Глаша зашла на прокуренную, увешанную детскими пелёнками кухню и взглянула на растрёпанную девушку, державшую на руках младенца.
— Да я маленько, — добродушно и пьяненько улыбнулась последняя, — он, кстати, спит крепче, когда молоко с пузыриками.
— Света, я на тебя в опеку пожалуюсь, ей-богу. Ну ты ж мать!
— Да, мать, мать, не шуми, разбудишь, — отмахнулась девушка. — А вы кто? — спросила она, сфокусировав взгляд на Глаше.
— Ты старшенькую хоть кормила?
— Она блинов поела. Ты приносила.
— Света, я их третьего дня приносила. Опять денег нет? — всплеснула руками женщина.
— Не, Колька пропил. Мне даже выпить нечего, вон остатки дохлёбываю, — горестно сказала девушка.
— Ко мне почему детей не привела?
Глафира несколько секунд рассматривала девушку, потом увидела выпиравший живот, где явно рос ещё один младенец, и быстро набрала на экране в строке поиска телефон местной опеки, а сама встала напротив Светы и спросила:
— Вы когда-то обращались за психологической помощью…
— Да фигня всё это, — перебила её Света. — Она со мной почти не говорила. Всё на ейную дочку пялилась, даже фотографировала. А со мной через губу, как будто я вошка какая.
Не получив больше никакой информации, Глаша попрощалась и, выйдя на улицу, набрала номер опеки.
— Здравствуйте, с вами говорит следователь Польская.
Кратко описав ситуацию, Глаша выслушала расплывчатый и пространный ответ и хотела было просто повесить трубку, но вдруг почувствовала, что внутри неё появились какие-то силы.
— Значит так! Вы немедленно выполните свою работу, обезопасите детей и отвезёте мать в больницу, чтобы проверить, как протекает беременность. Я позвоню вам в конце рабочего дня и уточню, как дела. И поверьте, если я не услышу верный ответ, то я потрачу своё время на то, чтобы проверить, как работает всё ваше отделение.
Нажав на отбой звонка, Глафира воткнула взгляд в дорогу и пошла вперёд с какой-то странной и мрачной решимостью.
Несколько минут выждав, чтобы Лисицына остыла от праведного гнева, Ковбойкин вышел на улицу, набрал телефон своего непосредственного руководителя и, слушая лиричную мелодию, внутренне распалялся по поводу намеренного срыва операции. Так и не получив ответа, мужчина проводил глазами вывернувший из-за угла видавший виды микроавтобус и поискал глазами Анну Михайловну.
— Куда она пошла? — спросил он у стоящего возле их автобуса бойца.
— За угол.
Ковбойкин раздражённо выдохнул и широкими шагами дошёл до конца каменного забора, но открывшаяся перед ним улица была пуста. Олег Семёнович нахмурился, прошёл дальше, но переулков здесь не было и особо спрятаться тоже было негде. Начав беспокоиться, мужчина набрал номер Лисицыной, но абонент был недоступен. В этот момент под ногой у него что-то хрустнуло, и Ковбойкин увидел валяющуюся на тротуаре пудреницу. Он сразу узнал эту чёрную, ничем не приметную коробочку, потому что несколько раз видел, как Лисицына доставала её и припудривала шрам на щеке, чтобы он не был таким явным.
— Не может быть? — сломавшимся шёпотом просипел он, подхватил пудреницу и лихорадочно стал набирать номер Кирилла.
Мозговой айти-центр управления жужжал как пчелиный рой. Сегодня было много мегазадач, и не только от группы Лисицыной и Визгликова, другим отделам тоже требовалась оперативная помощь.
— Как у тебя? — Кирилл крикнул портретисту, который забился в угол, чтобы ему не мешали, и обрабатывал срочный запрос Польской, то есть составлял с бабушкой Жизели фоторобот.
— Когда у меня свой кабинет будет уже? — огрызнулся тот в ответ и скучающим тоном вернулся к беседе с женщиной. — Ну, давайте начнём с овала лица. На что больше похоже: квадрат, треугольник, круг?
— Подбородок книзу узенький, а вот лоб побольше, — сказала женщина, смотрящая в экран. — Наверное, на треугольник больше похоже.
— Хорошо. Давайте к бровям перейдём.
Портретист раздражённо вздохнул, увидев замаячившую на дальнем плане за бабулькой чью-то фигуру.
— Сейчас на семейные разговоры кучу времени потратим, — пробурчал он.
— Что вы сказали? — удивилась женщина.
— Я говорю, вы домашним своим скажите, чтобы не мешали. Я не много времени займу.
— Каким домашним? Я одна живу.
Было видно, что на этих словах лицо женщины странно застыло, она подалась вперёд, со всего маху упала лицом на клавиатуру, и портретист увидел, как из рассечённой головы по волосам и лбу потекла яркая полоса крови.
— Э, э, — мужчина подскочил, опрокинул стул и громко крикнул: — Кирилл, что это за фигня?
— Что у тебя там? — вздохнул Кирилл, вставая со своего места. — Хватит мне уже выволочки устраивать. Я узнал, твой кабинет будет готов через два дня. Вы закончили?
Кирилл посмотрел на бледного как полотно парня.
— Что с тобой?
— Там по ходу свидетельницу убили, — дрожащей рукой он указал на застывшую картинку на экране.
Кирилл недолго созерцал страшную картину, сбросил звонившего ему Ковбойкина и стал судорожно набирать Глашу.
— Глафира, Глафира, вызывайте местных. Бабка твоя, которую ты попросила портрет составить, — Кирилл заметался взглядом, — её, похоже, убили прямо во время трансляции.
В этот момент к Кириллу, бешено вращая глазами, подлетел Визгликов, он выхватил у молодого человека телефон и заорал ему прямо в лицо длинную череду нецензурной брани.
— Ты обалдел?! Быстро на место, там мать твою снова похитили.
Глаша в момент звонка Кирилла уже собиралась домой в Управление. Когда ей позвонил молодой человек, она припарковалась, но после услышанного помчалась на огромной скорости обратно к домам.
— Вы с ума сошли? — закричал оперативник.
— Звони в полицию, — зло рявкнула она. — Местным звони, у меня в контактах местный следак записан, скажи, у них убийство на районе.
Визжа тормозами, Глаша остановилась возле подъезда и кивнула мужчине:
— Пошли. Ты при оружии?
— Конечно.
Заскочив в подъезд, они пробежали несколько ступенек и резко остановились, потому что на площадке, разбросав ноги в разные стороны, с пулевым отверстием во лбу и окровавленным лицом сидел отец Жизели, а в руках у него был измазанный кровью топор.
— Что тут? Ох, ё! — послышалось позади Глаши. — А что тут? — повторил вопрос прибывший на место полицейский.
— Убийство тут, — в тон ему ответила Глафира, — судя по всему, двойное.
— А кто их? — ляпнул полицейский.
В такие моменты в Глаше пробуждался Стас Михайлович, но она нашла в себе силы не послать мужчину куда подальше, а спокойно и деловито отдала приказы о том, что сейчас нужно сделать в первую очередь. Буквально через час сонный посёлок растревожили поквартирные обходы, полицейские сирены и приехавшая на место происшествия большая следственная бригада, отправленная в помощь из управления. Глафира, убедившись, что на место происшествия с криминалистами приехал Казаков, устало села за руль и проговорила:
— Здесь вроде всё под контролем. Поехали в управление, — она глянула на мужчину, сидевшего рядом. — Едем?
— Давно я так не развлекался, — оперативник покачал головой.
— То ли ещё будет. Не слышно ничего, как там операция? Началась?
— Ну как-то не принято у нас трезвонить во время работы.
— Ясно, — Глафира нажала на газ, резко перевалила машину через поребрик и поехала в сторону выезда. Но вдруг затормозила и, глянув на часы, повернула руль в другую сторону. — Надо ещё к Поляковой заехать, здесь недалеко, чтобы потом не тащиться через весь город.
Надрывная сирена рвала ровные потоки автомобильного движения, машина следственного комитета вклинивалась в любое освободившееся место, ехала по тротуарам, ревела мотором во дворах, где можно было срезать путь. Стас орал на пэпээсников, которые, как ему казалось, работают менее оперативно, чем нужно, а Кирилл просто сидел застывший как изваяние и смотрел через лобовое стекло на дорогу. Наконец машина вырвалась из городской толкотни и, петляя по шоссе, подъехала к съезду с моста, где камеры в последний раз засекли микроавтобус. Погоня опала, все выдохнули и молча уставились на авто, которое увезло Лисицыну.
Кирилл попытался чуть ли не на ходу выскочить из машины, но Визгликов вовремя придержал его.
— Стоять! — зычно крикнул Стас. — Ты сдурел? Это сто процентов ловушка. Стали бы они так сложно увозить её из-под носа у сотрудников, чтобы оставить в машине. Кто знает, что там. Может, взрывчатка или ещё что-то. Мозгами-то думай, они у тебя вроде умные. Сам посмотри. Я сапёров ещё по дороге вызвал.
Микрик и правда стоял в узком месте, где неудобно было парковаться, да и с дороги машину тоже хорошо было видно. Зато здесь располагалась опора моста, и если там вместо Лисицыной была бомба, то этот подрыв мог бы унести много жизней.
— Смотри, — Кирилл вышел на улицу и подозвал Стаса, показывая ему, что в одном месте заградительное препятствие лежало на земле, а дальше внизу под невысокой насыпью вилась грунтовка. — Скорее всего, они её пересадили в другую машину. Здесь камер точно нет, я локацию ребятам скинул, они сейчас все выезды отсюда просмотрят.
Визгликов вдруг услышал окрик, развернулся к микроавтобусу и как в замедленной съёмке увидел, что один из выехавших на место полицейских почему-то выходит из-за автобуса, подходит к задней двери и нажимает на ручку.
— Стой! — закричал Стас.
Но было уже поздно, вверх взвилось пламя, послышался громкий хлопок, микрик невысоко подпрыгнул, машину следственного комитета снесло к краю вымощенного камнем пространства под мостом, опора треснула и начала сыпаться.
— Срочно передай по всем постам, чтобы перекрыли подъезды, — кричал Визгликов в трубку.
Стас кинулся наверх, оттолкнул стоящего в остолбенении водителя полицейской машины, прыгнул за руль и резко выжав газ, помчался к мосту, отъехал на приличное расстояние от трещины, начавшей вскрывать асфальт и, выжав всю возможную мощь, помчался на другую сторону, чтобы перегородить движение. Он пролетел над осыпающимися кусками дороги, затормозил на другой стороне, поставив машину боком и дёрнулся было обратно, но вовремя остановился, потому что понимал, что себя он тоже отрезал от возвращения к месту происшествия. Стас стоял на месте, сжимая кулаки и глядя, как вниз сыпется мос