким протектором колёс в песок и остановился. Сидевшие внутри Визгликов, Латунин и Погорелов огляделись, а водитель, чертыхаясь и зачем-то стуча по приборной доске согнутым пальцем, спросил:
— Станислав Михайлович, сюда?
— Да, вроде по координатам совпадает, — Визгликов открыл дверь, выпрыгнул на хрусткую лесную подстилку и прошёл несколько шагов вперёд.
Рослые сосны чертили синее небо, казалось, цеплялись колючими пальцами за пролетающие тучи, нагретый за день пролесок чадил пряными ароматами, и вокруг висела тягучая густая тишина, которую изредка нарушало грозное жужжание шмелей или далёкий клёкот птиц.
— Из огня да в полымя, — буркнул Погорелов, — что-то я за последнее время не успел соскучиться по загородным прогулкам.
Стас набрал номер Журавлёва, но телефон абонента был по-прежнему выключен, и вокруг ничто не выдавало присутствие молодого человека.
— Ну и где он? — спросил Лопатин, свесив ноги из машины.
— Ты правда хочешь получить от меня какую-то ценную информацию? — Визгликов скосил на него глаза.
— Видимо, нет.
— Мужики, соберитесь, — раздражённо сказал Стас и ещё раз нервно набрал номер телефона.
— Стас, тебе легко говорить, не ты не так давно сидел под прицелом. Вы нам даже выдохнуть не дали, — не глядя на Визгликова, проговорил Сергей.
Стас медленно опустил руку с телефоном, подошёл поближе и вкрадчиво спросил:
— То есть мне легко говорить? То есть я не знаю, что такое быть под прицелом? И потом, если тебе так необходим отпуск, то, пожалуйста, ты можешь прямо сейчас идти на все четыре стороны, никто не заставляет работать. Ты имеешь полное моральное право сейчас сойти с дистанции, — жёстко сказал Стас.
— Как бы не так, — Погорелов попинал носком кроссовки выползший на поверхность почвы и отлакированный временем корень сосны.
— Серёжа, ты меня извини, но я в команду не брал капризных деток. Хочешь, чтобы я тебя пожалел? — в упор глядя на Погорелова, спросил Визгликов.
Но в этот момент со стороны дороги послышался шум, и через несколько секунд к ним подлетело пылевое облако, в котором запутался спорткар Журавлёва.
— Стас, Стас, — Марк вылетел из-за руля, нервно потирая переносицу, — прости, бро, я с дороги метку высылал.
— Какой я тебе бро? — злобно гаркнул Визгликов. — Что за детский сад? Ты толком можешь сказать, что случилось?
— Ваще без бэ, — Макс пожевал воздух сухими губами, — мне Киря выслал инфу о машине, которая бабу эту сюда кинула. Короче, таксо срисовали и тормознули одни из дэпсов. Я туда метнулся, спросил мужика, куда баба пошла. Он сказал, что она ругалась, что нельзя до места проехать. И дал мне изначальную точку, куда она просила кинуть её.
— Марик, — Визгликов остановил его движением руки, — тебе что, стволовые клетки имбецила подселили? Что с тобой происходит? Ты по-человечески можешь разговаривать?
— Да, да, — Макс потряс головой, нервно шмыгнул носом и, расставив руки в стороны, глубоко вдохнул, — согласен, переигрываю. Но у меня есть и своя работа, пришлось по дороге ещё в одно место заскочить. Короче, таксист ещё сказал, что, оказывается, его навигатор не там повёл, и тётка обронила фразу, что «нормальные таксисты» довозили её до места.
— Марк, я не буду разбираться в этих хитросплетениях. Куда нам сейчас двигаться? — резко спросил Стас.
Марк вынул телефон, потёр заляпанный глянец экрана о брюки и, включив приложение с картами, показал на местоположение нужной точки.