— А почему я? — выдавила она наконец.
— Потому что ты лучшая. А лучшие должны быть первыми везде. Так что, пожалуйста, сегодня измени свои планы на вечер, — хохотнула женщина, недавно прознавшая об Аниной фобии.
Выйдя в коридор, Аня прижалась спиной к стене и долго водила невидящим взглядом по расписанию, висевшему напротив. Сейчас девушке показалось, что Маргарита права и нечего ей делать с такой нервной системой в юриспруденции.
— Привет, звезда моих очей, — почти возле самого уха послышался медовый бархатный голос, и Аня увидела стоящего возле неё Артура.
Как всегда, одетый с шиком, рослый, спортивный парень смотрел на Анну с хитрым прищуром. В этот момент открылась дверь аудитории и оттуда, блестя улыбкой, выплыла Маргарита. Она лукаво глянула на молодого человека, потом перевела потухший взгляд на Аню и молча удалилась.
— Ревнует, — хохотнул Артур и глянул на девушку. — Ты чего такая смурная?
— Потому что теперь я поняла, почему она меня травит. Знаешь, несложно решить уравнение, когда есть исходные данные. А я всё понять не могу, почему она на меня зверем смотрит? — Аня всплеснула руками. — Теперь всё встало на свои места. А ты не пытался ей сказать, что ты мой двоюродный брат?
— Нет, а зачем? А как она тогда будет мне ставить отличные оценки? — рассмеялся молодой человек. — А так я могу тобой пользоваться без последствий, разыгрывая перед ней ухаживания.
— Тогда я сама скажу, — твёрдо сказала Аня и поспешила по коридору.
— Энн, ты куда? Предки ждут на семейный ужин.
— В психушку! — зло сказала Аня и покинула стены университета.
Девушка не знала, в какой момент она стала бояться психического расстройства, но сейчас совершенно чётко осознавала, что ей страшно не самой заболеть душевной болезнью, а что она сторонится людей, не владеющих собой. И сейчас ей предстояло преодолеть свои фобии и пойти в агрегатор безумия.
За подобными размышлениями Аня вышла из стен университета, перебежала оживлённую, закутанную в ленты снегопада улицу и скоро направилась к метро. Всё вокруг дышало предстоящим праздником: гирлянды подмигивали разноцветными огнями, люди радовали улыбками, а повсюду встречающиеся Деды Морозы со Снегурочками веселили. И когда Аня наконец добралась до клиники, ей уже было не так тяжело переступать порог этого здания.
— Здравствуйте, меня зовут Анна Лисицына, я по заданию преподавателя, — сказала девушка и протянула в маленькое окошко на проходной бумажку. — Подскажите, как пройти к этому корпусу?
Пожилой мужчина, чьё чаепитие прервала Анна, сердито блеснул глазами, нацепил очки, дужки которых были перемотаны скотчем, и, почесав бровь, бегло прочёл записку.
— А на часы ваши преподаватели смотрели? — проворчал он. — Ладно, иди. Выйди во двор и иди по тропинке, потом повернёшь налево, второй корпус. Только поторопись, через полчаса все разойдутся уже.
— Спасибо! — крикнула Анна, выбегая в освещённый фонарями двор.
— Тьфу ты, — нахмурился старик, — да не налево, а направо, — но Аня была уже далеко. — Ладно, разберётся, — вахтёр махнул рукой и, потрогав чашку, снова погрузил кипятильник в едва остывшую воду. — Чай опять ледяной.
Аня удивилась, что он отправил её не к новым корпусам, где были таблички административных органов, а в другую сторону, где в темноте прятались старые здания. Пройдя до указанного места, девушка увидела в конце одного из них открытую дверь и скользнула внутрь. Остановившись в длинном обшарпанном коридоре, Аня повертела головой, но так и не поняла, куда идти, потом прислушалась и поспешила в ту сторону, где кто-то разговаривал.
— Ты сегодня молодец, — тихо вторил спокойный мужской голос. — Ты просто справляешься на отлично.
Аня резко открыла дверь, заскочила в следующее помещение и остановилась, несколько смущённая увиденным. Перед ней стоял мужчина, одетый в добротное пальто, в вязаной шапочке и тёмных брюках, а рядом с ним находился молодой парнишка лет пятнадцати с приятным лицом, но абсолютно безвольным взглядом. Но самое странное было то, что на молодого мужчину была надета шлейка, а поводок, прикреплённый к ней, мужчина крепко держал в руке.
— Простите, — сказала Аня, чтобы прервать неловкое молчание, — я искала архив.
Парнишка вдруг перестал пялиться на стену, перевёл взгляд на Анну и как-то странно раздвинул губы, словно пытаясь улыбнуться. Мужчина, который собирался ответить, осёкся и просто наблюдал за происходящим, а Ане стало сильно не по себе. У мальчика появился блеск в глазах, он начал потихоньку к ней приближаться, разглядывать, наклоняя голову с бока на бок, потом словно принюхался, и в этот момент Аня не выдержала и, смешавшись, наигранно бодро сказала:
— Ну что ж, по-моему, я ошиблась. Пойду!
Звук Аниного голоса вдруг спровоцировал в мальчишке интерес, он подскочил, схватил девушку за руки и стал приподнимать верхнюю губу, смотря Ане в глаза. Пытаясь унять охвативший её панический страх, Аня стала отступать, вырываться, а когда смогла стряхнуть холодные ладони парня, рванула обратно из здания.
Закончив свой рассказ, Анна Михайловна отошла от окна и присела за стол.
— А что, мужик стоял и смотрел? — спросил Погорелов.
— Мужик, — повторила за ним Лисицына, — всё это время внимательно наблюдал за тем, что делает мальчик. И мужиком этим был Соболев Владимир Иванович. Именно поэтому он сказал, что знает меня с первого курса. Он прекрасно меня помнил, а вот я забыла.
— И что ты думаешь?
— Пока ничего, но то, что он никогда об этом не вспоминал в наших беседах, наводит меня на размышления. Если бы он забыл про этот случай, так же как и я, а потом мы как-нибудь оба в разговоре вспомнили, это было бы абсолютно нормально. Но он меня помнил! И никогда об этом не говорил. А когда ошибся, в глазах было краткое, буквально на миг, замешательство.
— А брат твой где? — вдруг спросил Визгликов.
— Не знаю. В аду, наверное, в карты пытается выиграть свою душу, — отрезала Лисицына.
— Не понял.
— На своём кабинете моему брату нужно повесить не табличку «Адвокат по уголовным делам», а баннер с надписью: «Все насильники, извращенцы, педофилы и остальная нежить, если у вас есть много денег, то я буду вас с радостью защищать».
— О как, — крякнул Погорелов. — Ну такое…
— Короче, — сказала Лисицына, — может, это мои додумки или, возможно, Соболев что-то знает.
Лисицына молча вошла в кабинет психиатра, остановилась на пороге и дождалась, пока Соболев закончит строчить ровные буквы в истории болезни.
— Странно, я думала, что все карты теперь заполняются через компьютер.
— Здравствуй, Анечка, — Соболев вскинул на неё глаза, — я по старинке пишу, когда помогаю коллегам. Они уже потом сами разбираются, а рукописное заполнение — это, как сейчас модно говорить, моя медитация, — мужчина посмотрел на часы. — Ты что-то хотела, мы вроде бы на сегодня не договаривались.
— Да, я хотела. И я вам советую отменить все встречи, — сказала Лисицына, присаживаясь напротив.
— Да я уже понял, — он пожал плечами, — просто сработало необъяснимое: человеческая эмоция, надежда.
— Надежда — это не чувство? — спросила Анна.
— Нет. Чувство по своей структуре длительно, а эмоция — кратковременное ощущение, если выражаться простыми словами.
Лисицына покивала и молча уставилась на Владимира Ивановича. Она хорошо видела его подрагивающее правое веко, тёмную радужку глаз, лёгкую судорогу на переносице, и бледный завиток застаревшего тонкого шрама на лбу.
— Аня, твой побег тогда перевернул моё представление, как психиатра, о работе мозга. Пойми, ты дала ему динамику, ты дала ему жизнь. Работа его мозга включилась в тот момент.
В голове Лисицыной сместилась картинка, она в один миг перестала понимать, о чём идёт речь, но усилием воли оставалась спокойной, потому что сейчас, сама того не ожидая, переиграла Соболева. И вскоре они поймут, что он знает.
— Аня, он до этого момента скучающе решал многоуровневые цепочки уравнений. И совсем не жил, он был абсолютно безучастным, ни тени эмоции, чувства, ощущения. И потом вдруг в одночасье этот ценный мозг проснулся и стал жить! У него появилась цель, — глаза Соболева стали светиться, речь стала несколько сбивчивой и возбуждённой, — он долгие годы готовил для тебя представление. Ему хотелось поразить тебя, увлечь в свою игру.
— Владимир Иванович, я думаю, вы сказали достаточно, чтобы теперь пояснить, о чём речь, — твёрдо сказала Анна, окончательно запутавшись в восторженных речах психиатра.
Соболев на секунду осёкся, потом лицо его дрогнуло, и он, покачав головой, рассмеялся:
— Теперь я понимаю, почему мой мальчик выбрал именно тебя. Удивительно! Будучи ещё в нежном возрасте, он разглядел твою уникальность.
— Давайте проясним, про какого мальчика сейчас идёт речь? — спросила Лисицына.
— Про моего сына. Он тебя увидел в первую нашу с тобой встречу, когда ты, как я понял, заблудилась. Но, видимо, это была встреча, посланная свыше, — Соболев улыбнулся.
— Как интересно, — пробормотала Анна, напряжённо выискивая хоть какой-то смысл в словах собеседника.
— Я был молодым учёным, но подо мной не было династии с именем, а мне нужно было хоть на чём-то базироваться. А Зиночка работала у нас в больнице, — он нахмурился, вспоминая нечто далёкое, — процедурной медсестрой. Юная, большеглазая красотка, влюблённая в меня по уши, — Соболев откинулся на спинку кресла. — Был грех, Анечка, был. Ну а что, я из больницы не вылезал сутками, — мужчина открыл ящик стола, достал оттуда кейс с таблетками и положил его на стол. — Случился у нас с Зиночкой роман, и девочка забеременела. Признаюсь, я струсил, повёл себя некрасиво, — Владимир Иванович замолчал, налил из сверкающего гранями графина воды в стакан и продолжил: — Но потом я вдруг понял, что это мой шанс вырастить сверхчеловека.
— Что сделать? — невольно спросила Лисицына, не ожидающая такого развития событий.