– Полный порядок, – прошептала она с удовлетворением – они вышли почти так же хорошо, как у Марии.
Она нарезала бекон тонкими пластиками от большого куска, когда Уэйд въехал во двор. Шторм видела в окно, как он ловко спрыгнул с седла и привязал своего коня к столбу. Когда он поднимался на крыльцо, ее взгляд непроизвольно остановился на его бедрах, их движение возбудило ее, она почувствовала пламенное желание внизу своего живота и не могла оторвать взгляда от бугорка на его брюках, где находилось то, о чем она сейчас так страстно тосковала. Судорога пробежала по всему ее телу.
– Прекрати! – сердито прикрикнула она сама на себя и, положив кусочки бекона на сковородку, понесла ее на огонь.
Мясо уже начало шипеть на разогретой сковородке, когда Уэйд вошел на кухню, сопровождаемый Кейном, который только что оседлал своего коня. Сев на свое обычное место за столом, Уэйд криво усмехнулся Кейну, который налил две чашки кофе.
– Ты считаешь, что для нас не безопасно завтракать сегодня утром? – спросил он обеспокоенным тоном.
Поймав смеющийся взгляд друга, Кейн ответил: – Все, что я могу сказать, это только то, что я надеюсь, кухарка несколько исправилась в лучшую сторону за последнее время. Хотя я, конечно, помню то невообразимое месиво, которым она нас нередко потчевала в былые времена.
Уэйд кивнул, выражая полное согласие.
– И помнишь, мы даже не могли возразить ни слова по этому поводу. Мы должны были сидеть за столом и давиться этой, с позволения сказать, едой, а Мария, между тем, обычно стояла в дверном проеме, сверкая глазами в нашу сторону, ну как тут было найти в себе мужество сказать хоть слово!
Кейн притворно вздохнул.
– Удивительно, как вообще мы уцелели. Да еще и вымахали в таких крепких и красивых мужчин.
Они продолжали дразнить Шторм, пока та готовила завтрак, не поддаваясь на провокации и делая вид, что не слышит, о чем говорят эти двое. Но когда она с громким стуком поставила тарелки с яичницей, беконом и жареной картошкой перед обоими мужчинами, ее глаза горели опасным огнем. Видя, что она повернулась спиной к ним и пошла к плите за кофейником, Уэйд подмигнул Кейну.
– Я должен сказать, что ее манера поведения на кухне заметно изменилась. Ты помнишь, какие улыбки и нежный лепет сопровождали прежде ее гастрономические потуги?
– Уэйд Мэгэллен, – Шторм встала рядом с ухмыляющимся Уэйдом, держа дымящийся кофейник в руке – скажи прямо, ты хочешь, чтобы я налила кофе в чашку или тебе на колени?
– О Господи! Только не на колени! – воскликнул Кейн в притворном ужасе. – Подумай обо всех тех женщинах, которых ты тем самым, обездолишь в настоящем и будущем. Уж лучше лей ему прямо на голову.
– Думаю, именно это она и собирается сделать, – пробормотал Уэйд, поглядывая на Шторм с опаской.
– Что я собираюсь сделать, так это заставить вас обоих заткнуться, – отрезала Шторм и плеснула кофе в чашку Уэйда, причем он стремительно отдернул свою руку со стола – от греха подальше.
Уэйд с обиженным видом взглянул на нее, хотя губы его непроизвольно кривила озорная усмешка.
– Послушай, Шторм, в твоем характере появилась очень неприятная, я бы даже сказал, подлая черта.
Шторм ничего не ответила, а лишь взяла свою чашку кофе и подошла к окну. Она пила дымящийся напиток осторожно, маленькими глотками, чуть касаясь вытянутыми губами горячего края чашки, и прислушиваясь к разговору Кейна и Уэйда о предстоящей поездке. Сразу же после завтрака, они встали, готовые к отъезду.
Кейн подошел к сестре и, положив ладони ей на плечи, сжал их, тепло глядя на Шторм.
– Береги себя, сестренка, пока я буду в отъезде. Рейф присмотрит за тобой и Джейком. И не вздумай прогуливаться поблизости от места, где пасется дикий жеребец.
– Вряд ли у меня найдется время для прогулок, – сказала Шторм. – Я же буду ухаживать за Джейком, ты что забыл?
– Ну да, конечно, – Кейн нежно тронул ее за подбородок, затем, взмахнув рукой, он вышел из кухни.
Оставшись наедине с Уэйдом, Шторм ожидала, что он съязвит сейчас что-нибудь насчет Рейфа, остающегося с ней под одной крышей. Но он поразил ее тем, что сказал только:
– Не очень-то убивайся, ухаживая за отцом.
И вышел. Шторм услышала топот копыт лошадей, которых ковбои выводили из конюшни, и подбежала к окну, чтобы помахать им на прощанье, когда они будут проезжать мимо дома. Все, кроме Уэйда, помахали ей в ответ. Но он даже не повернул головы в сторону дома.
– Ну и катись к чертовой матери, – пробормотала она и поспешно начала наводить порядок на кухне. Нельзя было оставлять Джейка надолго одного.
Шторм понадобилось не более пятнадцати минут, чтобы упаковать в седельную сумку два платья и четыре смены нижнего белья. Прежде чем застегнуть сумку, она положила туда еще и кусочек душистого мыла. Переодевшись в юбку для верховой езды и блузку, она, отнесла сумку вниз на кухню и захватила с собой небольшой мешок, стоявший в углу. В нем лежали чистые тряпки, щелочное мыло и уксус – все это собрала Мария накануне вечером.
– Я уверена, что ты не найдешь в этом свинарнике, доме Джейка, ничего подобного, – объяснила она.
У конюшни Шторм увидела, что Джеб уже оседлал Бьюти и теперь поджидал ее. Она благодарно улыбнулась старику. Подсаживая ее в седло, он сказал:
– Передавай Джейку мои наилучшие пожелания.
– Передам, – ответила Шторм и, пришпорив Бьюти, тронулась в путь. – Увидимся дней через пять! – крикнула она и поскакала прочь легким галопом.
Примерно через час Шторм свернула с дороги на тропинку, ведущую к домику Мэгэлленов – строению, сложенному из бревен. Как и дом Рёмеров, эта постройка состояла из четырех комнат, в каждой из которых имелось по окну; вдоль всего главного фасада тянулось широкое крыльцо под навесом – открытая веранда. Главный фасад дома выходил на реку, а окна заднего фасада выходили на небольшую рощицу корабельных сосен, среди которой находился маленький сарай, где Мэгэллены держали своих лошадей. Кроме, этих построек на дворе стояла высокая узкая дощатая уборная и небольшой загон для скота. Таковы были владения Мэгэлленов.
Шторм направила Бьюти к загону и спешилась. Она сняла седельную сумку с перевязочным материалом, а затем расседлала лошадь и повесила седло на забор загона. Сняв всю сбрую с Бьюти, Шторм послала ее в огороженный загон.
Над домом вовсю заливался жаворонок, когда Шторм взошла на широкое крыльцо и толкнула входную дверь.
То, что она слышала от Марии об этом доме, не давало ей полного представления о нем, и поэтому, переступив порог, Шторм остановилась как вкопанная. Она долго стояла и смотрела, изумленная и даже испуганная царящим в большой комнате беспорядком. В нос били запахи пыли, потной одежды и виски.
– О Господи, – пробормотала она, – да мне тут надо день и ночь работать, только чтобы создать хоть видимость порядка.
«Неужели здесь и раньше был такой бедлам, когда она была моложе и запросто бегала в этот дом?» – задавала она себе вопросы, глядя на кушетку, обитую кожей, на подушки которой были в беспорядке навалены грязные брюки и рубашки. Похоже, что так здесь было всегда, просто дети не обращают внимания, на грязь и мусор.
– Это ты, Шторм? – из глубины дома раздался ворчливый голос Джейка.
– Да, это я, – звонко отозвалась Шторм и начала прокладывать себе путь через дебри и завалы. – Как ты себя чувствуешь? – спросила Шторм, входя в спальную комнату, такую же запущенную и пропахшую виски.
– Я чувствую себя чертовски плохо, – проворчал старик с застывшим на худом лице скорбным выражением. – Я просто схожу с ума в этой проклятой темнице.
– Это неудивительно, – согласилась с ним Шторм, глядя на покрытое слоем грязи и пыли окно, которое почти не пропускало в комнату солнечные лучи. Она подошла к окну и открыла форточку. – Тебе необходим свет и свежий воздух. Первое, что я сделаю здесь – это вымою все окна, чтобы сюда проникали солнечные лучи, и не казалось, что ты живешь в пещере.
Повернувшись к старику, она с удивлением увидела, что он очень смущен ее словами.
– Я думал, – пробормотал он, – что если окна оставить грязными, беспорядок не так будет заметен.
– Черт возьми, Джейк, нельзя же так жить, – сказала Шторм прямо и откровенно, собирая газеты, разбросанные по всему полу. – Ты мог бы нанять какую-нибудь женщину, чтобы та приходила время от времени и убирала дом. – Собрав целую охапку газет, она решительно добавила: – И потом, вы оба, в конце концов, тоже могли бы хотя бы немного убирать за собой.
– Да, я все понимаю. Уэйд называет наш дом логовом борова. Но дело в том, что мы не хотим, чтобы в доме хозяйничали чужие люди и совали нос не в свои дела. Каждый месяц – или почти каждый месяц – мы обходим дом и выгребаем грязь из самых запущенных углов.
– Ну хорошо, – сказала Шторм, – не будем углубляться в вопрос, почему и как вы живете здесь с Уэйдом, это не мое дело. Но поскольку я здесь, то, ей-богу, я превращу эту берлогу, за отведенные мне несколько дней, в место, похожее на человеческое жилье.
– Конечно, конечно, дорогая, – поспешил Джейк успокоить ее. – Делай с этим домом, что хочешь. Ты здесь – хозяйка.
Мэгэллен-старший выглядел в этот момент таким извиняющимся, таким беспомощным, что Шторм не могла не улыбнуться.
– Ладно, – сказала она, – я начну, пожалуй, с того, что сменю твое постельное белье. Но сперва скажи мне честно, ты завтракал?
Джейк кивнул.
– Уэйд приготовил мне яичницу с беконом, прежде чем уехал. Наверное, в кофейнике еще остался кофе, можешь выпить чашечку с дороги.
– Я сделаю это попозже, – сказала Шторм и вышла из комнаты. Обшарив все мыслимые и немыслимые углы, она смогла найти всего лишь одно-единственное чистое полотенце. Из этого, факта Шторм сделала заключение, что начинать надо со стирки одежды, постельного белья, полотенец и всего прочего.
Она вышел на заднее крыльцо и наткнулась на гору грязного белья, приготовленного для стирки. «О Господи, – с ужасом подумала она, – эту кучу собирали, по крайней мере, два месяца». Она закатала рукава, сошла с крыльца и обошла задний дворик.