— Этого не может быть. Одни глаза, одни глаза, — она лихорадочно набрала номер Визгликова и крикнула. — Я знаю, кто он! Это не Лавр. Группу захвата ко мне во двор, я думаю, Анна Михайловна где-то здесь.
— Польская, только не дури. Оставайся на месте.
— Стас Михайлович, это наш дворник, дядя Митя. Просто поверьте мне! Просто поверьте! Это сто процентов он. Как прибудете на место, сразу к нему в дворницкую, — Глаша бросила трубку.
Она вылетела на улицу, метнулась к запертой двери жилища дворника, изо всех сил дёрнула ручку и, как ни странно, дверь поддалась. Войдя в помещение со спёртым воздухом, Глаша остановилась в нерешительности, походила по крохотной коморке, постучала по стенам, но здесь не было даже намёка на то, что есть ещё один выход или проход в подвал. Возле входа кто-то зашевелился, Глаша внутренне сжалась и, затравленно глянув в сторону крохотного коридорчика, облегчённо выдохнула.
— Глафира, ты чего здесь? Тоже за мётлами пришла? Ну правильно, субботник, я считаю, можно и во вторник провести, — соседка покачала головой. — Только одно не пойму, чё вы все в дворницкую прётесь? Он мётлы и лопатки отдельно держит, в соседнюю дверь тебе нужно. А я за семенной травой пришла, оставила у Митрича, а то кот мой, паразит, прошлую пачку как семечки сжевал.
Глаша уже не слышала, что говорит женщина, она вылетела наружу, увидела ещё одну дверь и вошла в помещение, заставленное рабочим и садовым инструментом.
— Ты дальше-то не ходи, — протиснулась в открытую дверь соседка, — там в подвалы ходы, запутаешься ещё. А чё ты на субботник-то? Говорят, вы переезжаете?
Издав злобный гортанный рык, Глаша выдернула из кармана удостоверение и зыркнула на женщину:
— Очистите место преступления, — ляпнула она. — Быстро!
Пожилая дама смешала на лице выражение испуга и обиды, попятилась и, задрав голову, вышла вон, но её место сразу же занял запыхавшийся участковый.
— Глафира, Стас звонил, сказал не пускать вас никуда.
— Вы сейчас с кем разговариваете? — нехорошо блеснула глазами Глафира. — С девочкой из соседнего подъезда или со старшим по званию? — увидев смятение на лице Ник Никыча, Глаша продолжила. — Вы там были в подвалах?
— Ну, раза четыре. Чего там делать-то?! Ремонт уже сколько не делали, всё капиталку ждём. Один раз спускался с лаборантами из санэпида, один раз жильцы сказали, что кто-то что-то выносил, а это дядя Митя ковёр откуда-то припёр, но тот тухлый оказался, он его на помойку подальше вывез. Ну и два раза бабка заполошная звонила, что кричит кто-то там. Ну мы с дядей Митей походили, никого не нашли. Всё тихо было.
— Фонарь есть?
— Да. Но там, вообще-то, почти везде освещение есть, — сказал Ник Никыч. — Вон выключатель.
Мужчина потянул рубильник вверх, над одной из дверей зажглась лампочка, и Глаша обернулась на участкового.
— А это что?
— Ну, дядя Митя вывел сюда, чтобы понимать, работает цепь светильников или нет. Он мужик-то и головастый, и рукастый. Только куда-то делся, я ему уже четыре раза позвонил, без него-то не особо разберёшь, где что.
— Дядя Митя ваш — подозреваемый. Увидите — задержать немедленно. Он очень опасен, так что будьте осторожны. Пошли, — кивнула Глафира остолбеневшему участковому и распахнула дверь, ведущую в подвалы.
Глава 17
Длинный, обожранный временем и нехваткой средств местного самоуправления на косметический ремонт коридор катился далеко вперёд, стелился тёмным разбитым полом, пугал провисшей и местами оголённой проводкой. Глафира шла вперёд, ступая неуверенными шагами по скрипящей под ногами бетонной крошке, высвечивала себе дорогу в едва освещённом тусклыми лампочками подвальном пространстве и напряжённо вслушивалась в окружающую тишину.
— Глафира, ну дайте хоть, я вперёд пойду, — тихо проговорил крадущийся позади девушки участковый.
— Давайте каждый будет заниматься своим делом, — отозвалась Глаша. — Скажите спасибо, что я вас вход охранять не оставила, — и пробормотала: — И то только для того, чтобы Визгликов не орал как припадочный.
Подвальный коридор иногда расходился на тупиковые «отворотки», как называл повороты Ник Никыч, порой попадались пустые небольшие помещения, где валялась старая мебель, но нигде не было ни одной живой души. Даже кошек, которые живут в каждом приличном подвале, здесь не водилось.
— Как далеко простираются подвалы? — спросила Глаша, увидев перед собой ещё один нескончаемый перегон.
— Откуда я знаю, не особо интересовался этим вопросом. Здесь спокойно, относительно чисто, это коммунальщиков тема. Меня всё прекрасно устраивало, потому что на земле проблем выше крыши. Сюда никто не совался, и ладно, — Ник Никыч тяжело вздохнул. — Мне всё ж таки кажется, что вы насчёт дяди Мити маленько ошиблись. Ну куда ему в его возрасте в опасные преступники? И что он, по-вашему, украл? Бутылку водки в соседнем магазине? Так он сроду не пьёт. Ну, вру, конечно, мог красненького винца полбокальчика выпить. Я с ним сам как-то сидел в его каптёрке. Но он мужик правильный, — покачал головой участковый. — Я б в этих чёртовых подвалах без него совсем не разобрался.
Вдруг впереди пронёсся странный, ни на что не похожий звук. Было впечатление, что кто-то дробно стучит по стеклу, но в то же время дребезжание было глухим, далёким и словно шло из-за стены.
— Вы слышали это?
— Чё-то как будто стучит кто-то, — нахмурился Ник Никыч. — Хотя там вроде дождь собирался, может, вода по водостокам побежала?
Глафира прошла немного вперёд, огляделась и увидела небольшую дверь, закрытую на внешний замок. Девушка подёргала за дужку затвора, оглянулась на участкового и спросила:
— Как открыть? Есть мысли?
— Ключ нужен или лом. Но нет ничего дельного под рукой, — участковый поджал губы, огляделся и поднял ладонь, — погодите, сейчас вернусь, я там по ходу движения видел несколько железок годных, может, смогу подковырнуть.
Ник Никыч быстро ретировался обратно по проходу, а Глафира, оставшись в одиночестве, прижалась спиной к стене и тревожно оглядывала мрачное подвальное пространство. Сейчас до неё стало доходить, что она снова добровольно полезла в разинутую пасть опасности и у неё даже не возникло мысли остановиться или повернуть назад. Даже сейчас, когда сердце глухо билось в начинающемся приступе паники, разум оставался удивительно холодным и расчётливым и не давал девушке скатиться в болото истерики. Глафира успокоила дыхание, посмотрела на еле дышащую пульсацией полоску связи на телефоне, набрала сообщение Визгликову и услышала шаги возвращающегося Ник Никыча. Однако в проёме двери замелькала совсем другая фигура, Глаша сделала несколько осторожных шагов в сторону и забилась в занавешенный сумраком небольшой проём. Девушка видела, как дядя Митя прошёл мимо неё, остановился в нескольких шагах, поводил головой из стороны в сторону, вытащил связку ключей и подошёл к закрытой двери. Он вставил ключ в замочную скважину, повернул его несколько раз и открыл дверь настежь, после чего развернулся и проговорил:
— Зачем двери ломать? Коммунальное добро всё-таки. Ладно, я пошёл, а вы здесь разбирайтесь.
Глафира с нарастающим чувством паники видела, как дядя Митя остановился напротив неё, чувствовала, как по спине ползёт холодный пот, съёживается кожа и от страха становится холодно, словно внутрь неё высыпали несколько вёдер льда.
— Чего стоишь? У тебя снова есть выбор, — равнодушно сказал он. — Несколькими метрами дальше на выходе лежит Ник Никыч, я его не сильно приложил, спасти ещё можно. А за дверью ответ на вопрос, где Анна Михайловна. Давай думай быстрее, кого побежишь спасать в первую очередь.
И вдруг Глаше в одну секунду стало всё равно, что с ней будет. Девушка поняла, что если сейчас даст ужасу и безысходности приковать себя к наковальне бездействия, то навсегда останется в темнице своего страха. Девушка сделала шаг вперёд, взглянула на стоящего перед ней мужчину и проговорила:
— А как я должна выбирать? По вашему мнению, как я должна выбирать?
— Ну, наверное, решить, кто ты — прагматик и профессионал или заполошная баба, коей до этой минуты была. Ты думай разумом, а не сердцем. Ведь, с одной стороны, Ник Никыч менее ценный член вашего правоохранительного организма, поэтому правильнее спасать Лисицыну. С другой стороны, ты же не знаешь, может, она уже скончалась, и ты просто потеряешь время. И чтобы добраться до Лисицыной, нужно пройти ещё несколько коридоров. И если ты сейчас сделаешь неверный выбор, то потеряешь две жизни или даже три, включая свою. Ты, Глафира, неинтересная, я думал, ты будешь гораздо забавнее и активнее, но ты всё время меня разочаровываешь. Я даже порадовался, когда ты возникла на нашей авансцене, мне казалось, из тебя вырастет нечто занятное. Что ты как новая переменная привнесёшь в это уравнение если не смысл, то интерес. Но ты оказалась даже не нулём, ты — единица. И, умножая на тебя, ничего не меняется. Ты такая глупенькая, маленькая девочка. Так что я оставлю тебя доживать твою скучную жизнь и вариться в собственных разочарованиях, — дядя Митя глянул на экран телефона и покачал головой. — Ладно, я думаю, что мне пора. Прощай.
Глафира, словно во сне, видела, как он медленно разворачивается, машет ей на прощание рукой и усмехается, неприятно поднимая верхний уголок губы и обнажая крепкие белые зубы. Сама не ведая, что творит, Глафира вдруг сделала шаг вперёд, стянула со своей шеи шёлковый шарф и в несколько бесшумных прыжков оказалась позади мужчины. Глаша накинула ему сзади на шею матерчатую петлю и что есть силы стала душить, стараясь повалить его на пол.
— Сюда! Сюда! — истошно орала Глафира, слыша, как по коридору к ней на помощь мчатся люди.
— Глаша, Глаша, всё, отпусти, — подлетевший Визгликов стал отрывать от платка, которым Глафира душила дядю Митю, одеревеневшие и сведённые судорогой пальцы девушки. — Глафира, опомнись, мы здесь. Всё! — он сумел вытащить намертво зажатую материю.
— Это он, это он, — хватая открытым ртом воздух, шептала Глафира, падая на пол, когда наконец осознала, что не дала уйти преступнику и теперь в этих подвалах она не одна.