— О чем же вы хотели поговорить со мной, ваше сиятельство? — спросил я. — Есть новые данные по анализам Павла Дмитриевича?
Нет, мне точно не послышалось. Он назвал меня Алексиусом. Но как это возможно?
Никогда, ни разу в жизни я не произносил свое настоящее имя в присутствии других людей. Лишь на Коневце, когда мы заключали договор с Арсом, я произнес клятву. Но слышать ее могла лишь Оксана Костенко, а девушке я подтер память. К тому же она была слишком далеко, чтобы расслышать то, что я говорил, да еще и на другом языке.
Иными словами, если мне не почудилось, а мне не почудилось, этот Толстой явно был не тем, за кого себя выдавал. Или не только им.
— А тебе повезло с сосудом, — усмехнулся Толстой и взглянул на свое отражение в стеклянной дверце шкафа. — Даже отчасти похож на самого себя. Мне выбирать не приходилось — куда получилось, там и остался.
Я продолжал строить из себя дурака.
— Не уверен, что понимаю, о чем вы говорите, ваше сиятельство.
Толстой резко повернулся ко мне и схватил меня за руку.
— Это я, Алексиус, — шепнул он. — Стагнис.
Я замер. В мире и правда немного вещей, способных вогнать меня в ступор. Но это…
Это было невозможно.
Я смотрел на графа — кажется, его звали Ильей Андреевичем, и он был третьим сыном старого графа Толстого, представителя старшей титулованной ветви. Значит, не показалось.
— Я докажу, — шепнул он, оглядываясь по сторонам. — Времени мало, но я докажу. Ты должен мне поверить.
Алмазный перстень на его руке неожиданно вспыхнул зеленым — концентрированной энергией Искажений. Этот всполох сорвался с его руки, завис в воздухе на пару секунд, а затем граф схватил его другой рукой и поглотил.
Это был его фирменный жест — резко выкинуть вперед руку, провернуть запястье, направить потоки энергии к объекту и поглотить его. Он постоянно так делал с монетами и другими мелкими предметами. И заклинаниями.
— Мы вместе бились под Шлунью, — продолжал тот, кого здесь знали как Толстого. — Ты, я и Фрей. Меня ранило, и нам пришлось остаться на несколько дней у темновласки. Фрей потом постоянно меня подкалывала. Моего сына зовут Симом, я тайком отправлял ему деньги и подарки…
Я не заметил, насколько крепко стиснул его руку. Он говорил все это, глядя мне в глаза.
Говорил то, что больше никто в этом мире знать не мог. Мне не верилось. Совсем не верилось.
— Стагнис. Вот же…
— Отныне — Илья Андреевич Толстой, глава магохимической лаборатории Державного университета, — хрипло проговорил он и описал пальцем круг у своего лица. — Теперь оценил иронию? Меня, который подковы разгибал на спор, — и в тело такого дохляка…
Я нервно проглотил слюну. Горло словно сдавило тисками.
— Какого черта, Стагнис? — прохрипел я. — Ты погиб у меня на глазах. Тебя, мать твою, разорвало на частицы тем Искажением. Как это вообще возможно?
Стагнис-Илья кивнул.
— Георг успел… ну, почти успел. Отправил мой дух в портал — он же медиум, умеет такое проворачивать. Но ты сам понимаешь, что это был билет в один конец. Дух он смог спасти. Но моего тела больше нет, вернуться некуда. Так что это не отпуск. Это прощальный подарок.
Я отпустил его руку и огляделся на дверь.
— Тише, Стаг… Илья Андреевич. Лучше не обсуждать это здесь. Я услышал достаточно.
— Уж я знаю. Нужно встретиться и поговорить в тихом месте, — кивнул старый товарищ. — Я все расскажу. Все же я здесь явно дольше твоего. Тридцать пять лет…
— Как ты понял, что это я?
Он моргнул пронзительными желто-зелеными глазами и многозначительно усмехнулся.
— Серьезно? После всего, что ты устраивал на публике? Да кто угодно из Ордена тебя бы узнал. Не особо ты и скрывался.
— В отличие от тебя, полагаю.
Толстой пожал плечами.
— До некоторого момента я и правда считал себя пенсионером. Но, как говорил старина Эд, в нашем деле на пенсию выйти не успевают.
— Нам и правда нужно о многом поговорить, — отозвался я. Происходящее все еще казалось мне сном.
— Тогда позволь мне пригласить тебя к нам на обед. Там и побеседуем.
— Я курсант и должен вернуться на службу, забыл?
— Ничего, это мы уладим. В конце концов, я начальник лаборатории, с которой сотрудничает не только Корпус, но и Дворец. Уверен, я найду способ организовать тебе визит в мою вотчину.
У меня, признаюсь, защемило в груди от необходимости так быстро расстаться. Стагнис не просто был мне другом. Он был моим старым боевым товарищем, братом — в Ордене все друг другу братья и сестры, но мы и правда всегда были близки. Не сосчитать, сколько нами было убито тварей, закрыто порталов, выпито дешевого пива в кабаках.
Десятилетиями мы бились вместе. И я оплакивал его гибель. Мы все оплакивали, но тогда я и правда лишился брата, ставшего мне родным.
И вдруг снова обрел его там, где не рассчитывал встретить никого из своего мира.
— Хорошо, — улыбнулся я. — Буду рад экскурсии в лабораторию. Хотя, конечно, предпочел бы нормальную трапезу.
— Разберемся, — Стагнис-Толстой привычным жестом хлопнул меня по плечу, но на этот раз удар получился совсем слабенький. Раньше от такого дружеского тумака я едва мог удержаться на ногах, а сейчас так, словно дамочка веером припечатала.
— Да уж, с сосудом тебе и правда не повезло, — ухмыльнулся я.
Стагнис хотел было ответить чем-то язвительным, но тут в дверь постучали, и на пороге возник Заболоцкий.
— Артем Юрьевич, — невозмутимо кивнул ему мой товарищ.
— А, нашли Николаева, значит. Хорошо… — маголекарь кивнул в сторону коридора. — Павел Дмитриевич желает вас видеть, Алексей Иоаннович.
Я удивленно приподнял брови. Неужели разум начал к нему возвращаться?
— Благодарю, сейчас зайду, — кивнул я и поклонился Толстому. — До встречи, Илья Андреевич.
— До встречи, Алексей Иоаннович.
В коридоре, переминаясь с ноги на ногу, дожидались Андрей и Кропоткин. Заболоцкий подвел всех нас к палате и неожиданно погрозил мне пальцем.
— Алексей Иоаннович, я понимаю, что ситуация патовая, но все же напомню, что пациент все еще пребывает в тяжелом состоянии. Если бы он сам не попросил поговорить с вами, черта лысого я бы снова вас к нему подпустил! У него, пацана, давление скакануло до двухсот!
— Того требуют обстоятельства, Артем Юрьевич, — спокойно отозвался я. — У нас нет времени дожидаться, пока он соизволит. Пришлось немного надавить. Но впредь буду беречь его тонкую душевную организацию.
Заболоцкий что-то пробубнил себе под нос и приказал охранявшим палату гвардейцам нас пропустить.
— Надеюсь, он делает это не от скуки, — проворчал Андрей.
— Возможно, попытается набить себе цену, — сказал Кропоткин.
Но кузен лишь холодно усмехнулся.
— Не в его положении и не после всего, что он устроил.
Я с удивлением отметил, что впервые видел Андрея… обиженным. Его действительно ранило все, что наговорил Павел, и он принял все это близко к сердцу. Обычно Андрей превосходно держал себя в руках — вечно был в приподнятом расположении духа, не унывал и в целом не пускал никого себе в душу. Этакий идеальный фасад, какой и должен держать сын великого князя.
Но сегодня что-то в нем надломилось. Да, дорогой братец, так оно порой случается — ты человеку все от души, а он тебе на крыльце нагадит.
— Павел Дмитриевич, — деловито обратился я и, обогнув кушетку, уселся на стуле возле изголовья. — Вы хотели поговорить, и я вас слушаю.
В комнате стояла тишина, только приглушённый шум дежурных шагов и доносящийся откуда-то издалека приглушённый шёпот напоминали о том, что это была очень большая больница.
Павел лежал на кровати, неподвижный, с закрытыми глазами. Но когда я устроился возле него, он словно нехотя открыл глаза и посмотрел на меня.
— Ну, что, готовы к честному разговору? — тихо спросил я, скрестив руки на груди.
— Пожалуй, — кивнул он. — Я подумал над твоими словами, Алексей. Ты был прав. Матушка знала. Не все, но достаточно. Но Вики… Сестра ни при чем. И я не хочу, чтобы она пострадала. — он глубоко вздохнул. — Я сам себя угробил, Кати мы потеряли… Родители не переживут, если потеряют еще и Викторию. Это моя цена. Я сдам все, что знаю в обмен на безопасность моей сестры.
Кропоткин с интересом склонился ближе, но покосился на Андрея. Сейчас он, как сын великого князя, мог давать подобные обещания. Ведь именно для этого его сюда и отправили. Андрей тоже проходил экзамены и испытания, которые назначал ему мой дядюшка.
— Тебе нужны гарантии, так? — Спросил кузен.
— Я не вправе их требовать и уж точно не смогу проверить, честны вы со мной или нет, — хрипло ответил Павел. — Но я надеюсь на честный обмен.
Андрей кивнул. Я понял, что у него уже был заготовлен ответ для такого сценария.
— Хорошо, вот наши гарантии, Павел Дмитриевич. Виктория Дмитриевна, как и Катерина, с этого момента формально будет находиться под покровительством императора. Она уже совершеннолетняя, поэтому не сможет претендовать на опеку, однако вопрос покровительства будет зафиксирован юридически.
— Старая лазейка, — припомнил я.
У Императорского дома был свой небольшой свод законов. В частности, император имел право взять на себя особое покровительство над любым подданным. Когда Катерина сбежала от Павловичей, дядюшка оформил подобное покровительство и над ней — до момента, как она поступила в Корпус.
В самой империи такая бумажка много не значила, но могла ой как пригодиться за ее пределами. В случае с Катериной она просто демонстрировала серьезность намерений дядюшки, а с Викторией придется и правда пустить эту штуку в ход — в рамках дипломатической миссии.
Павел слабо кивнул.
— Что ж, тогда я готов говорить. Только вытащите их поскорее.
— Что ж, рад, что мы с тобой думаем в одном направлении, — сказал я. — Значит, начнём с самого начала. Расскажи нам о веществе, которое ты принял. Где достал, как часто принимал. Это жидкость или порошок?