т, как на каменном помосте догорают останки человека. И чувствовал разгорающееся внутри него отвратительное пламя, имя которому — месть. И сейчас Стас вдруг понял, что если он будет и дальше слушать голос своего и общественного разума, то они так и будут просто собирать жертвы.
Глафира остановилась возле здания института, устало размяла шею и, глянув на молодого человека, проговорила:
— Ну что, делим обязанности? Я пошла, вы остаётесь?
— Справедливо, — не отрываясь от созерцания картинки в телефоне, пробормотал мужчина.
Девушка прошлась по парковке, оглядела нарядные цветники, погрустила рядом с клумбой с розами, вспомнила, как в детстве решила помочь маме и прополола сорняки вместе с только что посаженными розовыми кустами. Вдруг Глаша замерла на месте, глянула на часы и поняла, что обед с мамой она не то что пропустила, а просто напрочь о нём забыла.
— Мама, прости, пожалуйста. Я в такой запаре, — жалобно проблеяла в трубку девушка.
— Ничего страшного, мы прождали всего полтора часа. Но нам было весело, мы ели мороженое и шоколадный десерт, — сказала мама. — Прости, Глаша, не могу говорить, сейчас уже идёт посадка на самолёт.
— Ты разве сегодня улетаешь?
— Да. Кстати, агент по недвижимости просила на днях заехать и забрать вещи. В квартире осталось несколько твоих коробок. У нас есть потенциальные покупатели, сейчас просто идёт согласование процедуры. С нашей стороны будет представлять сделку агент, так что я уезжаю с лёгкой душой. Всё дорогая, прости, моя очередь подошла.
Глаша посмотрела на замолчавший телефон, в душе нехорошо заворочалось чувство стыда и печали, и, подумав несколько секунд, девушка дала себе клятвенное обещание съездить к родителям. Хотя сразу же поняла, что это нереально. В Глашиных мыслях сейчас был такой беспорядок, что она даже не сразу осознала, насколько очерствела. Раньше после всех перипетий дня она бы долго залечивала душевные раны, а сейчас просто продолжает работать, и рефлексия — её постоянная спутница — осталась в той страшной комнате.
Пробежав по вымощенной красивыми булыжниками тропинке, Глафира открыла тяжёлую входную дверь и подошла к даме, сидевшей на вахте:
— Здравствуйте. Мне нужна Полякова Елена Сергеевна. Я ей звонила.
— Паспорт, — мрачно проговорила женщина.
Глаша порылась в сумке, достала удостоверение, подождала, пока дама тщательно перепишет все данные и вернёт корочки.
— В парниках она.
— Где? — удивилась Глаша.
— Занятия у них лабораторные. Через холл пройдёте и налево по дороге. Там позвоните, она скажет, куда дальше.
— Да я звонила, она трубку не берёт.
— Так у неё ж занятие, — фыркнула вахтёрша.
— Понятно. Когда занятие закончится? — спросила девушка.
— Через десять минут.
— Где её кабинет?
— Второй этаж и налево, — с какой-то неприязнью ответила женщина.
Даже не поблагодарив, Глафира решила подождать Полякову возле кабинета. Она поднялась по лестнице, прошла по безлюдному коридору и примостилась возле закрытой двери нужного кабинета. Витая в своих мыслях, девушка долго разглядывала висевшие напротив большие портреты лучших студентов, которые, как было написано на стенде, приняли участие в выведении устойчивого к морозам сорта винограда. Но было это явно давно: карточки слегка пожелтели, а надпись покосилась.
— Вы Глафира? — послышался голос сбоку. — Я Полякова.
Глаша подняла глаза на сухонькую, бойкую старушку, стоящую рядом и лучившуюся улыбкой. Потом Глафира поняла, что женщина явно моложе, просто абсолютно седые, гладко убранные под ободок волосы добавляли года.
— Здравствуйте. Вас искала моя руководительница, но сейчас она очень занята, и, если позволите, я задам вам несколько вопросов.
— Отчего же нет. Проходите.
— А что, в Ленинградской области действительно виноград можно выращивать? У моей бабушки большой сад, но я никогда не знала, что можно выращивать такие экзотические растения.
— Конечно. Главное — правильно выбрать сорт, ну и соблюдать необходимые условия, — женщина достала ключи. — Эти ребята внесли большой вклад в адаптацию лозы. Ну, я ещё тогда была моложе, и мы с ними прошли долгий путь разочарований, но потом всё получилось.
— А вы вроде в другом институте работали?
— Мне уже столько лет, что где я только не совмещала. Но всегда возвращалась к родным пенатам. Проходите.
Полякова широко раскрыла дверь, и Глаша, войдя в небольшой кабинет, резко остановилась. Девушке показалось, что её ударили под дых, она даже перестала дышать на несколько секунд, не слыша ничего вокруг. Она не могла оторвать взгляд от картины, висящей на стене. Мотив был простенький, сельский, но техника, цветовая гамма и расположение предметов в точности, как на тех двух полотнах, одно из которых она видела в квартире Нефёдовой, второе — в той жуткой комнате, откуда чудом выбралась живой.
Глава 16
Абсолютно тёмное пространство пульсировало острой болью, Анна Михайловна пыталась найти точку опоры для плавающего в тумане сознания, но каждый раз, когда казалось, что взгляд зацепился за что-то реальное, женщина снова проваливалась в беспамятство. Наконец ей удалось выплыть на поверхность. Продравшись сквозь бредовые галлюцинации, она пошарила сухим языком во рту, поискала глазами воду и попыталась понять, что случилось. Лисицына, почувствовав саднящую боль в районе виска, подтянула слабую руку к голове и в тусклом отблеске еле дышащего светом ночника увидела на пальцах кровавые подтёки. Вдруг в память острым углом ворвалось последнее событие, и женщина на мгновенье перестала дышать, судорожно соображая, как подать о себе знак. Но, оглядев бетонную коробку, панцирную кровать и старый вонючий матрас, на котором она лежала, женщина поняла, что в её жизнь вернулся тот кошмар, который она ждала почти каждый день.
Услышав шаги, Анна Михайловна повернула голову к стене и закрыла глаза. Так она пыталась хотя бы ненадолго оттянуть неизбежный момент новой встречи со своим мучителем.
— Здравствуй, — совсем рядом произнёс мужской голос. — Я так скучал. Ты можешь не притворяться, здесь стоит видеонаблюдение. Я следил за твоим пробуждением.
Анна вдруг почувствовала, как предательски стали выбивать нервную дрожь зубы и подрагивать кончики пальцев, сердце, ошалевшее от прилива адреналина, с бешеной скоростью качало кровь и дышать становилось всё труднее.
— Ладно, отдыхай. Я воды тебе принёс.
Анна вздрогнула от прикосновения чужой руки, услышала, как мужчина поставил на стол пластиковую бутылку, потом отошёл, и вскоре послышался хлопок закрываемой двери.
— Пожалуйста, если есть какие-то высшие силы, лучше уж дайте мне умереть, чем пройти ещё раз через всё это, — еле слышно прошептала Анна, по щеке её сползла слеза, а тело сковала судорога отчаяния.
Глафира сидела перед совершенно растерянной Еленой Сергеевной, смотрела на снятую со стены картину и уже минут десять просто молчала.
— Девушка, может быть, мы прервём это безмолвие? — в третий раз спросила Полякова, глядя на застывшую Глашу с полотном в руках.
— Откуда у вас эта картина? — наконец выдавила из себя Глафира.
— Подарок, — недоумённо ответила женщина.
— Чей?
— Простите, но вы ведёте себя так, будто вы приведение увидели, — выдохнула Полякова, присаживаясь за свой стол. — Я уже испугалась, думала, что-то случилось.
— Кто вам подарил эту картину и когда? — настойчиво спросила Глаша, положив полотно на стол и набирая номер Лисицыной.
— Моя ученица, это её работа. Она была не только прекрасным учёным, но ещё и восхитительно живописала, — лоб женщины прорезала гримаса печали. — Но никогда не гонялась за совершенствованием себя в этой области, ради удовольствия работала кистью, а потом дарила картины близким людям.
Глаша услышала в трубке механический голос, сообщающий, что телефон Лисицыной выключен, нахмурилась и стала звонить Визгликову.
— Почему вы о ней говорите в прошедшем времени? — Глаша услышала, что Визгликов взял трубку, выставила руку, предупреждая ответ Поляковой, и сказала:
— Стас Михайлович, я нашла одну из картин, похожих на те две. Полякова знает, кто это рисовал.
— Глаша! У тебя карт-бланш. Тряси её сама, всё из неё вытряхни. Лисицыну похитили, я сейчас пытаюсь разгрести огромную проблему с взорванным мостом. Архарова себе в помощь вызывай, он сегодня допуск полный получил. Латунин с койко-места рвался в бой. Погорелов ко мне едет. Отбой!
— Кирилл знает? — потухшим голосом спросила Глаша.
— Он со мной. Он знает.
Визгликов оборвал телефонный разговор, а Глафира снова провалилась в молчание, потом собралась с силами, взглянула на Полякову и медленно произнесла:
— Елена Сергеевна, сейчас я буду задавать вопросы, а вы будете мне отвечать. Как можно точнее, давая минимум не относящейся к делу информации. Хорошо?
— Милая, я как-то не привыкла работать в приказном порядке. Поучились бы манерам. Я и так достаточно долго терплю вас и ваши выходки.
Полякова попыталась взять картину в руки, но Глаша перехватила её и фактически прошипела в ответ:
— Сейчас в смертельной опасности находится один очень близкий мне человек и, возможно, все ответы здесь, — Глаша положила ладони на картину. — Прошу вас, услышьте меня.
— Ну хорошо, хорошо, — Полякова тревожно засуетилась, забегала глазами. — Что я могу сделать?
— Кто конкретно нарисовал эту картину? — Глафира открыла блокнот и выжидательно посмотрела на женщину.
— Картины пишут, а не рисуют, — поправила её Полякова, но сразу же осеклась. — Одна моя ученица. Логинова Инесса Витальевна. Она, после того как окончила наш вуз, трудилась здесь в аспирантуре, потом преподавала.
— Почему вы о ней говорите в прошедшем времени?
— Она, к сожалению, скончалась. Такая утрата для друзей, для науки.
— Много таких картин она… — Глаша запнулась, — написала?