— Мой грех, что Жизель пропала, — прямо с порога начала говорить женщина, зажигая в коридоре свечу. — Проходите на кухню. Я там не принимаю, там энергетика посвежее.
Глаша подумала, что, выбирая свой дальнейший жизненный путь, она даже представить себе не могла, в каких местах её предстоит очутиться. Опасливо покосившись на картину со скелетами, девушка прошла на светлую, крохотную и вполне обычную кухоньку.
— Вы не могли бы более ясно изложить, кто такая Жизель?
— Внучка моя, дочка пропойцы того и моей покойной дочери, — женщина сомкнула ярко накрашенные тёмной помадой губы вокруг фильтра сигареты и, щёлкнув зажигалкой, глубоко затянулась. — Кофе хотите? А хотя, вам, наверное, достаточно, — не выслушав ответ, сказала она.
— А почему Жизель? Она же вроде…
— Ну да, Жанна. Но мне не нравилось это имя. Глупое какое-то, без нужной энергетики, — стукнув по столбику сигареты пухлым пальцем с коротким и тщательно выкрашенным в бордовый цвет ногтем, женщина продолжила. — Я звезду свою Жизель звала. Она фактически у меня жила, потому что, — она обвела пространство руками, — мы за это обычно семьёй и детьми расплачиваемся.
— За что «за это»? — не поняла Глаша.
— За знание и помощь. Дочь у меня пьющей стала, померла от горя, что Жизель пропала. А внучка, сами понимаете, — женщина тяжело вздохнула. — Я чужим-то по фотографии, да по карте найти могу родственников, а своих не вижу. Даже не знаю, жива она или нет. Но точно скажу, что не по своей воле ушла, — она прикурила от сигареты новую и продолжила. — Она в последнее время совсем с родителями не жила. Девка выросла видная, красивая, а к родителям её всякие личности заходили, она просто бояться уже стала. Но потом один приклеился… На этаже её караулил, возле подъезда, короче, везде за ней таскался.
— Вы его знаете?
— Откуда, — она пожала плечами. — Этот полудурок, — женщина кивнула в сторону квартиры зятя, — откуда-то притащил, а Жизель дома в это время была. Я уже и к участковому ходила, но всё без толку. Он же ничего ей плохого не делал, просто смотрел на неё, провожал. Он даже не пытался с ней заговорить. Я, знаете, в потусторонних мирах такой жути не видела, как здесь, — вздохнула женщина. — Посмотришь на него, а там глаз совсем пустой.
— Так, хорошо, а потом ваша внучка пропала? Что она говорила по поводу этого наблюдателя?
— Она сначала боялась, потом попривыкла. Шутила даже, что теперь поздно возвращаться не страшно. А потом он исчез, ну и где-то через неделю Жизель пропала. Записку-то она оставила, что, мол, не ищите, устала от вас всех. Но я-то понимаю, что это не так. Она бы мне сказала, что уехать хочет, я деньги для неё копила, причём уже немало было. Ей бы хватило на первое время в большом городе. Она знала об этом.
— Получается, она уехала без денег?
— Да не уехала она. Я точно говорю, что пропала. Но куда я только не ходила, — она пожала плечами, — записка есть, девочка совершеннолетняя, может делать что вздумается.
— Она пропала утром, вечером? Как-то более подробно можете рассказать?
— Утром на работу пошла и не дошла.
— Кем она работала?
— Контролёром на железке. Билеты продавала в поездах.
— А на работе не хватились сотрудника? — удивилась Глаша.
— Так она потом по почте заявление об увольнении прислала, — женщина поджала губы. — Против такого факта я со своими домыслами и предчувствиями сильно проигрываю.
— Да уж, — Глаша помолчала и добавила: — То есть на работу должна была пойти через лесополосу?
— Да. Время ещё такое поганое, как раз между потоками рабочих: в промежутке с шести тридцати до семи. Я уже всю эту лесопосадку исходила, но ничего. Ни намёка.
— Зятя вашего про того человека спрашивать бесполезно?
— Милая, он если вчерашний день вспомнит, то уже за счастье.
— Скажите, а у Жизель была своя комната?
— У родителей была, но всё уже давно пропито. Откуда он сейчас деньги берёт, я просто не представляю, — сказала бабушка Жизели. — А у меня она на кушетке спала. Я ж в однушке живу, здесь и принимаю.
В коридоре замурлыкал звонок, женщина поднялась со стула, открыла дверь, о чём-то тихо переговорила с пришедшей девушкой и вернулась к Глаше.
— Простите, у меня приём. Я в принципе всё рассказала, но вы оставьте мне свой номер. Вдруг что-нибудь вспомню ещё.
— Вы с нашим сотрудником сможете портрет составить? — спросила Глафира.
— Конечно.
— Когда подъехать сможете?
— Деточка, ну в мире современных технологий что же мне по электричкам трястись? У меня всё есть, чтобы из дома онлайн работать. Думаю, сможем так организовать? У меня и так ноги больные, так я ещё пока по лесу ползала, вообще своей ходьбе приговор подписала. По квартире уверенно двигаюсь и до лавочки доползаю, а в магазин прошу соседскую девочку сходить.
— Скажите, а остальные родственники пропавших девушек по адресам живут? Не знаете?
— Казанцевы уехали через полгода после того, как дочка исчезла. Но для них это была прямо гора с плеч: девка была совсем пропащая. Здесь я бы не сомневалась. У Земского инсульт был, он почти не разговаривает, не ходит. За ним соседка ухаживает и социальный работник. А вот Цветовы здесь живут, но они через речку, за мостом. На машине не проехать отсюда, но пройти можно.
Подойдя к дверям, Глаша попрощалась с женщиной и уже собиралась уходить, но та вдруг взяла её за руку и отстранённым голосом сказала:
— Он очень близко, ближе, чем ты думаешь.
После этих слова хозяйка квартиры захлопнула дверь, и Глаша осталась одна в подъезде. Выбравшись на свежий воздух, Глафира глубоко вдохнула мокрый пар из моросящего дождя, набросала Кириллу сообщение, чтобы кто-нибудь связался со свидетельницей, и села за руль.
— Долго вы что-то… — полусонно сказал оперативник.
— Простите, в следующий раз постараюсь побыстрее! — съязвила в ответ Глаша.
— Да нет, нет. Не торопитесь, это же ваша работа.
Дорога до моста была узкая, неровная, в лужах плескалась мутная жёлтая вода, окатывала покатые берега глубоких ям и росшую по бокам грунтовки, поникшую от грязных потёков траву. Остановившись на скромном пятачке спонтанной парковки, Глаша осмотрела несколько полуразвалившихся многоквартирных домов, сиротливо жавшихся друг к другу, детскую площадку с перевёрнутыми качелями и пожала плечами.
— Я думала, таких печальных мест уже не существует. Ладно, я пошла.
— А я?
— А вы мост охраняйте. Вы же меня от конкретного злоумышленника спасать будете, а здесь он вряд ли сейчас появится.
Глаша быстро перебралась по шаткому мостику на другую сторону, нашла нужный дом и, поднявшись по деревянной лестнице, позвонила в квартиру. Ей открыли, не спрашивая, кто пришёл. Невысокая бледная женщина, вся обвешанная сантиметрами и булавками, даже не взглянула на Глафиру, развернулась и пошла в другую сторону.
— Проходи, сейчас замеры доделаю и будем твоё платье рисовать.
Глафира попыталась её остановить, но потом просто прикрыла дверь за собой и прошла в большую светлую комнату с несколькими манекенами и большим столом, на котором лежали выкройки и интересные эскизы одежды.
— Ой, а вы кто? — наткнувшись взглядом на незнакомку, спросила хозяйка, поправляя завязанные в узел жидкие белёсые волосы.
Глаша предъявила удостоверение и проговорила:
— Я по поводу вашей дочери.
— Нашли? — глаза женщины вспыхнули радостью, но через секунду огонёк угас и пришло время страха. — Жива?
— Я по поводу обстоятельств пропажи.
— Неужели решили заняться? А то нас участковый футболил, — сняв с шеи сантиметры и опускаясь на стул, сказала Цветова.
— Расскажите мне подробности пропажи дочери, — устав рассказывать всем о дальнейшей участи местного полицейского, проговорила Глафира.
— Ну что сказать, она на вечернюю учёбу поехала. Тася училась в институте текстиля и моды, вся в меня пошла. Но я, видите, местный кутюрье, а девочке, конечно, хотелось большего, — Цветова вздохнула. — Вечером уехала, потом прислала сообщение, что больше с нами общаться не хочет, нашла свою любовь.
— Это не могло быть правдой?
— Нет, абсолютно нет. Не было у неё никакой любви, да и где бы она её за полдня сыскала? Она у меня красивая очень, мужики-то толпами ходили, но она сказала, мол, сначала выучусь, потом всё остальное. К тому же она очень любит отца, у того слабое здоровье и вот такой поступок, только усугубил его диагноз. Онкология стала прогрессировать, сейчас он в больнице… Последняя стадия. Мне-то, по идее, с ним сидеть надо, но лекарства дорогие, поэтому с утра до вечера работаю, к ночи уж к мужу бегу, — она помолчала.
— Подскажите, пожалуйста, а ваша дочь не обращалась за психологической помощью?
— Нет, а зачем? — удивилась женщина.
— Есть мнение, что пропавшие обращались за помощью к одному и тому же доктору, которая здесь вела свой приём в то время.
— А, — мать девушки махнула рукой, — вы про это. Она не за помощью к ней бегала, за компанию. Подружка её, Света, зачастила. У неё мать крепко пила, лупила её страсть как сильно. Вот та и стала ходить, но одна стеснялась, что ли. Моя, когда могла, с ней ходила.
— Вы мне телефон Светы дадите?
— Так она в соседней квартире живёт. Пойдём, провожу.
— Спасибо, — Глаша поднялась. — Как дочка добиралась до города?
— Известно как, не на лимузине же. На электричке.
— А комнату вашей дочери можно глянуть?
— Нет комнаты. Я вещи её собрала со злобы, стену снесла и мастерскую себе сделала. Я ж тогда поверила, что она ушла. Потом уж меня, как хлестнуло что-то, когда муж заболел. Но, конечно, участковый имел полное право послать меня, прошло полгода, прежде чем я одумалась, — плечи женщины грустно сломались. — Ну, пошли.
Поднявшись на полпролёта вверх, провожатая Глаши постучала в дверь, потом толкнула тоненькое полотно и, перейдя порог, заголосила:
— Света, свинячья твоя морда, ну ты ж дитё кормишь, что ж ты пиво хлещешь прямо из бутылки.