– Государство вообще имеет иные основания, чем социальный клан, такой как семья. Все счастливы только в крепких и здоровых семьях, а их создаёт только общее дело. Это не я говорю, это – Жан Жак Руссо39. А ведь социализм и есть семья.
– Ну, положим, он не совсем так говорил, – возразил Мюрдаль.
– «Итак, первый и самый важный принцип, основанный на законах народного Правления, то есть на законах, имеющих целью благо народа, состоит, как я уже говорил, в том, чтобы во всем следовать общей воле. Но, чтобы ей следовать, нужно ее знать и, в особенности, уметь хорошо отличать ее от частной воли, начиная с самого себя…» – процитировал Кнут. – Варяжский корабль, профессор, это наиболее совершенная модель управления обществом. Все люди разные, но при этом все – единая социальная семья.
Кнут достал из кармана яблоко и принялся грызть его безо всякого смущения. Он с лёгкостью, не отрываясь от своего занятия, продолжил рассуждать:
– Вы говорите, что мировая экономика – это ветер. Но варяжский корабль может идти не только под парусом, но и на вёслах, и мы всегда выгребем против ветра, если грести будут все. То есть, всё общество, в равной степени, должно быть устремлено в едином направлении пути следования корабля. Не может сложиться так, что одному гребцу хочется плыть на юг, а другому на север, а третьему вообще никуда не хочется грести.
– А что, если кто-то не хочет с вами плыть в одной лодке? – наконец вмешался профессор.
– Это законно, – ответил Кнут, – но тут возникает вопрос: «Он не хочет потому, что попал не тот корабль, или он просто привык, что на него горбатятся другие»? Социализм может «плыть» куда посчитает нужным, он должен использовать как свободный рынок, так и плановую модель экономики. Это делают сейчас в Советской России, и пока мы загибаемся в кризисе, у них начался экономический подъём. Социализм – это свобода не индивидуального выбора, а коллективного. Но, свобода! Корабль, действительно, может плыть куда хочет. И должен это делать. Направление его следования принимают все члены команды, а не кто-то один. Это – аксиома.
– Экономика не может совершать такие скачки, – возразил Мюрдаль. – На переходе от одной формы собственности к другой вы потеряете промышленное управление, а значит, потеряете промышленность!
– А мы не будем делать резких скачков, – спокойно ответил студент, – нами руководят не политические страсти, а экономические выгоды. Мы не орём на каждом углу: «Пересажаем всех красных или выгоним всех евреев!» как это делают сейчас немцы. Их социализм провален, потому что он увяз в идеологии. А у подлинного социализма должна быть лишь одна идеология. Вот, загибайте пальцы, – Кнут показал пятерню, только что освободившуюся от яблочного огрызка. – Первое – бесплатное и отличное образование, – студент загнул один палец, – второе – бесплатная и отличная медицина, третье – пенсии, четвёртое – рабочие места для всех, это ещё называется правом на труд, но не мне вам объяснять, пятое – бесплатное применение закона. Именно так, потому что коррупция – это платное применение права в личных интересах. Значит, отсутствие коррупции и обязательное действие законов для всех! Перед законом все равны! Вот профессор, мой кулак сжат, и сжимает он варяжское весло, потому что, как легко заметить, на варяжском корабле все эти принципы осуществимы и очевидны.
– Свободный рынок не может гарантировать право на труд, – сказал Мюрдаль, поднимаясь со стула, – я объяснял это вам на лекциях. Он работает на основе саморегулирующихся механизмов, и не может знать, какое количество рабочих мест потребуется производству. Так что, вам не избежать коллапса. Простите, я спешу на свой корабль.
– Мы плывём с вами сегодня на одном корабле, профессор, – заметил Кнут. – У социального общества всегда найдётся, чем занять своих подопечных. И даже сделать это экономически выгодным.
– Это всего лишь декларация, – ответил Мюрдаль, надевая чёрную фетровую шляпу. – Вы же будущий экономист! Избегайте лозунгов, ваша задача – только считать. Только расчёт, и никаких лозунгов!
Они вышли под дождь. Пароход с чёрной трубой давно опустил трап, и редкие пассажиры мелькали за стёклами салона на главной палубе.
Мюрдаль подумал, во сколько ему обошлась эта поездка? Часы того стоили. И даже не сами часы, а поиск этого удивительного механизма, заключенного в старую бронзу с фарфоровым циферблатом и в корпус из красного дерева. Экономика составляет собственное представление обо всём: об истории человеческого общества и его развитии, о возникновении войн и границах государств, но ни один расчёт не способен измерить значение некоторых жизненных стимулов. Например… забавы гения. Она измеряется не в кронах, и не в фунтах стерлингов.
Если бы часы Мюрдаля могли отражать реальное время в обратном его направлении, то события, прямо или косвенно связывающие разных людей одной историей, перенесли бы нас на тысячу семьдесят один год назад. День в день. Всего в двух шагах от того места, где дивно пахли шведские булочки с марципаном, в каменоломне Кнудскер зияла чёрным глазом Гранитная пещера местного тролля. Над ней сейчас летал вещий ворон, и люди с факелами робко жались к зарослям бузины, заглядывая во мрак пещеры. Тролль заревел, и все бросились наутёк…
– Почему мы не взяли собак?!
Все посмотрели на Бьёрдура, но он только улыбнулся…
– И всё же, – крикнул Кнут, догоняя профессора, – свободный рынок может всегда зарезервировать рабочие места для тех, кто имеет социальные гарантии.
Мюрдаль вздохнул и ничего не ответил.
У них по-разному сложилась судьба. Мюрдаля считают одним из основоположников скандинавского социализма, в экономическом его аспекте. А от Кнута осталось только имя. История так никогда и не узнала фамилии этого молодого идеалиста.
ГЛАВА 13
Кёллеру снилась потеря денег, бабушка Эльза с большим рыжим котом и Юхансон, который утонул в кобальтовой ванне дорого отеля.
Бабушка творила свой яблочный шнапс на старой, уцелевшей от войны ферме. На него шёл исключительно «осенний принц», других сортов яблок она не признавала. Кот был очень похож на Юхансона. Если присмотреться повнимательнее, его усатая мордочка, теряя в шерсти, мутировала в веснушчатую физиономию Улле Юхансона.
– Почему мы не взяли собак?! – кричал кто-то за декорациями сна.
Кот глупо улыбался этому вопросу, постепенно вплывая рыжим облаком в ванную комнату с позолотой, кобальтовым кафелем и высокой ванной.
Юхансон всё же утонул…
Кёллер открыл глаза, посмотрел в потолок и сказал самому себе: «Важно не спать, а выспаться!» Это назидательное умозаключение окончательно привело его мозги в рабочее состояние, и как раз вовремя, потому что раздался телефонный звонок от Квиги.
– Начинаем, – угрюмо проговорил Ковач, – подтверди свой статус.
– Ти-эм40,– ответил Кёллер. Теперь это означало, что он участвует в операции.
– Встреча в двенадцать на парковке моего отеля, – сказал Ковач и прервал разговор.
Всё пришло в движение. Кёллер соскочил с кровати и резко ворвался в сложенные на стуле одежды. Он бросил на пол большую сумку для своих оперативных командировок, и переместил в неё состав необходимых ему вещей. Этот груз так и назывался: «Состав оперативного имущества». Никаких легкомысленных определений типа «снаряжение» или «дорожные вещи». Кёллер не занимался туризмом.
В сумку полетели пакеты с сублимированной едой, полотенце, консервированная вода, тактическая аптечка по протоколу ТССС41, отдельно от аптечки шприцы-тюбики с промедолом, отдельно гемостатики, чтобы убирать воду из крови, ведь воевать замышлялось на море…
Кёллер в сотый раз осмотрел даты годности препаратов, будто что-то могло в них измениться со вчерашнего дня.
Последними шли чехол с тактическим ножом и Глок 17 под девятимиллиметровый патрон. Кёллер пользовался простым и самым надёжным пистолетом в мире. Квига предпочитал армейский «Кольт», но члены его команды считали это фанфаронством, как и некоторые другие привычки своего неформального лидера.
Конечно, «Кольт» стрелял приятно для руки, «вкусно». Не клацал, не скрипел выстрелом, не рвал ухо. Но после тех времён, когда американские ковбои дёргали свои стволы от бедра, кольты превратились во второстепенное оружие, «оружие загнанной крысы», как говорили в команде таких людей как Кёллер и Юхансон. А Глок был в полном смысле оружием ближнего боя и решал основные задачи огневого поединка на установленной для себя дистанции. Даже несмотря на то, что под эту роль давно отрядили автоматические короткостволы типа МР 5.
На парковке отеля «Хемптон» китайские туристы концентрировали силы для удара по каким-то достопримечательностям Свиноустья.
Кёллер подумал, что если у них с Квигой и Юхансоном всё выгорит с этой странной затеей перемещения во времени, то кого-бы он там не удивился встретить, так это китайских туристов.
Квига нервничал. Напарники ти-эм никогда не видели его таким. Кёллер понял, что Ковач просто абсолютно уверен в успехе своих расчётов и потому уже предвкушает встречу с неизвестным. В полном смысле этого слова. Ведь все знают историю лишь по представлению историков, а что там есть на самом деле сейчас предстояло выяснить.
– С лодкой я договорился только на два часа, – заговорил Квига, – теперь не сезон и потому это стоило немалых усилий.
– Локация: 53 градуса, 55 минут и 10 секунд северной широты; 14 градусов, 23 минуты и 25 секунд восточной долготы, – отчитался Кёллер, – от порта это примерно в полутора километров.
– Успеем обернуться за два часа? – спросил Юхансон.
Квига и Кёллер посмотрели на него с презрением.
– Мы не собираемся возвращать лодку, – бросил пренебрежительно Ковач.
Юхансон только улыбнулся в ответ. Глупой улыбкой рыжего кота, который сегодня утонул вместе с ним в кобальтовой ванне.