— Аня, ты понимаешь, что сейчас не только твой отдел под прицелом. Ты понимаешь, что какой-то говнюк бросил вызов всей системе? Не только вашему отделу.
— Конечно, — Лисицына развела руками. — И мы его поймаем. Просто никто не должен мешать, — Анна немного помолчала. — Я бы никогда не пришла, но Кропоткин уже замучил всех, к тому же он требует, чтобы уволили Польскую, а это нереально.
Николай Иванович молча встал, заложил руки за спину и немного походил взад-вперёд. Он задержался у окна и покачал головой.
— Аня, я сейчас скажу обидные для тебя вещи, но я не могу тебя поставить во главе этого отдела. Ты прекрасный аналитик, ты умище и талантище, но я прекрасно знаю, что вместо того, чтобы сидеть в кабинете, ты будешь скакать по местам происшествий, выезжать на трупы и бегать с шашкой наголо, — Помятин поднял руку, останавливая Анины возражения. — Но также я прекрасно понимаю, что Кропоткин — это не вариант. Я его неплохо знаю, и поверь, вот ему в бумагомарательстве и администрировании равных нет. Давай так, я сейчас посмотрю, что можно сделать, такие вопросы в шесть секунд не решаются, и на днях тебе позвоню.
— Я могу попросить, чтобы этот разговор остался между нами? — проговорила Анна, поднимаясь с места.
— Безусловно, — генерал взял кисть её руки двумя руками. — Поверь мне, Аня, я твою просьбу понял. Спокойно работай и жди вестей.
От генерала Анна вышла с двояким чувством: с одной стороны, ей казалось, что она сделала всё правильно, но с другой — чувствовала себя сейчас школьницей, которая не в силах справиться с проблемой и бежит к директору школы. Но сейчас Лисицына и правда не знала что делать. Под её суровой маской всегда прятались сомнения и страхи, а сейчас ей было особенно тревожно, потому что тот, кого она считала давно обезвреженным, был на свободе. И следующая мысль, которая пришла ей в голову, буквально пригвоздила женщину к месту. Она стояла на тротуаре посреди людского потока, её мысли лихорадочно вились вокруг последних событий, и сейчас Лисицына всё видела с другой точки зрения.
Женщина быстро вызвала такси, набросала коллегам сообщение о том, что сегодня её не будет, и уехала.
Визгликов уже подъезжал к дверям морга, когда увидел сообщение от Лисицыной, а следом от Глаши. Он вяло поводил глазами по экрану, покривился и набрал номер Польской.
— Чего тебе?
— Я готова работать, — прохрипела Глаша.
— Глафира, любое моё возражение вызовет кучу ненужных треволнений с твоей стороны. Поэтому я просто попрошу, чтобы ты долечилась, а потом будешь работать, — сказал Визгликов.
— Стас Михайлович, я могу работать дома. Я же не прошусь с вами бегать по городу.
— Мне прям спасибо тебе хочется сказать за это, — вздохнул Визгликов. — Хорошо. Бери на себя сейчас дело Нефёдовых. По ниточке распутывай, заново всё перепроверь. Ты хорошо умеешь это делать, мы уже видели результат. Только давай договоримся, Глаша, — Стас помолчал, — ты не лезешь никуда. Пожалуйста.
— Я точно теперь никуда не полезу. Обещаю, — глухо проговорила Глаша и попрощавшись повесила трубку.
— А вот в это мне слабо верится, — Визгликов свернул на парковку, втиснул огромный, сверкающий золотистыми граффити внедорожник на свободное место и вышел из машины.
— Фига себе у нас следователи теперь зарабатывают, — присвистнул бывший коллега Визгликова, выходивший из дверей лаборатории.
— Ага, — покивал Стас, которому в очередной раз лень было объяснять, чья это машина и как так случилось, что он на ней ездит.
Пройдя по суетливым коридорам морга, Визгликов постучал в дверь Нинель Павловны.
— Можно? — спросил он, просунув голову.
— Нужно, — буркнула женщина, не отрываясь от экрана монитора.
Визгликов сел напротив сердито стучащей по клавишам женщины и несколько минут выжидательно на неё смотрел.
— Стас, я не знаю пока, как это объяснить, но все трупы, которые вы нашли в склепе, — Нинель Павловна устало выдохнула и, сняв очки, потёрла переносицу, — короче, все они умерли по естественным причинам. Никаких следов насильственной смерти не обнаружено.
— Я так думаю, мне уволиться нужно, — не меняя выражения лица, сказал Стас. — Иначе я до старости не доживу.
— Я тоже так каждый раз себе говорю. Но факт остаётся фактом. Все подробные отчёты я сделала, даже лично за своими перепроверила данные. Есть у меня несколько идей, но, — судмедэксперт покачала головой, — проверка анализов требует времени.
— Может, причина хотя бы одинаковая у этой естественной смерти? — с надеждой посмотрел на неё Визгликов.
— Нет. Разные. Личности-то хоть установили? Ко мне никакие родственники на опознание не приходили.
Визгликов отрицательно покачал головой.
— Всё, Нинель Павловна, как мы любим. Одни вопросы и никаких ответов. Прямо «Кто? Где? Когда?», но без знатоков, — Визгликов поднялся. — Забираю отчёты?
— Да, конечно. Я подумала, если ты сам приедешь, будет быстрее. Ну и потом, чтобы двести раз с одним и тем же вопросом мне не звонил. И так голова кругом, — Нинель поправила волосы. — У них, Стас, даже повреждений никаких. Гематом, разрывов кожных покровов, внутренних кровотечений, ну хоть чего-нибудь, что могло бы указать на насильственные действия.
— Болели, может, чем-то одинаковым?
— Нет, анамнез везде разный. Стас, я уже голову сломала, заказала до чёрта разных дорогих анализов, некоторые нужно ждать. Найдёте родственников, нужно будет опросить. Я сама с ними пообщаюсь или Надю попрошу.
— Вы, Нинель Павловна, мне сотрудника до нервного срыва довели, — походя сказал Стас, направляясь к двери.
— В смысле? — Нинель Павловна в недоумении воззрилась на него.
— Ну, Надя эта ваша замуж выходит, а Латунин работать не может, сон потерял. Ходит с кислой миной, смотреть тошно, а у нас сами знаете сколько сейчас проблем, — от дверей проговорил Визгликов.
— Ну, во-первых, твой Латунин сам нюня и растяпа. Женщины любят завоевателей, а он всё ждёт от неё каких-то решений. А во-вторых, я что-то не помню, что у меня вывеску на здании с «МОРГ» на «ЗАГС» поменяли. Так что иди отсюда, Стас, — она пожала плечами. — И потом, опер без страдающего сердца, это как сытый художник, он же будет хуже работать.
— Какая вы коварная женщина, Нинель Павловна. Но ход ваших мыслей мне определённо нравится, — Визгликов слегка улыбнулся и развернулся, чтобы уйти.
— Об Андрее ничего не слышно? — тихо спросила Нинель.
Стас лишь помотал головой в ответ и направился к выходу.
Глафира сидела на кухне, завернувшись в халат, ей отчаянно хотелось страдать, но в голове вертелись мысли о работе и никак не давали девушке прийти в нужное состояние. Глаша ещё некоторое время послушала тишину, потом набросала краткое сообщение Кириллу, обследовала недра холодильника, где заботливая мама оставила готовой еды на год вперёд, и пошла в кабинет отца, чтобы взять чистые листы бумаги.
Но когда она по привычке протянула руку к старому бюро, то поняла, что здесь пусто. Вокруг вообще было пусто, родители собрали почти все вещи, и большой контейнер уже ждал своей отправки где-то в порту, и сейчас Глаша поняла, что всё происходит на самом деле. Ей почему-то немедленно захотелось позвонить матери, но она себя остановила, потому что так она сделает только хуже. Сейчас нужно было один раз сделать больно, чтобы потом всё встало на свои места и у каждого была своя жизнь.
Звук ответного сообщения от Кирилла вывел Глашу из раздумий, девушка прослушала аудиофайл и пошла в комнату собираться. Через полчаса она уже выбралась из дома и направилась к метро.
— Привет, — подойдя к Кириллу, проговорила она.
— Привет, — молодой человек недоумённо посмотрел на неё. — А ты что здесь делаешь?
— Ну ты же написал, что с Латуниным едешь. Вот я решила с вами, — Глаша пожала плечами.
— Глафира, — твёрдо сказала Кирилл. — Ты с нами не едешь. Я не могу смотреть ещё и за тобой.
— А тебе и не придётся, — слегка улыбнулась девушка. — Я сама о себе позабочусь.
Бессмысленный разговор затянулся до приезда Латунина, который остановился возле них на служебной машине, нервно просигналил и стал призывно махать рукой, пока его объезжали с левой стороны пылающие гневом автомобилисты. Кирилл махнул рукой и побежал к машине, Глаша заскочила на заднее сиденье, и они покатили в сторону загорода в садоводческое общество, где предположительно был участок у родителей подруги Веселовой.
— Только вот как их там найти, — вслух сказал Кирилл. — Эти садоводства как гигантские муравейники. Непонятно, кто где.
— А в справке из Росреестра разве нет адреса? — проговорила Глаша.
— Может и есть, но у них нет никакой загородной собственности. По крайней мере, на них ничего не оформлено.
— Неужели в школе или в опеке номеров родственников нет? — спросила Глаша.
— Была там бабушка со стороны матери, но умерла полгода назад, — Кирилл поморщился. — Можешь не спрашивать, не было на ней загородной собственности. У них если участок просто по членской книжке оформлен, то мы его никогда не найдём через официальные источники. Нужно только на месте, — Кирилл покопался в телефоне. — Вот одна из женщин во дворе сказала, что у них точно есть дача, однажды мать Юли рассказывала, как у них крышу сорвало. Короче, упомянула. Примерный адрес соседка сказала. Ну и дом у них голубого цвета с белой отделкой.
— Да они могли и квартиру снять, — проговорил Латунин.
— Не думаю. Все в федеральном розыске, ребёнок запуган, может в любой момент дать сбой, и тогда окружающие обратят внимание. Им нужен кто-то неприметный. Семья Юли идеально подходит, — ответила Глафира. — Да и новые люди в помощниках, это дополнительные траты и внимание со стороны, а если учесть, о каких деньгах идёт речь, то я не уверена, что Веселова будет рисковать. И потом её мышление довольно линейно, она агрессивна и не умеет договариваться. Схватила, угрожает, заставляет… она идёт путём насилия. Эта понятная для Веселовой схема. Она так выросла, в таком кругу общалась.